е часа ночи. В палатах царила мертвая тишина, но коридор был освещен достаточно ярко, и вход в палату 3 20 хорошо просматривался от сестринской. На потолке через каждые метров пять горели лампы дневного освещения, и участок коридора непосредственно перед интересующей Китано дверью попадал в особенно яркую полоску света.
Итак, осмотр места ничего инспектору не дал. Показания Фусако, несомненно, вызывали подозрения, но опровергнуть их оказалось, увы, непросто. Если она в ту ночь была в своих контактных линзах, то вполне могла рассмотреть человека, выходившего из триста двадцатой. У Китано зрение было нормальным, и он сам убедился, что это вполне возможно. И все же что-то не давало инспектору покоя, его не оставляло ощущение, будто он упускает из виду нечто очень важное. Китано чувствовал, что совершил какую-то оплошность.
«Адзисава вот-вот догадается, что я иду по его следу, — скрипел зубами Китано. — Я никому его не отдам! Он мой!»
А группа из Иватэ давно уже находилась в цейтноте. В Хасиро она прибыла под предлогом поиска трупа некоего человека, якобы пропавшего без вести, хотя подлинной целью акции было уберечь Адзисава от новых покушений. Арест Идзаки они представили как чистую случайность, а мифический труп, за которым они приехали, естественно, найден не был. Затянувшееся пребывание группы в Хасиро выглядело все более и более странно. Местное полицейское управление, и так затаившее на чужаков зуб за историю с Идзаки, начинало относиться с нескрываемым подозрением к назойливым гостям. Действовать «подпольно» криминалисты из Иватэ не могли — их в Хасиро уже достаточно хорошо знали. Надо было срочно искать какой-то выход из тупика.
Выйдя из здания больницы, Китано сел в автобус. Был утренний час пик, служащие ехали на работу, студенты — на учебу.
Рядом с инспектором стояли двое студентов-медиков, очевидно направлявшиеся на экзамен.
— А «пятно Мариотта»? — спросил один.
— Это место выхода зрительного нерва, не имеющее светочувствительных элементов. Например, если нарисовать на листке бумаги слева крестик, а справа кружок, то с расстояния в двадцать пять сантиметров можно видеть одним глазом только что-нибудь одно.
Студенты сошли, в автобусе постепенно становилось свободнее, а Китано озабоченно бормотал себе под нос: «Пятно Мариотта, пятно Мариотта…» Вот и он тоже не видит чего-то, что находится у него под самым носом. Водитель объявил следующую остановку: «Библиотека». Китано, тряхнув головой, направился к выходу.
В читальном зале он снял с полки том энциклопедии и в статье «Пятно Мариотта» прочел следующее: «В зоне дна глаза, где отсутствуют светочувствительные элементы, световые раздражения не воспринимаются, в результате чего объект, находящийся в поле зрения, остается невидимым. Эта зона глазного дна получили название «пятна Мариотта», или «слепого пятна». Впервые была исследована Эдмем Мариоттом (1620–1684). Зона располагается в месте выхода зрительного нерва из сетчатки глаза, ниже зоны иаи-высшей остроты зрения… Если нарисовать на белом листе бумаги слева крестик, а справа кружок и посмотреть одним правым глазом на крестик, кружок станет невидимым. Выражение «пятно Мариотта» употребляется и в нарицательном смысле, означая нечто такое, на что, как правило, не обращают внимания».
— Не обращают внимания… — повторил вслух Китано и, приблизив лицо к вклейке, на которой были изображены крестик и кружок, зажмурил левый глаз.
— Точно! — поразился он. Крестик был виден, а кружок пропал.
«Ай да пятно!» — восхитился Китано и стал вспоминать ярко освещенный коридор хирургического отделения. Итак, на потолке через каждые пять метров горели лампы дневного освещения, особенно яркой почему-то была последняя, которая висела у входа в палату 320. Интересно, почему?
Китано поставил том энциклопедии на место и со всех ног бросился назад, в больницу. Оказавшись у входа в триста двадцатую, он жадно уставился па потолок. Мимо как раз проходила медсестра.
— Послушайте, — обратился к ней Китано, — почему эта лампа светит ярче, чем другие?
Медсестра удивленно воззрилась на посетителя., но, увидев сосредоточенное выражение его лица, все же ответила:
— А ее недавно меняли. Старая перегорела.
— Когда меняли?
— Вчера. А может, позавчера.
— Нельзя ли поточнее?
— Послушайте, кто вы такой? Если вам так интересно, спросите у коменданта.
— Прошу прощения, я не представился. Инспектор полиции Китано. Так где у вас комендант? Мне необходимо выяснить» когда меняли эту лампу.
Увидев полицейское удостоверение, медсестра сменила гнев на милость и сама отвела Китано в хозяйственный отдел, находившийся в соседнем корпусе. Комендант порылся в бумагах и ответил, что лампу в хирургическом отделении меняли вчера утром.
— Знаете, эти лампы дневного освещения перед тем, как перегореть, начинают мигать, — сказал Китано. — А та лампа совсем перегорела или только мигала?
— Возле триста двадцатой-то? Нет, совсем погасла.
Сердце инспектора радостно забилось.
— А где находится выключатель?
— Выключатель общий, нa весь коридор, он в сестринской.
— Значит, выключить одну только лампу возле триста двадцатой невозможно?
— Разве что снять ее совсем.
— Тогда я попрошу вас вот о чем. Когда стемнеет, снимите, пожалуйста, лампу перед триста двадцатой. Даже не обязательно совсем снимать — проста немного открутите, чтоб не горела. Я буду проводить следственный эксперимент.
Китано едва дождался вечера. Лампа была самой обычной, газоразрядной, с металлическими проводами, которые ввинчивались в гнезда. Стоило повернуть ее несколько раз, и свет погас. Пятачок перед входом в палату 3 20 погрузился в полумрак.
— Так хорошо? — cпросил комендант.
— Отлично. Еще одна, просьба. Встаньте у двери и повернитесь в эту сторону.
Китано напряг зрение. Свет от соседней лампы освещал дальнюю часть коридора недостаточно. Лица коменданта было не рассмотреть!
Китано доказал, что в ночь убийства Фусако Макино не могла узнать человека, выходившего из палаты 3 20, потому что лампа на потолке не горела и у входа было слишком темно.
А натолкнуло его на разгадку случайно услышанное выражение: «пятно Мариотта». Надо же — оказывается, если слишком пристально смотреть на крестик, то нарисованный рядом нолик исчезает из поля зрения. Все дело было в слишком яркой лампе. Поначалу Китано принял как данное, что вход в палату 3 20 очень хорошо освещен. И лишь потом сообразил, что, если одна лампа светит сильнее, чем другие, точно такие же, значит, она новее. А раз новее — надо знать, когда заменили старую. И как выглядел этот участок коридора со старой лампой.
И вот «пятно Мариотта» исчезло, всплыла перегоревшая лампа, и обман Фусако Макино раскрылся. Китано был доволен собой, но он не знал, что нечто гораздо более важное тоже скрыто от него в «пятне Мариотта».
ЗАГНАННЫЙ ЗВЕРЬ
Адзисава вышел из подъезда своего дома, намереваясь направиться в «Шлем». Но путь ему преградили двое мужчин, это были вчерашние полицейские. Они словно поджидали его. Даже наверняка поджидала — Адзисава по-прежнему был для них главным подозреваемым.
— Куда направляемся? — с кривой усмешкой спросил пожилой.
— А, это вы! — обрадовался Адзисава. — Очень кстати. Произошло похищение. Подонки из банды рокеров похитили школьницу.
— Похищение? — изобразили изумление полицейские. — Вы что, спятили?
— Девочку зовут Норико Ямада, ее увезли насильно «Бешеные псы». Надо спешить, они на все способны! Объявите скорее розыск, не то будет поздно!
— Еще не проснулся, что ли? — хмыкнул сыщик. — Это тебя как бы не пришлось в розыск объявлять, а не «Бешеных псов». Ладно, ладно, пойдем с нами. Вчерашний разговор не окончен.
— Сначала я должен побывать в «Шлеме».
— Где-где?
— Это бар, где собираются «Бешеные псы».
— Обойдешься.
— У вас что, есть ордер на мой арест?
— Хочешь сбежать? Беги, — зло улыбнулся полицейский.
— Что это значит?
— А ты сам поразмысли.
В этот миг раздался приближающийся рев моторов, и мимо пронеслось десятка полтора закованных в черные доспехи «Бешеных псов». Они оглушительно улюлюкали и что было мочи жали на клаксоны своих мотоциклов.
— Вы видите? — крикнул Адзисава. — Они даже не скрывают, что это их рук дело! Надо спасать девочку!
— Не понимаю, о чем вы… — холодно ответил сыщик, глядя в противоположную сторону.
— Я иду в «Шлем»!
— Стало быть, с нами следовать вы отказываетесь?
— Не отказываюсь. Но сначала я должен убедиться, что Норико жива и здорова.
— Так и запишем: на требование следовать за представителями закона ответил отказом.
— А поди ты к дьяволу! — взъярился Адзисава. — Пиши что хочешь!
Он отпихнул полицейского и решительно зашагал прочь. Сыщики и не пытались его задержать. Подождав, пока Адзисава скроется за углом, пожилой довольно рассмеялся и сказал своему помощнику:
— Значит, так. Дуй в управление и доложи, что Адзисава скрылся. Пусть срочно требуют ордер на его арест. А я в «Шлем». Ты из управления тоже давай туда.
Молодой бросился бегом в сторону, противоположную той, куда удалился Адзисава.
— Папа! — раздалось сзади. Адзисава удивленно обернулся и увидел Ёрико, в школьной форме и с ранцем.
— Папа, я так за тебя волновалась! — Девочка стояла посреди дороги, готовая вот-вот разрыдаться.
— Ну что мне с тобой делать! Я же сказал, что со мной ничего не случится.
— А если тебя снова машина захочет сбить?
— Ты это видишь?
— Я не знаю. Но мне так страшно! Возьми меня с собой!
Глядя в серьезные глаза приемной дочери, Адзисава, раз уже спасенный ею от верной смерти, сдался:
— Хорошо, но только ненадолго. Сейчас сходим с тобой в одно место, а потом отправишься в школу, все равно на первый урок ты уже опоздала.
— Ладно, — кивнула Ёрико.
В «Шлеме» было пусто — будний день, раннее утро, «Бешеные псы» еще не собрались. Но бар уже открылся, а у входа стояло несколько мотоциклов.