По описаниям биографов именно так и выглядел сам Гашек при первом построении после своего прибытия в полк. В цилиндре того типа, что носили пражские ваньки на фиакрах, зимнем пальто и полусапожках. Портной здесь имеется в виду армейский, а не частный. Собственно, именно недостаток униформы в будейовицком цейхгаузе и сделал будущего автора «Швейка» таким заметным на плацу. Однако в реальности гнев командира полка вызвал не наряд Гашека, поскольку причины и неизбежность такой вольности были командиру известны, а прическа романиста. Командир приказал ему немедленно привести волосы в порядок. Когда же Гашек ответил: «По получении первого денежного довольствия», последовал вопрос: «А кем вы были на гражданке?» На что, согласно бытующей легенде, был дан честный и прямой ответ: «Ein Humorist».
Что касается романного командира 91-го полка, то есть все основания считать (JH 2010), что его прообразом послужил малоприятный господин – полковник Карл Шлагер (Oberst Karl Schlager). Под своим собственным именем он фигурирует в повести и именно как Шлагер, упоминается среди персон, изображенных романистом в точности, как и были на самом деле, в письме реального юнкера Биглера в редакцию издательства Диц (см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 491).
С. 331
— Что вы тут делаете, эй вы, шляпа, /(нем.)/ – заорал он на меня так, что, должно быть, на Шумаве было слышно.
В оригинале фраза построена несколько иначе и начинается с ругательства, которое в песнях наших бардов считается морским.
,Donnerwetter,’ zařval, až to bylo slyšet jistě na Šumavě, was machen Sie hier. Sie Zivilist?’
— Donnerwetter /Разрази вас гром (нем.)/ – заорал он на меня так, что, должно быть, на Шумаве было слышно – и т. д.
Sie Zivilist – определенно «не шляпа», а «эй, вы, гражданский».
Шумава (Šumava) – самый юго-западный район Чехии, узкая полоска гор, озер и рек на границе с современными Австрией и Баварией. Название, как и недавно упоминавшегося Blata (см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 298), связано с характером местности и по мнению чешских специалистов происходит от праславянского слова suma – густой лес. От Ческих Будейовиц до восточной границы региона километров семьдесят по прямой.
и грозил, что спорет мне нашивки.
Нашивки вольноопределяющегося. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 325. Очевидно, что на гражданском пальто Марека их еще не было. То есть выражение фигуральное.
Через пять минут вышел приказ произвести Вольтата в младшие офицеры!
Очередной пример непоследовательности при переводе (см. комм, к слову «профос» выше, ч. 2, гл. 2, с. 325). В оригинале у Гашека не младший офицер, а юнкер – kadet (jednoroční dobrovolník Wohltat je povýšen na kadeta) произведен в юнкера. Ранее так ПГБ слово kadet и переводил, например, в ч. 1, гл. 10, с. 149 – pamatujete se na toho zrzavého kadeta od trénu? Помните того рыжего юнкера из интендантства? Ну а в дополнение к терминологической непоследовательности здесь и вовсе ошибка. Юнкер – еще не офицер, а кандидат в эти самые младшие офицеры.
Заметьте, как красиво звучит «вы – скотина», вместо грубого «ты – скотина»
Обращаться к подчиненным на вы – требование австрийского полевого устава, правда исполнявшееся далеко не всегда и не всеми офицерами.
а после смерти вас украсят Signum laudis или большой серебряной медалью.
Signum laudis (знак отличия) – медаль офицерская. А вот большая серебряная более демократичная – могла вручаться и солдатам. Очевидно, полковник Шредер видит героическую будущность Марека, не взирая ни на какое возможное его звание и положение. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 195.
Бросающееся в глаза отличие Signum от медалей за храбрость – на аверсе первой Франц Иосиф уже облысевший старик, а на всех больших и малых как золотых, так и серебряных, император молодой и волосатый.
С. 332
Три тонны удобренья для вражеских полей;
Сорок человечков иль восемь лошадей.
В оригинале стишок двуязычный:
Lidskými hnáty zúrodníme lán
Acht Pferde oder
achtundvierzig Mann
Живое удобрение везем
для вражьих стран
Acht Pferde oder
achtundvierzig Mann
Что и понятно. Марек обыгрывает стандартную надпись о вместимости товарного вагона, в обязательном порядке наносимую на стенку с внешней стороны. Стандарт приписывал такую форму М.Т. 48 М 6 Pf, что расшифровывалось следующим образом: Militär-Transport 48 Mann 6 Pferde. Военный транспорт 48 человек или 6 лошадей. Сами цифры не были одинаковыми, как и размеры австро-венгерских вагонов, на теплушке высотой 5,5 метров писали 48+6 на четырехметровом – 40+6, на совсем низенькой высотой всего 3,65 метров – 36+6. При одинаковой площади пола для людей, в отличие от лошадей, можно было сделать больше ярусов нар.
Следует отметить, что аналогичные надписи наносили на вагоны и по другую сторону фронта. На французских теплушках указывалось – homme 40 chevaux 8. Эта надпись, как спустя годы, во время Второй мировой, песня «Лили Марлен» стала образом войны и памятью о Первой мировой войне для всех в нее вовлеченных солдат. Общество американских ветеранов так и называется «Forty and Eight». Не мог забыть этой надписи и солдат той войны Луи Селин. В его романе «Rigodon» читаем: «trois grand fourgon, gris, “huit chevaux, quarante hommes”… les méme toutes armées du monde…» – «три больших теплушки, серых, “восемь лошадей, сорок человек”… как во всех армиях всего мира».
В этой связи забавно, что в стишке у Марека «Acht Pferde oder achtundvierzig Mann» вместимость получилась самая что ни на есть интернациональная – лошадок восемь, как у французов, а солдатиков так 48, как у австрийцев. Очень тесно. Кстати, в сохранившемся военном стишке самого Гашека «Дорогой на фронт» («Cestou па bojiště», 1915), написанном в солдатском поезде, комплект более реалистичный – 6+46.
Tak jak by vojny nebývalo strastí
vesele vyhlíží požehnaný lán…
Kolem té krásy vagony však chrastí —
sechs Pferde oder
sechsundvierzig Mann
Как война б нас нас ни пугала
Нивы полной вид нам дан
Вдоль нее летят вагоны
sechs Pferde oder
sechsundvierzig Mann.
Hy а на замечательный пример и даже перекличку с родной нашей поэзией обратил мое внимание коллега D-1945.
Владимир Маяковский. Поэма «Война и мир», 1915 год:
Наши отходят на Ковно,
На сажень —
Человеческого мяса
Нашинковано…
Пятый день
в простреленной голове
поезда выкручивают за изгибом изгиб.
В гниющем вагоне
на сорок человек —
четыре ноги.
В романе эти магические железнодорожные числа, на этот раз 42 и 6, вновь упоминаются в ч. 3, гл. 1, с. 7.
Дверь отворилась, и появился профос, принесший четверть пайка солдатского хлеба на обоих и свежей воды.
Вес суточной солдатской пайки комисарека (komisárek) 700 грамм, полбатона (см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 216). Четверть, соответственно, какие-то смешные 175 грамм.
— Как это возвышенно, как великодушно с твоей стороны посещать заточенных, о святая Агнесса Девяносто первого полка!
Святая Агнесса (Svatá Anežka Česká, 1211–1282) – дочь короля Богемии Пржемысла Отакара I (Přemysl Otakar I), после смерти отца была предоставлена сама себе братом, то есть освобождена от сословных матримониальных обязательств, и выбрала путь монахини. Всю оставшуюся жизнь посвятила организации лечебниц и уходу за больными людьми. Любопытно, что официально была канонизирована папой Иоанном Павлом Вторым лишь за несколько дней до пражской Бархатной революции 1989 года, из-за чего ее иногда зовут святой Сокрушения коммунизма. Но простыми верующими почиталась и до этого официального признания, и не один век. Так, святая Агнесса упоминается в одном из английских рождественских гимнов XIX века «Добрый король Вацлав» («Good King Wenceslas»), посвященном в свою очередь еще одному чешскому святому (см. комм., ч. 1, гл. 4, с. 55).
Sire, he lives а good league hence,
undemeath the mountain,
right against the forest fence,
by Saint Agnes’ fountain.
Сир, живет она далеко,
за суровым темным лесом,
под горой большой, высокой.
Там, где ключ святой Агнессы.
Ты – луч солнца, упавший к нам в темницу!
В оригинале: Jsi záricí zjev v temném našem vězení. Возможно, первая отсылка к хрестоматийному определению Катерины из «Грозы» Островского, пущенному в обращение Добролюбовым. См. комм, далее, с. 333.
— Ишь как ощетинился, хомяк, —
В оригинале повелительное наклонение: Jen se neštěť, křečku. Только щетиниться не надо, хомяк! Важно и то, что если в русском хомяк – жадина, то у чехов – гадина. Злыдень.
С. 333
я съездил бы ему по роже, колотил бы головой об нару и всунул бы его по шею в сортирную яму! И это, брат, тоже доказывает огрубение нравов, вызванное военным ремеслом.
Гашек знал предмет не понаслышке, когда печалился об «огрублении нравов». Как свидетельствуют биографы, именно он, мирный юморист и пациент госпиталя для восстанавливающихся, именно он и никто иной, застуканный венгерским патрулем вместе с приятелем Вилемом Волеком (Vilém Volek) в пивной, во время стремительного бегства, спихнул догнавшего их было венгерского фельдфебеля в попутную выгребную яму. См. также комм, о кровожадности сапера Водички ч. 2, гл. 3, с. 406.
Она и черта не боялась,
Но тут попался ей солдат…