). Фамилию Вискотт носил довольно известный немецкий энтомолог-любитель и коллекционер бабочек (Max Wiskott, 1840–1911). Фабрикант по основному роду занятий, он был удостоен ученого звания доктора университета Бреслау за заслуги в лепидоптерологии (см. его некролог, составленный А. П. Семеновым-Тян-Шанским, в журнале Revue Russe d’Entomologie. 1912. T. XII. № 4. С. 638–639).
2–108
Дын Коу – город (или селение) на берегу Желтой реки в западном Ордосе (см.: [2–1]). Именно в такой транслитерации название встречается в следующих книгах: Потанин 1893: I, 44; Обручев 1900–1901: I, 266; II, 479; Козлов 1905–1906: I/2, 695; ср. также иное написание – «Дын Ху» (Пржевальский 1875: 150–155).
2–109
Далее я вижу горы: хребет Тянь-Шань. В поисках перевалов <… > караван поднимался по кручам, по узким карнизам <… > и вверх, вверх по едва проходимым тропам. – Переходу через Тянь-Шань посвящено несколько глав первой части «Описания путешествия в Западный Китай» Г. Е. Грум-Гржимайло, откуда Набоков заимствовал целый ряд подробностей (см.: Грум 1896: 98, 103, 107–108, 163).
2–110
От сухости воздуха была поразительно резка разница между светом и тенью: на свету такие вспышки, такое обилие блеска, что порой невозможно смотреть на скалу, на ручей; в тени же – мрак, поглощающий подробности… – Ср.: «… я впервые обратил внимание на резкий контраст <… > между светом и тенью, что, может быть, объясняется чрезвычайной сухостью воздуха. <… > в тени – мрак, поглощающий все детали, на солнце же нестерпимый блеск от обилия отраженного света, при котором все краски получают иной, более яркий оттенок» (Грум 1907: 251–252; Zimmer, Hartmann 2002–2003: 46).
2–111
… наполнялась грудь и голова… — В «Современных записках» (1937. Кн. LIV. С. 145): «наполнялись грудь и голова».
2–112
… младший урядник Семен Жаркой, например, или бурят Буянтуев… — Набоков использует реальные фамилии участников нескольких экспедиций по Центральной Азии. Семен Жаркой входил в состав отряда Пржевальского во время его последнего путешествия, а затем участвовал в экспедициях Певцова и Козлова. В списке отряда Роборовского младший урядник Семен Жаркой значится рядом с казаком Гантыпом Буянтуевым (Роборовский 1900: 40).
2–113
Он избегал мешкать <… > на китайских постоялых дворах, не любя их за «суету, лишенную души», т. е. состоящую из одних криков, без малейшего намека на смех <… > запах этих таней, этот особый воздух всякого места китайской оседлости – прогорклая смесь кухонного чада, дыма от сжигаемого назема, опия и конюшни… – коллаж цитат из Грум-Гржимайло. Ср.: «Как и всякое иное место китайской оседлости, Гурту окружено совершенно особой атмосферой; но теперь вследствие необыкновенной тишины в воздухе и мороза, вся эта отвратительная и прогорклая смесь китайского кухонного чада, дыма от сжигаемого назема, опия и конюшни точно парит над селеньем <… > Много шуму и крику, но вовсе нет смеха – характерная особенность каждого китайского сборища» (Грум 1907: 319, 320; Ronen 2000: 22–23).
Тань – китайский постоялый двор (Грум 1896: 23, 123).
2–114
… наш караван <… > вышел по сквозному ущелью в каменистую пустыню. Там мало-помалу исчезли и русло ручья, разбиваясь на веер, и до последней крайности верная путнику растительность: чахлый саксаул, чий, хвойник. – Ср. начало главы «Поперек Бэй-Шаня» у Грум-Гржимайло: «Пройдя Мазар-таг по сквозному ущелью, мы вышли в каменистую пустыню, в которой <… > терялось русло ключа, Ходжам-булак, разбиваясь на несколько веерообразно расходившихся рукавов. Здесь… еще виднелась местами растительность: чахлый саксаул (Haloxylon ammodendron) и хвойник» (Грум 1899: 128; в примечании к последнему предложению упомянут чий).
2–115
… испещренной там и сям наметами грязного снега да выцветами соли, которые мы принимали издали за стены искомого города. – Ср.: «проводник <… > всматривался вперед, точно ждал, что вот-вот вынырнут перед нами из темноты стены Куфи. Того же ждали и мы, не раз принимая снеговые наметы и выцветы соли за эти стены» (Грум 1899: 130).
2–116
Дорога была опасна вследствие страшных бурь, когда в полдень все застилала соленая коричневая мгла, гремел ветер, по лицу хлестала мелкая галька, верблюды лежали, а нашу брезентовую палатку рвало в клочки. – Основные подробности песчаных бурь в пустыне Набоков взял у Роборовского, который упоминает темно-бурый цвет потемневшего воздуха, мелкие камни, больно бившие по лицу, полегших верблюдов и палатку, истрепанную в клочья (Роборовский 1900: 184–189). Соль от солончаков, поднятая в воздух, и ряд других деталей отмечены: Пржевальский 1875: 83, 335, 373; Пржевальский 1883: 92 (см.: Zimmer, Hartmann 2002–2003: 49).
2–117
Из-за этих бурь поверхность земли изменилась невероятно, представляя диковинные очертания каких-то замков, колоннад, лестниц; или же ураган выдувал котловину… — Ср.: «Нам <… > говорили много страстей про эту дорогу, пустынную и опасную, вследствие безводья и ее страшных бурь, которые производят невероятные изменения в поверхности земли, представляющей фантастические формы гигантских зданий, замков, обелисков и пр. и выдутые <… > обширные котловины» (Роборовский 1900: 118).
2–118
Но бывали и дни чудного затишья, когда мимическими трелями заливались рогатые жаворонки и сопровождали наших похудевших животных стаи обыкновенных воробьев. – Во время перехода через Хамийскую пустыню, замечает Г. Е. Грум-Гржимайло, «мы видели еще рогатых жаворонков – Otocoris Elwesi Brandt, и обыкновенных воробьев» (Грум 1899: 130, примеч. 3). Ср. также: «Когда же днем случалось затишье <… > солнце грело ощутительно и жаворонки пели по-весеннему» (Козлов 1899: 209). Набоков, видимо, спутал рогатого жаворонка (совр. название Elemophila alpestris), обитающего в пустыне Гоби, а также в предгорьях Тянь-Шаня и часто упоминаемого у всех путешественников, с монгольским жаворонком (Melanocorypha mongolica), о котором писал Пржевальский в книге «Монголия и страна тангутов»: «Монгольский жаворонок – лучший певун центральноазиатской пустыни. В этом искусстве он почти не уступает своему европейскому собрату. Кроме того, он обладает замечательной способностью передразнивать голоса других птиц и часто вклеивает их в строфы своей собственной песни» (Пржевальский 1875: 15).
2–119
Бывало, мы дневали в одиноких селениях, состоявших из двух-трех дворов и развалившейся кумирни. – Источником является рассказ Грум-Гржимайло о том, как его отряд дневал в оазисе Куфи: «… пришлось поместиться в крошечной, закоптелой и грязной каморке с двумя отверстиями вместо окон и дверей. Кроме этих жалких построек <… > в Куфи имеется <… > развалившаяся кумирня» (Грум 1899: 130–131; см. там же фотографию селения; ср.: Zimmer, Hartmann 2002–2003: 50; Zimmer 2006: 261).
2–120
Нападали, бывало, тангуты – в бараньих шубах и красно-синих, шерстяных сапогах… — Тангутами в этнографической литературе конца XIX – начала XX века обычно называли северо-тибетские племена. О нападениях разбойников-тангутов на экспедиционный отряд рассказывает Пржевальский в книге «От Кяхты на истоки Желтой реки» (Пржевальский 1888: 201–208; там же (с. 184) описан традиционный тангутский костюм: баранья шуба и сапоги из цветной шерстяной ткани). Свен Гедин, экспедиция которого также подверглась нападению тангутов (Hedin 1898: II, 1130–1140; Гедин 1899: II, 343–350), отмечал, что у них были «пестрые, синие и красные одежды» (Hedin 1898: II, 1147; Гедин 1899: II, 354).
2–121
Бывали и миражи <… > видения воды стояли столь ясные, что в них отражались соседние, настоящие скалы! – Эту подробность Набоков взял из книги Пржевальского «Монголия и страна тангутов». Ср.: «Мираж, как злой дух пустыни, почти каждодневно являлся перед нами и до того обманчиво представлял волнующуюся воду, что в ней, совершенно ясно, отражались даже скалы соседних холмов» (Пржевальский 1875: 377).
2–122
Далее шли тихие гобийские пески, проходил бархан за барханом, как волны, открывая короткие охряные горизонты, и только слышалось среди бархатного воздуха тяжелое, учащенное дыхание верблюдов да шорох их широких лап. То поднимаясь на гребень барханов, то погружаясь, шел караван… — Близкий к источнику пересказ фрагмента книги П. К. Козлова «Монголия и Кам» о пустыне Гоби: «В общем пески тихи, монотонны, безжизненны. Целыми днями идешь среди бесконечного песчаного моря: бархан за барханом, словно гигантские волны, встают перед глазами усталого путника, открывая короткие, желтые горизонты. <… > Животной жизни также не видно и не слышно; слышится только тяжелое, учащенное дыхание верблюдов да шорох их широких лап. Красивой гигантской змеей извивается по пескам верблюжий караван, то поднимаясь на гребни барханов, то погружаясь между их капризных скатов» (Козлов 1905–1906: I/1, 126).
2–123
Пятикаратный алмаз Венеры на западе исчезал вместе с вечерней зарей, которая все искажала бланжевым, оранжевым, фиолетовым светом. – Источник этой фразы – рассказ Пржевальского о великолепных вечерних зорях, которые он наблюдал в Гобийской пустыне в ноябре и декабре 1883 года. Пржевальский отмечает удивительную смену цветов на небе от ярко-бланжевого к фиолетовому и ярко-оранжевому и добавляет: «Среди изменяющихся переливов света на западе ярко, словно бриллиант, блестела Венера, скрывавшаяся за горизонт почти одновременно с исчезанием зари