3–49
Она все смотрела на Федора Константиновича с задумчивым любопытством <… > не интересуясь замечательным романом Стивенсона, который он с нею уже три месяца читал (а до того, таким же темпом, читали Киплинга)<… > Он знал поэтому, что <… > чтение Стивенсона никогда не прервется Дантовой паузой. – Имеется в виду известный сюжет пятой песни Дантова «Ада», история несчастных возлюбленных Паоло и Франчески, которые впервые поцеловались, когда вдвоем читали книгу. Франческа рассказывает об этом так:
В досужий час читали мы однажды
О Ланчелоте сладостный рассказ;
Одни мы были, был беспечен каждый.
Над книгой взоры встретились не раз,
И мы бледнели с тайным содроганьем;
Но дальше повесть победила нас.
Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем
Прильнул к улыбке дорогого рта,
Тот, с кем навек я скована терзаньем,
Поцеловал, дрожа, мои уста.
И книга стала нашим Галеотом!
Никто из нас не дочитал листа.
Набоков очень высоко ценил повесть Р. Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» («Strange Case of Dr. Jekyll and Mr. Hyde», 1886) – по его словам, «первоклассную и непреходящую» (Nabokov, Wilson 2001: 273) – и включил ее в свой университетский курс лекций по мировой литературе (Nabokov 1982a: 179–204).
По словам Набокова в интервью, Киплингом (вместе с другими английскими романтическими писателями для «очень молодых людей» – Конан Дойлем, Конрадом, Честертоном, Уайльдом) он зачитывался от 8 до 14 лет (Nabokov 1990c: 57). Тем не менее стихи Киплинга входили в его цитатный репертуар с 1920-х годов до конца жизни. В раннем эссе «Руперт Брук» (1922) он перифразировал первую строфу стихотворения Киплинга «Сассекс» («Sussex», 1902[29]), а в письме к жене от 22 мая 1930 года из Праги (Набоков 2018: 181; Nabokov 2015: 166) цитировал по-английски строки о бабочках из двух стихотворений – «The Feet of the Young Men» (1897) и «There was never a Queen like Balkis…», которое заключало сказку «The Butterfly That Stomped» (рус. пер. «Мотылек, который топнул ногой»), входившую в сборник «Just So Stories» («Просто сказки», 1902). В «Лолите» стих Киплинга «And a woman is only a woman, but a good cigar is a smoke» (из «The Betrothed», 1885) переиначивает на французском языке Клэр Куильти (Nabokov 1991a: 297); в «Бледном огне» Кинбот вспоминает русофобскую строку из «Стихов о трех котиколовах» («The Rhyme of the Three Sealers», 1893): «Now this is the Law of the Muscovite, that he proves with a shot and steel» (Nabokov 1989b: 285) и т. п.
3–49а
А иногда он завидовал простому любовному быту других мужчин и тому, как они, должно быть, посвистывали, разуваясь. – По наблюдению С. Карпухина (устное сообщение), Набоков здесь отсылает к эпизоду романа Вагинова «Козлиная песнь» (см. преамбулу, с. 48–50), в котором мерзавец Свечин лишает невинности совершенно пьяную Наташу Голодец. Ср.: «Наташа уткнулась в подушку и заснула. Свечин стал раздеваться, насвистывая. Он снял с себя рубашку, стал медленно расшнуровывать ботинки. <… > Снял ботинки, поставил их аккуратно у кровати. Зажал ей рот рукой, она силилась сбросить его с себя, но не могла» (Вагинов 1991: 35).
3–50
Перейдя Виттенбергскую площадь, где <… > дрожали на ветру розы вокруг античной лестницы, ведущей на подземную станцию, он направился в русскую книжную лавку <… > Как бывало всегда, когда он попадал на эту улицу (начинавшуюся под покровительством огромного универсального магазина <… >), он встретил <… > петербургского литератора <… > Едва Федор Константинович развязался с ним, как завидел двух других литераторов <… > получалось, как если бы тут, на этой немецкой улице, блуждал призрак русского бульвара, или даже наоборот: улица в России, несколько прохлаждающихся жителей и бледные тени бесчисленных инородцев… — Федор направляется в русский книжный магазин Des Westens, находившийся на Пассауэрштрассе (Passauer Strasse), дом 3, напротив универмага Kaufhaus des Westens (сокращенно KаDеWе). Он идет мимо станции метро на Виттенбергской площади (Wittenbergplatz), проходит один квартал по Тауенцинштрассе (Tauentzienstrasse) вдоль главного фасада KaDeWe и поворачивает налево.
См. рекламное объявление магазина в газете «Руль» (1926. № 1821. 27 ноября).
В том же доме находился пансион д’Альберт, где в конце 1921 – начале 1922 года жил Андрей Белый, назвавший кварталы рядом с Виттенбергской площадью «шарлоттенградским Кузнецким мостом»: «Кого здесь вы ни встретите! И присяжного поверенного из Москвы, и литературного критика вчерашнего Петрограда, и генерала Краснова, и весело помахивающего серой гривой волос бывшего „селянского“ министра В. М. Чернова; недавно еще здесь расхаживал скорбно согнувшийся Мартов; здесь, по меткому выражению Виктора Шкловского, днем бродят – по-двое непременно – с унылейшим и рассеянным видом седобородые русские профессора, заложив руки за спину: и те, что приехали на побывку в Берлин из alma mater ученых слоев эмиграции – Праги; все, все здесь встречаются! <… > Здесь русский дух: здесь Русью пахнет! <… > И – изумляешься, изредка слыша немецкую речь: Как? Немцы? Что нужно им в „нашем“ городе?» (Белый 1924: 29–30).
Сам Набоков в 1926–1929 годах жил неподалеку, на Пассауэрштрассе, 12, и часто заходил в книжную лавку (см. также: [1–149]).
3–51
… сатирического поэта из «Газеты», тщедушного, беззлобно остроумного человека, с тихим хриплым голосом. – Штатным сатирическим поэтом «Руля» был Жак Нуар (наст. имя Яков Викторович Окснер, 1888–1941, расстрелян в кишиневском гетто). В воспоминаниях о нем Офросимов (см.: [1–129]) описал его так: «Худощавый брюнет, рост средний, одно плечо чуть выше другого и это придает еще больше сходства с подбитой птицей; а к тому еще на длинноватом лице – острый нос <… > сразу притягивают внимание глаза. Они очень грустные и глядят куда-то очень далеко. И вдруг, откуда-то из самых душевных недр грустные глаза эти освещаются улыбкой, очень тихой, очень нежной, но чуточку озорной, как бывает у хороших детей. И та же улыбка едва заметно ложится на губы». Мемуарист также упоминает его «надтреснутый голос» (Офросимов 1953).
3–52
… он заметил Кончеева, читавшего на тихом ходу подвал парижской «Газеты»… — Подразумевается парижская ежедневная газета «Последние новости», ее литературный отдел вел Адамович.
3–53
… как стечение людей <… > в последней главе «Дыма»… — В последней главе романа Тургенева «Дым» его герой Литвинов, прожив три года в своем имении, едет в гости к своей бывшей невесте, которая живет в двухстах верстах от него, и по дороге встречает, одного за другим, пятерых своих старых знакомых по Баден-Бадену.
3–54
… среди зигзагов, зубцов и цифр советских обложек… – Геометрические фигуры (круги, треугольники, прямоугольники), зигзаги, огромные цифры на обложках книг и «левых» журналов – это характерные черты конструктивистского стиля, доминировавшего в советской книжной графике 1920-х годов. Вот несколько примеров:
3–55
… в моде там были заглавия «Любовь Третья», «Шестое чувство», «Семнадцатый пункт»… — Подобные заглавия с порядковым числительным действительно получили в советской литературе 1920–1930-х годов широкое распространение. Приведем лишь несколько примеров: книги Шкловского «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза» (1923) и «Третья фабрика» (1926), роман Эренбурга «День второй» (1933), повести Б. А. Лавренева «Сорок первый» (1926) и «Седьмой спутник» (1927), Б. А. Пильняка «Третья столица» (1923), М. Л. Слонимского «Шестой стрелковый» (1922) и т. п. Заглавия того же типа встречаются и у двух писателей-эмигрантов, к творчеству которых Набоков относился резко критически, – у А. М. Ремизова (повесть «Пятая язва», 1923) и В. С. Яновского («Любовь вторая. Парижская повесть», 1935).
3–56
… роман генерала Качурина «Красная Княжна»… — Подразумевается генерал П. Н. Краснов (1869–1947), в эмиграции плодовитый беллетрист, автор романов-эпопей «От двуглавого орла к красному знамени» (4 т., 1921), «С нами Бог» (2 т., 1927) и многих других произведений в разных жанрах. Намек отметил в рецензии П. Пильский: «Новый дородный роман ген. Качурина называется „Красная княжна“ и невольно вспоминается П. Краснов» (Сегодня. 1938. № 20. 21 января). Слово «княжна» в названии намекает на родство прозы Краснова и Лидии Чарской, сочинительницы исторических романов и повестей для юношества, среди которых наибольшей известностью пользовалась «Княжна Джаваха» (1903).
Фамилия Качурин, приведенная в списке Н. В. Яковлева (см. преамбулу, с. 19–20; Бойд 2001: 300), после «Дара» использовалась Набоковым еще несколько раз. Адресат стихотворного послания «К кн. С. М. Качурину» (1947) – вымышленное лицо, которое Набоков в двух комментариях к стихотворению наделил разными биографиями (см. примечания М. Э. Маликовой: Набоков 2002: 572–573