– Английский язык Н. Г. изучал самостоятельно уже в университетские годы. В письме родителям от 10 января 1847 года он сообщал: «А пока со смехом пополам читаю по-английски, т. е. перевожу про себя с английского, произносить же того, что читаю, не хочу. Английский язык (кроме выговора) легок до невозможности, так что в две недели можно достичь того, чтоб читать свободно книгу, справляясь с лексиконом раз на десяти страницах» (ЛН: II, 90). Как явствует из его дневниковой записи 20 января 1850 года, за три года обучения языку Байрона он не прочел, хотя впоследствии писал о нем много и охотно. Ср.: «… люди, которые занимают меня много, Гоголь, Диккенс, Ж. Занд. <… > Из мертвых я не умею назвать никого, кроме Гете, Шиллера (Байрона также вероятно бы, но не читал его), Лермонтова. Эти люди мои друзья, т. е. я им преданный друг» (ЛН: I, 499).
Говорить по-английски Н. Г. так и не научился. Антонович с его слов рассказывал про комическое приключение в Лондоне, когда он со своим «неправильным и неясным выговором» попытался узнать у прохожего, где находится нужная ему остановка дилижанса. «Прохожий не понял его вопроса, а он не понял ответа прохожего, который остановил другого прохожего с той целью, не поймет ли он болтовню незнакомца; но и этот ничего не понял, поэтому они остановили третьего прохожего… Так скопилась целая кучка, которая общими усилиями поняла, в чем дело и дала незнакомцу требуемое указание. Он поехал и приехал к пункту дилижансовой линии, противоположному тому, куда ему нужно было ехать» (Антонович 1933: 94).
4–8
… Сю, Гете (до конца дней стесняясь варварского произношения)… – Чернышевский начал учить французский язык в частном пансионе «единственной на весь Саратов француженки», жены кондитера. По свидетельству саратовского краеведа Ф. В. Духовникова (1844–1897), «два месяца ходил в этот пансион Николай Гаврилович, но, видя, что его товарищи по пансиону смеются над его произношением, Николай Гаврилович с согласия отца прекратил посещение пансиона <… >. Точно так же неудачна была и другая попытка выучиться французскому произношению. Будучи учителем Саратовской гимназии, он стал брать уроки французского языка у девицы Ступиной, хорошей знакомой Чернышевского. Раз он прочел несколько слов так плохо, что возбудил невольный и искренний смех молодой неопытной в педагогическом деле учительницы, который так обидел Чернышевского, что он схватил шапку и, не простившись, ушел и перестал брать у нее уроки» (Духовников 1911: 94; Стеклов 1928: I, 7–8; НГЧ: 83).
Немецкому языку Чернышевский учился еще до поступления в семинарию у одного из саратовских немцев-колонистов, который в свою очередь брал у мальчика уроки русского (Ляцкий 1908а: 65–66).
4–9
Эжен Сю(настоящее имя Мари Жозеф Эжен Сю, 1804–1857) – французский писатель, автор популярных романов-фельетонов «Парижские тайны» (1842–1843), «Вечный жид» (1844–1845) и др. В студенческие годы Чернышевский с восторгом читал роман Сю «Мартин Найденыш» и восхищался его «высокой, священной любовью к человечеству» (ЛН: I, 41, 46; Стеклов 1928: I, 23).
4–10
… уже владел семинарской латынью, благо отец был человек образованный. – «Так как греческий и латинский языки составляли основу семинарского образования, то отец рано стал заниматься с сыном этими языками и, как человек, основательно знавший древние языки, умел приохотить и сына к изучению их. Несомненно, Николай Гаврилович еще до поступления в семинарию мог переводить некоторых классиков. Вообще, знание классических языков приобретено им при помощи отца» (Духовников 1890: 545). Ср.: «Г. И. Чернышевский в пределах его школы, и даже дальше их, был человек образованный и начитанный. <… > Н. Г. долго учился дома, и его видимые успехи обращали на себя внимание даже людей мало опытных <… > Кажется, очень рано он был хорошим латинистом» (Пыпин 1910: 17–18; НГЧ: 104, 109–110).
4–11
… некто Соколовский занимался с ним по-польски… – Ошибочное упоминание о том, что Чернышевский в юности изучил польский язык, содержится в мемуарах А. И. Розанова (НГЧ: 133). Под именем Соколовского в романе Чернышевского «Пролог» выведен близкий к нему польский революционер, сотрудник «Современника» Сигизмунд Игнатьевич Сераковский (1826–1863).
4–12
… местный торговец апельсинами преподавал ему персидский язык… – Сведения об этом восходят к примечанию в книге саратовского краеведа Н. Ф. Хованского (1855–1921): «Рассказывают, между прочим, что Чернышевский пожелал учиться персидскому языку, для чего отыскал одного торговца апельсинами, родом перса, и пригласил его учиться русскому языку у него, Чернышевского, с тем, чтобы тот со своей стороны научил его персидскому языку. Персиянин приходил по окончании торговли в дом Чернышевского, снимал на пороге туфли и залезал с ногами на диван, – начинались уроки, которым Чернышевский отдавал все свое вниманье, а домашние дивились» (Хованский 1884: 153; Ляцкий 1908a: 64; Стеклов 1928: I, 9). Александр Николаевич Пыпин (1833–1904), двоюродный брат и близкий друг Чернышевского, в своих поздних воспоминаниях утверждал, что персидскому языку Н. Г. учился у купцов, которые останавливались в Саратове проездом на нижегородскую ярмарку (Пыпин 1910: 21; НГЧ: 111–112).
4–13
… ни разу не подвергся поронции. – То есть порке. Набоков использует словцо из семинаристского жаргона, которое он, по-видимому, нашел в повести Тургенева «Пунин и Бабурин» (1874), где об одном из героев говорится: «Сам Пунин учился в семинарии; но, не выдержав „поронций“ и не ощущая в себе расположения к духовному званию, сделался мирянином…» (Тургенев 1978–2014: IX, 17). В саратовской семинарии провинившихся учеников «не секли, но ставили на колена, в угол, заставляли в виде наказания молиться в столовой за обедом и класть известное число земных поклонов, смотря по вине ученика» (Лебедев 1912a: 474).
4–14
Его прозвали «дворянчик»… – По воспоминаниям соучеников Чернышевского, «в семинарии Н. Г. был крайне застенчивый, тихий и смирный; он казался вялым и ни с кем не решался заговорить первым. Его товарищи называли его между собою дворянчиком, так как он и одет был лучше других, и был сын известного протоиерея» (НГЧ: 42).
4–15
Летом играл в козны… – Об увлечении Чернышевского игрой в козны (бабки) и другими играми см.: ЛН: I, 171; НГЧ: 30.
4–16
… не научился ни плавать, ни лепить воробьев из глины, ни мастерить сетки для ловли малявок; ячейки получались неровные, нитки путались… – Набоков отталкивается от воспоминаний Чернышевского в письме к жене (Ольга Сократовна Чернышевская, урожд. Васильева, 1833–1918) из Сибири от 21 июля 1876 года: «В детстве я не мог выучиться ни одному из ребяческих искусств, которыми занимались мои приятели-дети: ни вырезать какую-нибудь фигурку перочинным ножиком, ни вылепить что-нибудь из глины; даже сетку плести (для забавы ловлей маленьких рыбок) я не выучился: петельки выходили такие неровные, что сетка составляла не сетку, а путаницу ниток, ни к чему не пригодную» (ЧвС: II, 37–38). В другом письме Чернышевский признавался: «Я не умею делать ничего, чего может не уметь делать человек. Поэтому плавать не умею. И даже не постигаю, как могут другие обладать таким мудреным искусством» (ЧвС: III, 106; письмо от 29 мая 1878 года).
Вводя отсутствующий в источнике мотив глиняных воробьев, Набоков отсылает к эпизоду апокрифического Евангелия Фомы или «Книги о рождестве блаженнейшей Марии и детстве Спасителя»: «И сделав мягкую глину, [Иисус] вылепил из нее 12 воробьев. Была же суббота, когда он это совершил. Было много других детей, которые играли вместе с Ним. Какой-то иудей, увидев, что сделал Иисус во время игры в субботу, тотчас пошел и рассказал об этом его отцу, Иосифу. Вот твой ребенок у реки, смешал глину, вылепил 12 птичек и осквернил субботу. Иосиф, придя туда, закричал на него, говоря: „Зачем ты делаешь в субботу то, чего нельзя делать?“ Иисус же, захлопав в ладоши, крикнул воробьям: „Летите!“ И воробьи с криком улетели» (Жебелев 1919: 91). Ср. концовку стихотворения Набокова «Мать» (1925), обращенного к Деве Марии: «… никогда не вспрянет он на зов, – / твой смуглый первенец, лепивший воробьев / на солнцепеке, в Назарете…» (Набоков 1999–2000: I, 565).
4–17
… уловлять рыбу труднее, чем души человеческие… – Обыгрывается новозаветный сюжет об апостоле Петре (Симоне). Поймав множество рыбы «по слову Иисуса», так что лодки начали тонуть, он пришел в ужас «от этого лова»: «И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков» (Лк 5: 5–10).
4–18
… зычно распевая гекзаметры, мчалась под гору шайка горланов на громадных дровнях <… > забавы семинаристов отпугивают ночных громил. – Об этих забавах вспоминал сам Чернышевский в своих автобиографических записках: «Мы катались каждый вечер <… > иногда человек до 15 – и все на одних дровнях <… > с латинскими разговорами, пением лермонтовских, кольцовских и простонародных песен, декламированием отрывков из трагедии. <… > Тогдашний полицмейстер <… > сочувствовал нашему занятию: наша компания со своим шумом и гамом отпугивала мошенников на несколько улиц. Несколько раз он в своих ночных объездах по городу приостанавливался полюбоваться, как мы несемся на своих огромных дровнях» (ЛН: I, 173).
Добавленная Набоковым конкретизирующая деталь – распевание гекзаметров – восходит к воспоминаниям о Чернышевском на каторге: «… в сумерки, а иногда и перед обедом прохаживался по дворику и во время прогулки, если никого не было, распевал какие-то греческие гекзаметры. Пел он их очень диким голосом и чрезвычайно смущался, если кто-нибудь заставал его за этим занятием»