4–48
Возня с перпетуум-мобиле продлилась в общем около пяти лет, до 1853 года, когда он, уже учитель гимназии и жених, сжег письмо с чертежами… — 9 января 1853 года в Саратове Чернышевский, найдя изъян в своем проекте вечного двигателя (см.: [4–34]), записал в дневнике: «Это меня так озадачило, что я решился бросить все это <… > и решился уничтожить все следы своих глупостей, поэтому изорвал письмо в Академию Наук» (ЛН: I, 546).
4–49
… боясь, что помрет (от модного аневризма), не одарив мира благодатью вечного и весьма дешевого движения. – 12 июля 1849 года Н. Г. плохо себя почувствовал, решил, что у него «аневризм и лопнула вена», и начал приготовляться к смерти, записав потом в дневнике: «… сильнее всего была мысль, что умру я такою смертью, что <… > не дождусь никого <… > которому можно бы передать словами, если уже нельзя написать, и машина моя снова исчезнет на Бог знает сколько времени для людей, Бог знает, скоро ли найдется другой человек, которому придет это в голову…» (ЛН: I, 442).
Аневризмой или аневризмом в XIX веке называли «опухоль от болезненного расширения какой-либо артерии, или от излияния крови из артерий в окружающие части» (Толль 1863: 117); этот неопределенный диагноз ставили очень часто, фактически в случае любого сердечно-сосудистого заболевания; так, Пушкин в письме к Николаю I из Михайловского просил разрешить ему уехать «в Москву, или в Петербург, или в чужие краи» для лечения некоего «рода аневризма» и прилагал медицинское свидетельство о расширении у него «кровевозвратных жил» (Пушкин 1937–1959: XIII, 283; письмо от 11 мая 1826 года).
4–50
… «самый честнейший из честнейших» (выражение жены)… – Из письма О. С. Чернышевской к сыну Михаилу от 7 октября 1879 года: «Главное, никогда не ронять своего имени и помнить, что ты сын самого честнейшего из честнейших людей» (ЧвС: III, 234).
4–51
… читая роман, в слезах целует страницу, где к читателю воззвал автор… – До такой степени растрогал Н. Г. не роман, а анонимный перевод «Замогильных записок» Шатобриана в «Отечественных записках»: «… одно из мест так мне понравилось, что когда он прибавляет: „Когда ты будешь это читать, я буду уже перед Богом“ – я поцеловал это место» (ЛН: I, 338; запись от 3 декабря 1848 года). Шатобриан обращается к читателю в конце главы «Искушение» (ч. 1, кн. 3), после рассказа о том, как в юности он пытался застрелиться из ружья, которое несколько раз подряд дало осечку: «Тот, кого приведут в волнение эти страницы, кто покусится подражать этому сумасбродству, кто полюбит мою память за этот пустой бред, тот должен вспомнить, что он слышит не что иное, как голос мертвеца. Будущий незнаемый мною читатель! Уже все миновало: от меня осталось только то, что я есмь в руке судившего меня Бога» (Отечественные записки. 1848. Т. 61. № 12. Отд. II. С. 230–231).
4–52
Страннолюбский – Значимую фамилию вымышленного биографа Набоков позаимствовал у реального лица – математика и педагога А. Н. Страннолюбского (1839–1903), который давал уроки старшему сыну Чернышевского Александру (Пыпин 1932: 267).
4–53
Что, если <… > приделать к ртутному градуснику карандаш, так чтобы он двигался согласно изменениям температуры? – Прочитав в «Отечественных записках» о «термометре с часовым прибором, который проводит под карандашом, который двигается сообразно изменениям температуры, бумажку», Н. Г. записал в дневнике: «Это сам думаю сделать я <… > Это вздумал я довольно давно и постоянно придумывал усовершенствования. Основная мысль (прибор часовой) родилась, я думаю, месяца 4 назад, как следствие случайной мысли о приделке карандаша к ртутному термометру» (ЛН: I, 326–327; запись от 19 ноября 1848 года).
4–54
Невесело в его дневнике читать о снарядах, которыми он пытается пользоваться, – коромыслах, чечевицах, пробках, тазах… – Имеются в виду следующие записи: «… сделал коромысло, надел на концы два равновесные деревянные чурбачка, сделал дыру в лагуне старой, распиленной надвое <… > Продел туда коромысло, в центре которого <… > вдел поперечь иголку, так чтобы не проскользнуло оно, налил воды, и чурбачок, который лежал на дне и опускался на него, если поднять, теперь, конечно, всплыл» (ЛН: I, 443–444; запись от 14 июля 1849 года); «Вдруг вздумалось: <… > это будет так: края прорезки будут сдвигаться при давлении спицы и массы, сделанной чечевицеобразно, как маятник, и сходиться снова, когда <… > спица и чечевица пойдет. <… > Итак, жернов деревянный лучше всего входит в прорезку ванны или котла или кадки…» (Там же: 424–425; записи от 23 мая и 4 июня 1849 года); «… провернул пробку, и также попробовал, держа ее на игле, но не мог сделать сосуда, поэтому не была она одною половиною в воде, и вода течением своим заставляла ее вертеться наоборот того, как следовало бы» (Там же: 427; запись от 26 мая 1849 года).
Чечевицей называется диск или шар маятника.
4–55
кошемар – Набоков использует устаревшую трехсложную форму слова (от фр. cauchemar), которая долгое время сосуществовала с двухсложной, но затем, уже к концу XIX века, была ею полностью вытеснена. Хрестоматийные примеры – восклицание Свидригайлова в «Преступлении и наказании» Достоевского: «Кошемар во всю ночь!» и стихотворение Тютчева «Бывают роковые дни…» (1873), где «кошемар» дважды попадает на рифменную позицию. В некрасовском «Современнике» с 1859 года преобладала форма «кошмар». См., например, в знаменитой статье Добролюбова «Темное царство»: «Теперь новые начала жизни только еще тревожат сознание всех обитателей темного царства, в роде далекого привидения или кошмара» (1859. Т. 76. № 7. Отд. III. С. 45).
4–56
… бесконечность со знаком минуса, да разбитый кувшин в придачу. – В дневнике Чернышевского есть следующая запись: «Тут я разбил блюдечко, потому что положил „Полицейскую газету“ на окно за столик; перед столом стоял стул, я поставил на него стакан выпивши <… > я хотел (лежа сам на диване) отодвинуть стул <… > и стакан полетел» (ЛН: I, 486; запись от 26 декабря 1849 года). Разбитый кувшин как символ разбитых надежд восходит к басне Лафонтена «La Laitière et le Pot au Lait» («Молочница и горшок/кувшин с молоком» – кн. VII, басня 10; рус. пер. графа Д. И. Хвостова «Молошница и кувшин с молоком») – о крестьянке Пьеретте, которая пошла в город продавать молоко. По дороге она начала подсчитывать будущие барыши и строить далекие планы обогащения, но, размечтавшись, уронила и разбила кувшин и осталась ни с чем. Иллюстрацией к этому сюжету явилась скульптурная композиция «Молочница» («Девушка с кувшином») скульптора П. П. Соколова (1764–1835), украшающая фонтан, построенный в Екатерининском парке Царского Села в 1816–1817 годах. Ей посвящена антологическая эпиграмма Пушкина «Царскосельская статуя» (1830), на которую здесь, по-видимому, намекает Набоков: «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. / Дева печально сидит, праздный держа черепок. / Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой; / Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит» (Пушкин 1937–1959: III, 231). Биография Федора превращает Н. Г. в подобие незадачливой мечтательницы, силой искусства оставленной вечно сидеть над разбитым кувшином.
4–57
Мать ходила на поклон к профессорам, дабы их задобрить… – Ср.: «Мать Чернышевского, то ли из опасения, что сын ее плохо подготовлен к экзаменам, то ли по старой российской привычке, ходила по университетским профессорам, кланялась им и просила отнестись к нему снисходительно» (Стеклов 1928: I, 17).
4–58
Из петербургских товаров ее больше всего поразил хрусталь. – Из письма Н. Г. кузинам от 6 августа 1846 года: «Маменьке Петербург теперь нравится уже <… > Особенно маменьке нравится хрусталь здешний: или бы весь его закупила, сказали они ныне…» (ЛН: II, 33).
4–59
Наконец, оне (Николя всегда говорил о матери почтительно, употребляя это наше удивительное множественное число…)… – Наверное, правильнее было бы оставить здесь форму «онѣ» – личное местоимение третьего лица множественного числа женского рода, упраздненное орфографической реформой 1917–1918 годов. В письмах Н. Г. Ч. используется в значении pluralis majestatis как знак чрезвычайного уважения (ср.: [3–92]). В советских изданиях писем Чернышевского, где он всегда пишет о матери во множественном числе, «онѣ» заменено на «они» (см. пример выше).
4–60
На дорогу оне купили себе огромную репу. – Из письма Н. Г. отцу от 23 августа 1846 года: «Милый папенька! Маменька выехали. <… > Они, слава Богу, расстались со мною гораздо спокойнее, нежели я думал. Почти даже не плакали. Мы для подкрепления их твердости показывали самое веселое лицо, смеялись над репою, которой они купили себе в дорогу…» (ЛН: II, 38). Огромная репа – образ, который перейдет в рассказ Набокова «Истребление тиранов» (1938), где она становится эмблемой тиранического государства, в котором «особой заботой окружены репа, капуста да свекла». Некая старушка выращивает двухпудовую репу и удостаивается приема у самого тирана, который с восторгом выслушивает ее рассказ, подозрительно напоминающий сказку «Репка» (Набоков 1999–2000: V, 363).
4–61
Увеселения Излера, его искусственные Карлсбады; «минерашки», где на воздушных шарах поднимаются отважные петербургские дамы; трагический случай с лодкой, угодившей под невский пароход