(Там же: 553).
4–121
… рассказывает ей о жене Искандера, которая, будучи беременной («извините, что я говорю такие подробности»), при получении известия, что мужа схватили в Сардинских владениях и отправляют в Россию, «падает мертвой». – Набоков соединяет два эпизода рассказанной Чернышевским легенды о А. И. Герцене и его жене Наталье Александровне (урожд. Захарьиной, 1817–1852): «Он был весьма богатый человек. Женился по любви на девушке, с которой вместе воспитывался. Через несколько времени являются жандармы, берут его, и он сидит год в крепости. Жена его (извините, что я говорю такие подробности) была беременна. От испуга у нее родится сын глухонемой. Здоровье ее расстраивается на всю жизнь. Наконец его выпускают. Наконец ему позволяют уехать из России. <… > Живет где-то в Сардинских владениях. Вдруг Людовик Наполеон, теперь император Наполеон, думая оказать услугу Николаю Павловичу, схватывает его и отправляет в Россию. Жена, которая жила где-то в Остенде или в Диэппе, услышав об этом, падает мертвая. Вот участь тех, которые связывают свою жизнь с жизнью подобных людей. Я не равняю себя, например, с Искандером по уму, но должен сказать, что в резкости образа мыслей не уступаю ему и что я должен ожидать подобной участи» (ЛН: I, 557–558).
Рассказ Н. Г. имеет весьма отдаленное отношение к реальной биографии Герцена, который никогда в крепости не сидел и России выдан не был. Его четвертый ребенок, сын Николай (1843–1851), действительно, родился глухонемым, но никакими потрясениями это не объяснялось. Жена Герцена умерла преждевременными родами, после семейной драмы и тяжелой болезни, в Ницце (тогда владении Сардинского королевства), где они с мужем жили с июня 1850 года.
4–122
Ольга Сократовна, как добавил бы тут Алданов, мертвой бы не упала. – Марк Алданов(псевдоним Марка Александровича Ландау, 1889–1957) – русский писатель, с 1919 года в эмиграции; один из немногих литературных знакомых Набокова, которые, по его словам, возбуждали в нем душевную приязнь (см.: Набоков 1999–2000: V, 318). Авторская ирония по отношению к героям – характерная особенность его стиля. В рецензии на роман Алданова «Пещера» Набоков отметил: «На всех них заметна творческая печать легкой карикатурности. Я употребляю это неловкое слово в совершенно положительном смысле: усмешка создателя образует душу создания» (Там же: IV, 593).
После выхода в свет отдельного издания «Дара» Алданов писал Набокову: «… получил от Чеховского издательства Вашу чудесную книгу, прочел ее снова с наслаждением. Какой у Вас огромный талант!» (Aldanov, Mark Aleksandrovich // NYVNP. Manuscript Box. Outgoing correspondence).
4–123
«Если когда-нибудь, – писал он далее, – молва запятнает ваше имя, так что вы не будете надеяться иметь другого мужа… всегда буду по одному вашему слову готов стать вашим мужем». – По первоначальному плану Чернышевского, отказываясь от немедленного брака с Ольгой Сократовной, он оставлял лазейку для «высокого счастья жениться на ней» в будущем и собирался сказать ей: «Как бы то ни было, но я люблю вас; поэтому я позволяю себе сказать вам вот что: вы держите себя довольно неосторожно. Если когда-нибудь молва запятнает ваше имя, так что вы не будете надеяться иметь другого мужа, и вам все-таки будет хотеться получить защиту мужа, то я в таком случае – когда я буду единственным мужем возможным для вас – всегда буду по одному вашему слову готов стать вашим мужем» (ЛН: I, 553).
4–124
… что не помешало ему испытать самолюбивую досаду, когда невеста предупредила его, что в него не влюблена. – Объясняясь с Н. Г., Ольга Сократовна сказала ему: «Вы мне нравитесь; я не влюблена в вас; да разве любовь необходима? Разве ее не может заменить привязанность». Комментарий Н. Г.: «Это меня огорчило. Я теперь чувствую – т. е. вот теперь [когда] пишу это – что у меня на глазах навертываются слезы» (Там же: 569).
4–125
Его жениховство <… > с бухгалтерией ласок: «расстегивал сначала две, после три пуговицы на ее мантилье…» – Ср.: «Наконец расстегивал сначала 2, после 3 пуговицы на ее мантилье и целовал ее в грудь, но в верхнюю только часть. И это ее оскорбило несколько» (Там же: 677).
4–126
Непременно хотел поставить ее ножку (в тупоносенькой серой ботинке, прошитой цветным шелком)на свою голову… – После того как О. С. ответила на его поцелуи, Н. Г. записал в дневнике: «Ныне я, если можно будет, позволю себе больше – я буду крепко обнимать ее, я хочу непременно поставить ее ножку на свою голову. Бог знает до каких нежностей дойду я» (Там же: 675). Добавленная в скобках деталь («ботинка» в женском роде – норма для языка XIX века) представляет собой контаминацию двух образов из русской классической прозы. «Светло-серые ботинки с тупыми носками» в романе Тургенева «Накануне» носит Зоя Никитишна Мюллер, «русская немочка», которая «одевалась со вкусом, но как-то по-детски» (Тургенев 1978–2014: VI, 173, 216). Нарядные «ботинки, прошитые пунцовым шелком», надевает на свидание с Марком Волоховым Вера, героиня романа Гончарова «Обрыв» (Гончаров 1997–2017: VII, 516; ср.: [1–155]).
4–127
Иногда он читал ей Лермонтова, Кольцова; читал же стихи, как псалтырь. – «… наконец является разговор о Кольцове. Она хочет, чтобы я прочитал оттуда несколько стихотворений. Я не хотел, потому что читаю дурно, и не хотел еще раз показаться ей смешным. Она показывает вид, что сердится. Наконец, я читаю „Бегство“. – Она смеется. – „Вы читаете решительно как Псалтырь“» (ЛН: I, 642).
4–128
Он не умел полькировать ловко и плохо танцевал гроссфатер… — Однажды во время танцев Ольгу Сократовну спросили, почему она не заставляет Н. Г. полькировать: «Я не думаю, – ответила она, – чтобы он мог ловко полькировать, а я не хочу, чтобы он был смешон» (Там же: 593–594). В другой раз он сидел с ней в гостиной, «пока другие танцуют гроссфатер» (Там же: 657) – старинный немецкий танец Grossvater (букв. ‘дедушка’). По определению «Энциклопедического лексикона» (СПб., 1838. Т. 15), «танец этот начинается туром под музыку, похожую на медленный вальс, в продолжение которого танцующие проходят через несколько комнат и часто из одного этажа в другой; после этого тура начинается другой, под весьма скорую музыку в 2/4 такта, где делаются разные фигуры, похожие на экосез, а иногда является и самый вальс. Гросфатер танцуется хорошо только после ужина и шампанского» (175–176).
4–129
… Ольга Сократовна за столом кормила с тарелки, как ребенка, того или другого гостя, а Николай Гаврилович прижимал салфетку к сердцу, грозил проткнуть себе вилкой грудь. В свою очередь она притворялась сердитой… – Это произошло при первом знакомстве Н. Г. с О. С.: «Она кормила со своей руки Палимпсестова; я шалил, отнимал у него тарелку <… > дурачился страшно, наконец, взял ее салфетку и приложил к сердцу. <… > Она по-прежнему продолжала шалить с Палимпсестовым, и наконец я сказал ей: „Бросаю вас, гордая красавица“. Она обиделась этим и сказала, что не будет со мною танцевать. <… > Наконец я взял вилку и сказал, что проткну себе грудь, если она не простит меня» (ЛН: I, 551).
4–130
Он просил прощения <… > целовал «открытые части» ее рук, которые она прятала. «Как вы смеете!» Пингвин принимал «серьезный, унылый вид, потому что в самом деле могло случиться, что сказал что-нибудь такое, чем другая на ее месте оскорбилась бы». – Точная цитата из записи разговора с Ольгой Сократовной, притворившейся обиженной на одном из свиданий: «… я подсел к ней. Она отворотилась к окну. „Ольга Сократовна! простите меня!“ – Она не отвечала. „Простите“ – Не отвечает. „Дайте мне поцеловать вашу ручку – ведь вам хочется“ – она спрятала руки, сложивши их на груди, но оставались ниже локтя открытые части, потому что рукава были довольно короткие. Я нагнулся и поцеловал. „Как вы смеете?“ – Я снова поцеловал. <… > „Неужели я в самом деле чем-нибудь оскорбил вас, Ольга Сократовна?“ Она несколько оборотилась, чтобы взглянуть на меня, и я в самом деле принял серьезный и унылый вид <… >» (Там же: 577; далее как в тексте).
4–131
По праздникам он озорничал в Божием храме, смеша невесту… – Чернышевский был в церкви с Ольгой Сократовной и другими знакомыми на поздней обедне в праздник Благовещения (25 марта): «О. С. начинает говорить со мной и страшно хохотала своему разговору и моим ответам – наконец она сказала: „что вы не молитесь?“ – „Если вы прикажете, буду молиться“, и несколько раз она велела мне становиться на колени, молиться в землю. В это время опустил мне ее муфту Воронов, который стоял подле <… > я взял муфту и, поклонившись в землю, поцеловал ее <… > и так шалил страшным образом во всю обедню, так что все, кто стоял кругом, смотрели на нас» (Там же: 659).
4–132
… мелком он по очереди ставил всем на спине крест: знак поклонников Ольги Сократовны, страдающих по ней. И после еще некоторой возни в том же духе происходит <… > шутовская дуэль палками. – На вечере в доме знакомых Чернышевского, где было много гостей, он расшалился: «Я беру мел, который лежит на столе для карточной игры, подхожу к Пригоровскому, ставлю ему на спине крест, потом у Палимпсестова, потом у Воронова; у меня вырывают мел, ставят мне на спине крест – это знак поклонников Ольги Сократовны, страдающих по ней. <… > начинается всеобщее ставление крестов, и весь мой фрак сзади покрыт крестами. … Наташа Воронова, с которой я много шалил, подходит ко мне