(Стеклов 1928: I, 631).
4–281
… когда же к нему приставали, кто же лучший современный беллетрист, то он называл Максима Белинского. – По воспоминаниям Пантелеева, в разговоре с ним Н. Г. утверждал, что «из современных беллетристов самый крупный Максим Белинский» (Пантелеев 1958: 470; Стеклов 1928: II, 603). Максима Белинского(псевдоним Иеронима Иеронимовича Ясинского, 1850–1931), автора поверхностных повестей «обличительного направления», Чернышевский хвалил также в разговоре с начальником Иркутского жандармского управления Келлером (Стеклов 1928: II, 586, примеч. 1).
4–282
Юношей он записал в дневнике: «Политическая литература – высшая литература» – дневниковая запись от 10 декабря 1848 года (ЛН: I, 342).
4–283
Впоследствии, пространно рассуждая о Белинском (Виссарионе, конечно), о котором распространяться, собственно, не полагалось, он ему следовал, говоря, что «литература не может не быть служительницей того или иного направления идей» и что писатели, «неспособные искренне одушевляться участием к тому, что совершается силою исторического движения вокруг нас… великого ничего не произведут ни в каком случае», ибо «история не знает произведений искусства, которые были бы созданы исключительно идеей прекрасного». – Монтаж цитат из девятой и седьмой статей Чернышевского, входящих в цикл «Очерки гоголевского периода русской литературы» (Чернышевский 1939–1953: III, 301, 303, 237). В приложении к статье седьмой Н. Г. привел отрывок из предсмертной статьи Белинского «Взгляд на русскую литературу 1847 года», который, по его словам, доказывал, что окончательный взгляд критика на искусство и литературу «был совершенно таков», как у него самого, и «совершенно чист от всякой фантастичности и отвлеченности» (Там же: 238). Ему должны были импонировать следующие утверждения в отрывке: «… мысль о каком-то чистом, отрешенном искусстве, живущем в своей собственной сфере, не имеющей ничего общего с другими сторонами жизни, есть мысль отвлеченная, мечтательная. Такого искусства никогда и нигде не бывало. <… > Отнимать у искусства право служить общественным интересам, значит не возвышать, а унижать его…» (Там же: 260, 263).
Девять «Очерков гоголевского периода» печатались в «Современнике» с декабря 1855 по декабрь 1856 года. В первых четырех из них Чернышевский по цензурным соображениям называл Белинского только перифрастически («автор статей о Пушкине», «молодой противник» Н. Полевого, «Рыцарь без имени» и т. п.), поскольку тогда еще действовал строгий запрет на упоминания о нем в печати, установленный в 1848 году. Весной 1856 года этот запрет был снят, и, начиная с пятой статьи, Чернышевский открыто обсуждал и цитировал работы своего предшественника.
4–284
… «Жорж Занд безусловно может входить в реестр имен европейских поэтов <… > Свифт, Стерн, Вольтер, Руссо имеют несравненно, неизмеримо высшее значение во всей исторической литературе, чем Гоголь». – С небольшими неточностями и пропусками цитируется статья В. Г. Белинского «Объяснения на объяснение по поводу поэмы Гоголя „Мертвые Души“» (Белинский 1976–1982: V, 150–151).
4–285
«Гоголь фигура очень мелкая, сравнительно, например, с Диккенсом, или Фильдом, или Стерном». – Цитируется письмо Чернышевского к жене от 30 августа 1877 года (ЧвС: II, 204; Стеклов 1928: I, 158, примеч. 1). Вместо «Фильдом» (опечатка или описка Набокова) следует читать «Фильдингом» (как в обоих источниках). В английском переводе правильно: Fielding (Nabokov 1991b: 254).
4–286
Бедный Гоголь! Его возглас (как и пушкинский) «Русь!» охотно повторяется шестидесятниками… — Годунов-Чердынцев имеет в виду знаменитые восклицания в финале первого тома «Мертвых душ»: «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу <… > Русь! чего же ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? <… > Русь, куда ж несешься ты, дай ответ?» (Гоголь 1937–1952: VI, 220–221, 247) и пушкинский каламбур, обыгрывающий латинское «O rus!» (букв.: «О деревня!»; цитата из Горация) в эпиграфе ко второй главе «Евгения Онегина»: «O rus! О Русь!». В гражданской лирике первых лет царствования Александра II обращение «Русь!» или «О Русь!» использовалось неоднократно. См., например, в революционном стихотворении Добролюбова «Дума при гробе Оленина» (1855): «О Русь! Русь! Долго ль втихомолку / Ты будешь плакать и стонать, / И хищного в овчарне волка / «Отцом-надеждой называть? // … Проснись, о Русь! Восстань, родная!» (Добролюбов 1969: 46) или в «Несчастных» Некрасова (1856): «О Русь, когда ж проснешься ты…» (Некрасов 1981–2000: IV, 44).
4–287
Чтя семинариста в Надеждине (писавшем литературу через три «т»), Чернышевский находил, что влияние его на Гоголя было бы благотворней влияния Пушкина, и сожалел, что Гоголь не знал таких вещей, как принцип. – Николай Иванович Надеждин(1804–1856) – критик, эстетик, издатель журнала «Телескоп»; окончил духовную семинарию в Рязани. В «Очерках гоголевского периода русской литературы» Чернышевский писал о нем как о мыслителе, опередившем свое время, непосредственном предшественнике Белинского: по его словам, в пушкинскую эпоху только один Надеждин «понимал вещи в их истинном свете» (Чернышевский 1939–1953: III, 157). В статье о «Сочинениях и письмах Н. В. Гоголя» (1857) он сожалел о том, что Гоголь в молодости не воспринял прогрессивные «понятия» Надеждина и Н. А. Полевого, а подпал под пагубное влияние Пушкина и его кружка, где не интересовались философией и политикой (Там же: IV, 631–634). «Вспомните, – обращался Чернышевский к просвещенным читателям «Современника», – было ли в вашей жизни время, когда не знакомо было вам, например, хотя бы слово „принцип“? А Гоголь в то время, когда писал „Ревизора“, по всей вероятности, и не слыхивал этого слова…» (Там же: 633).
Слово «лит (т) ература» (от фр. littérature) появилось в русском языке в конце XVIII века и долгое время писалось как на французский манер через два «т», так и (реже) с одним «т». К середине XIX века, однако, нормой стал считаться второй вариант. В руководстве по орфографии того времени говорилось: «Многие пишут: литтература, литтературный. Должно писать: литература, литературный» (Справочное место 1843: 55). Набоков, вероятно, имеет в виду резко полемические статьи Надеждина, которые тот печатал в журнале «Вестник Европы» М. Т. Каченовского в 1828–1830 годах под псевдонимом «Никодим Надоумко». Он мог их видеть в приложении к первому тому «венгеровского» собрания сочинений Белинского, где они были воспроизведены в оригинальной орфографии (Белинский 1900: 454–524).
4–288
Бедный Гоголь! Вот и отец Матвей, этот мрачный забавник, тоже заклинал его от Пушкина отречься… – Отец Матвей(Матвей Александрович Константиновский, 1792–1857) – ржевский протоиерей, один из корреспондентов Гоголя после выхода «Выбранных мест из переписки с друзьями», требовал от писателя еще большего морального ригоризма. В январе – феврале 1852 года он встречался с Гоголем в Москве и вел с ним душеспасительные беседы. По свидетельству протоиерея Ф. И. Образцова, «о. Матфей, как духовный отец Гоголя, взявший на себя обязанность очистить совесть Гоголя и приготовить его к христианской непостыдной кончине, потребовал от Гоголя отречения от Пушкина. „Отрекись от Пушкина, – потребовал о. Матфей, – он был грешник и язычник“» (Вересаев 1933: 493). В книге «Николай Гоголь» Набоков заметил, что отец Матвей «сочетал в себе красноречие Иоанна Златоуста с мрачнейшими забавами Темных Веков» (Nabokov 1961: 135).
4–289
Счастливее оказался Лермонтов. Его проза исторгла у Белинского <… > неожиданное и премилое сравнение Печорина с паровозом, сокрушающим неосторожно попадающихся под его колеса. – В статье «Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова…» (1840) Белинский писал, что пороки Печорина вытекают из его «богатой натуры» подобно тому, как губительная сила паровоза (в тексте: «парохода», как называли локомотив в первую половину XIX века), сокрушающего «неосторожных, попавших под его колеса», есть «результат его чрезмерной быстроты» (Белинский 1976–1982: III, 144).
4–290
Ритм, тон, бледный, слезами разбавленный стих гражданских мотивов до «Вы жертвою пали» включительно, – все это пошло от таких лермонтовских строк, как: «Прощай, наш товарищ, недолго ты жил…» – Имеется в виду «похоронное» стихотворение Лермонтова «В рядах стояли безмолвной толпой…» (1833), на которое повлиял знаменитый перевод И. И. Козлова «На погребение английского генерала сира Джона Мура» («Не бил барабан перед смутным полком…»). Оба стихотворения, написанные одним и тем же размером – разностопным амфибрахием (Амф43) с перекрестной рифмовкой – и заканчивающиеся словами прощания с товарищем, послужили моделью для целого ряда текстов с аналогичным «погребальным» семантическим ореолом и в том числе для песни неизвестного автора 1870-х годов. «Вы жертвою пали в борьбе роковой…», позднее вошедшей в революционный «Похоронный марш» (см.: Песни 1988: II, 346, 423–424). Песня завершается стихами: «Прощайте же, братья! вы честно прошли / Ваш доблестный путь благородный!»
4–291
Очарование Лермонтова