<… > прозрачный привкус неба во влажном стихе – были, конечно, совершенно недоступны пониманию людей склада Чернышевского. – Набоков, видимо, называет стих Лермонтова влажным по ассоциации с метаописательными строками из его незаконченной поэмы «Сказка для детей» (1840): «Стихов я не читаю – но люблю / Марать шутя бумаги лист летучий; / Свой стих за хвост отважно я ловлю; / Я без ума от тройственных созвучий / И влажных рифм – как например на ю». Как показал К. Ф. Тарановский, Лермонтов имел в виду сочетание плавного сонанта л, йота и гласного у в слове «люблю» (Тарановский 2000: 343–345; Левинтон 1981).
4–292
Браните же его за шестистопную строчку, вкравшуюся в пятистопность «Бориса Годунова», за метрическую погрешность в начале «Пира во время чумы»… — В английском переводе «Дара» Набоков уточнил, что речь идет о девятой сцене «Бориса Годунова» (ст. 50: «У Вишневецкого, что на одре болезни») и двадцать первом стихе «Пира во время чумы»: «Я предлагаю выпить в его память» (Nabokov 1991b: 255). Обе эти погрешности, метрическая и акцентная (ударный слог в слове «его» попадает на нечетный слог стиха, а безударный – на четный, что нарушает схему ямба и считается «запретным»), были отмечены в работе Б. В. Томашевского «Пятистопный ямб Пушкина» (Томашевский 1923: 55, 39).
4–293
… за пятикратное повторение слова «поминутно» в нескольких строках «Мятели»… – В английском переводе: «within sixteen lines [в шестнадцати строках (англ.)]» (Nabokov 1991b: 255). Пушкин пять раз повторяет это наречие в сцене, когда Владимир, попав в метель, сбивается с дороги и не может найти церковь, где его ждет невеста: «Владимир очутился в поле и напрасно хотел снова попасть на дорогу; лошадь ступала наудачу и поминутно то въезжала на сугроб, то проваливалась в яму; сани поминутно опрокидывались; Владимир старался только не потерять настоящего направления. Но ему казалось, что уже прошло более получаса, а он не доезжал еще до Жадринской рощи. Прошло еще около десяти минут; рощи все было не видать. Владимир ехал полем, пересеченным глубокими оврагами. Метель не утихала, небо не прояснялось. Лошадь начинала уставать, а с него пот катился градом, несмотря на то, что он поминутно был по пояс в снегу. Наконец он увидел, что едет не в ту сторону. Владимир остановился: начал думать, припоминать, соображать, и уверился, что должно было взять ему вправо. Он поехал вправо. Лошадь его чуть ступала. Уже более часа был он в дороге. Жадрино должно было быть недалеко. Но он ехал, ехал, а полю не было конца. Все сугробы да овраги; поминутно сани опрокидывались, поминутно он их подымал. Время шло; Владимир начинал сильно беспокоиться» (Пушкин 1937–1959: VIII, 79–80).
4–294
Страннолюбский проницательно сравнивает критические высказывания шестидесятых годов о Пушкине с отношением к нему шефа жандармов Бенкендорфа или управляющего Третьим отделением фон Фока. Действительно, у Чернышевского, так же как у Николая I или Белинского, высшая похвала литератору была: дельно. – Максим Яковлевич фон Фок (1777–1831), управляющий Третьим отделением, ближайший помощник шефа жандармов А.X. Бенкендорфа, относился к Пушкину с презрением; в его донесениях он охарактеризован как «честолюбец, пожираемый жаждою вожделений» (Вересаев 1936: I, 317) и легкомысленный «человек, не думающий ни о чем, но готовый на все» (Там же: II, 57).
В словаре Белинского и Чернышевского слова «дельный» и «дельно» имели особое значение, подразумевая нечто похвально-прогрессивное, просвещенное, имеющее общественную пользу. Так, Белинский писал Тургеневу о его рассказе «Ермолай и Мельничиха»: «… не Бог знает что, безделка, а хорошо, потому что умно и дельно, с мыслию» – или Боткину о повести Дружинина «Полинька Сакс»: «… все юно и незрело, – и несмотря на то хорошо, дельно, да еще как!» (Белинский 1914: III, 180, 323). У Чернышевского оценка «дельно» часто встречается в коротких рецензиях. Ср., например: «Дельно составленная и довольно интересная брошюра»; «Но какое нам дело до слога ученого сочинения, если содержание по большей части дельно?»; «Обе эти книги составлены дельно» (Чернышевский 1939–1953: III, 448, 490, 560). Набоков мог знать замечания Николая I на показаниях И. С. Аксакова, данных им Третьему отделению после ареста в марте 1849 года. Против слов «Признаюсь, меня гораздо более всех славян занимает Русь» император начертал: «И дельно, потому что все прочее мечта» (Сухомлинов 1888: 343).
4–295
Когда Чернышевский или Писарев называли пушкинские стихи «вздором и роскошью», то они только повторяли Толмачева, автора «Военного красноречия», в тридцатых годах сказавшего о том же предмете: «Пустяки и побрякушки». – В фельетоне Достоевского «Г-н Щедрин, или Раскол в нигилистах» (1864), направленном против «Современника» и «Русского слова», критикам-нигилистам были приписаны утверждения: «Пушкин – роскошь и вздор. <… > Вздор и роскошь даже сам Шекспир» (Достоевский 1972–1990: ХХ, 109), которые затем стали восприниматься как подлинные высказывания.
Яков Васильевич Толмачев(1779–1873) – автор книг по риторике, в том числе учебника «Военное красноречие» (1825) для школы гвардейских прапорщиков, где он преподавал в 1820-х годах; в дальнейшем профессор Петербургского университета и Благородного пансиона. Его отзыв о Пушкине приводит в своих мемуарах учившийся у него в пансионе И. И. Панаев: «Яков Васильевич питал закоренелую ненависть ко всему живому и современному. <… > Когда мы заговаривали с ним о Пушкине или декламировали его стихи, он махал рукою и перебивал, затыкая уши: „Перестаньте, перестаньте! это все пустяки и побрякушки: ничего возвышенного, ничего нравственного. И кто вам дает читать такие книги?“» (Панаев 1888: 10).
4–296
Говоря, что «Пушкин был „только слабым подражателем Байрона“», Чернышевский чудовищно точно воспроизводил фразу графа Воронцова… — В письме к жене от 30 августа 1877 года Чернышевский заметил: «Наши знаменитейшие поэты, Пушкин и Лермонтов, были только слабыми подражателями Байрона. Этого никто не отрицает» (ЧвС: II, 203; Стеклов 1928: I, 158). Граф Михаил Семенович Воронцов(1782–1856), новороссийский генерал-губернатор и наместник Бессарабский, известный враждебным отношением к Пушкину, назвал его «слабым подражателем лорда Байрона» в письме к К. В. Нессельроде от 28 марта 1824 года (см.: Вересаев 1936: I, 227).
4–297
Излюбленная мысль Добролюбова, что «у Пушкина недостаток прочного, глубокого образования», – дружеское ауканье с замечанием того же Воронцова: «Нельзя быть истинным поэтом, не работая постоянно для расширения своих познаний, а их у него недостаточно». – О недостатке серьезного образования у Пушкина Добролюбов писал многократно (см., например: Добролюбов 1962: I, 298; II, 174 и мн. др.). Набоков цитирует его статью «О степени участия народности в развитии русской литературы. Очерк истории русской поэзии А. Милюкова» (1858): «… только недостаток прочного глубокого образования препятствовал ему сознать прямо и ясно, к чему стремиться, чего искать, во имя чего приступать к решению общественных вопросов» (Там же: II, 262; Волынский 1896: 220). Замечание Воронцова о Пушкине взято из его письма к П. Д. Киселеву от 6 марта 1824 года (Вересаев 1936: I, 229).
4–298
«Для гения недостаточно смастерить Евгения Онегина», – писал Надеждин, сравнивая Пушкина с портным, изобретателем жилетных узоров, и заключая умственный союз с Уваровым <… > сказавшим по случаю смерти Пушкина: «Писать стишки не значит еще проходить великое поприще». – В статье Н. И. Надеждина (см.: [4–287]) «Полтава. Поэма Александра Пушкина», написанной в форме диалога, один из собеседников язвительно замечает: «Для гения не довольно смастерить Евгения» – и сравнивает творчество Пушкина с красивыми модными изделиями портного, «чьей творческой дланью создан этот пышный жилет, роскошествующий всеми радужными цветами на груди вашей» (Вестник Европы. 1829. Т. 165. № 8. С. 301, 300; Зелинский 1887: 173, 172).
Сергей Семенович Уваров(1786–1855) – с 1818 года президент Академии наук, с 1834 года – министр народного просвещения, начальник Главного управления цензуры. В 1830-е годы его отношения с Пушкиным постепенно приобрели характер острой вражды. Устный отклик Уварова на смерть Пушкина передал М. А. Дундуков-Корсаков в беседе с А. А. Краевским (Вересаев 1936: II, 443).
4–299
Если Пушкин был гений, рассуждал он, дивясь, то как истолковать количество помарок в его черновиках? Ведь это уже не «отделка», а черная работа. Ведь здравый смысл высказывается сразу, ибо з н а е т, что хочет сказать. – Пространные рассуждения на эту тему см. в статьях Чернышевского об анненковском издании Пушкина (Чернышевский 1939–1953: II, 455–468). Здесь и далее Годунов-Чердынцев в заостренной форме излагает центральные положения этой части работы.
4–300
«Поэтические произведения хороши тогда, когда, прочитав их, каждый(выделение мое) говорит: да, это не только правдоподобно, но иначе и быть не могло, потому что всегда так бывает». – Цитата из книги Чернышевского для детей «Александр Сергеевич Пушкин. Его жизнь и сочинения» (1856), опубликованной анонимно (Чернышевский 1939–1953: III, 333).
4–301
Пушкина нет в списке книг, доставленных Чернышевскому в крепость.