Рафинад решил не испытывать Феликса и взять инициативу в свои руки — надо лишить пуританина командира его козырей. Ради этого Рафинаду пришлось поступиться своими вожделенными планами относительно Лизы. Он давно положил глаз на Лизу — привлекательную блондинку с изящным, чуть заостренным носиком и наивными зеленоватыми глазами. Его сдерживал ироничный, высокомерный вид Лизы и ноги, что ниже колен нарушали прямую линию, и весьма существенно. Высокомерие Лизы Рафинад бы еще перетерпел, но от ног он требовал классических форм.
И Рафаил Наумович Дорман решил привлечь Лизу к своим замыслам — лишить святости зануду друга Феликса, человека, измученного тайными желаниями и гордыней. Гордость — враг наслаждений, утверждал Рафинад…
Он приступил к делу, разработал план. Арендовал у пастуха Якубова столетнего одра по имени Ракета. Запряг Ракету в арбу, дно которой устлал надувным матрацем, похожим на мозаичное панно, благодаря множеству цветных заплат — следов бурных любовных утех на его резиновом теле. Бросил в арбу несколько бутылок вина, ведро овощей, лук, уксус, килограмм пять баранины и мангал. Все, что требовалось для приличного шашлыка. Усадил Лизу, Феликса, стройную глазастую медсестру Аиду и, на ночь глядя, погнал Ракету в степь.
Шашлык удался — пахучий, чуть хрустящий, с нежным духом баранины, отдающим в небо. Оставив Феликса и Лизу, увлеченных разговором о каком-то спектакле, Рафинад, прихватив одеяло, отбуксировал хихикающую Аиду в степь, к цикадам. Вернулись они часа через два и застали Феликса с Лизой за продолжением разговора, правда более вялым, а в голосе Лизы звучали раздраженные, разочарованные ноты. Спустя несколько месяцев, в разгар пятого семестра, Феликс женился на Лизе. Женился как-то тихо, без помпы, точно вошел в спокойную утреннюю воду залива. А главное, без трепета в душе. Удивительно — волевой, умный и энергичный в делах, Феликс, стеснительный в женском обществе, после женитьбы словно миновал невидимый барьер. Конечно, ему было далеко до Рафинада, но отношения его со слабым полом приобрели самостоятельность. Продуманные и осторожные — Феликс берег домашний очаг, особенно после рождения Игорька. «Деловой человек должен увлекаться женщинами, это один из способов самоутверждения, школа честолюбия», — вещал Рафинад. И Феликс кивал головой в знак истинности слов своего друга…
И сейчас, лежа в постели, отложив в сторону техническое предложение барнаульцев, Феликс полусонно размышлял о непростых отношениях со своим старым приятелем Рафаилом Дорманом. О том, как эти отношения укрепились после того, как Феликс, пусть эпизодически, но стал примыкать к разгульным похождениям Рафинада. Вероятно, так себя чувствуют люди в бане, в общем зале, где все равны, пока не вернутся в раздевалку…
В 1988 году, когда только образовывался Центр, Рафинад вместе с Феликсом бегал по юристам, банкам, исполкомам — помогал зарегистрироваться, получить расчетный счет и прочее. Но едва Центр стал подниматься, едва Феликса Чернова единогласно избрали председателем, Рафинад перестал интересоваться делами Центра. Неделями не звонил Феликсу, не отвечал на звонки. Лишь после того как уволился с кожзавода, Рафинад вновь стал работать на Центр, но не в штате, а за комиссионный процент от сделки. Искал заказчиков, помогал размещать подряд среди лабораторий разных институтов, закупал компьютеры — у Феликса появилась идея создать «парк компьютеров» для продажи, когда начнется бум и цены на компьютеры подскочат. Благо, наличные деньги на закупку были, и дела у Центра шли отлично. А как перевести безналичные деньги в наличные, Феликс продумал вместе с Рафинадом, и, если честно, весь ход разработал Рафинад — юридически ход был безупречен. Главное — чтобы деньги не оседали в собственных карманах. Феликс, его ближайшие сотрудники и сам Рафинад это условие соблюдали неукоснительно, им пока вполне хватало официального заработка. Они знали — все впереди, не надо спешить…
Феликс хотел заполучить Рафинада целиком, привлечь в штат, предлагал выгоднейшие условия, хоть вице-председателем Центра. Рафинад уклонялся…
Вот и недавно. Они засиделись допоздна. Выпили, закусили. И Лиза была благожелательна к Рафинаду, обычно она его не очень жаловала. Но дальше привычных разговоров о делах Центра речь не заходила. Когда Рафинад ушел, Лиза заметила вскользь: «Как вы могли столько лет дружить? Вы совершенно одинаковые, одержимые честолюбием и страстью. Когда-нибудь вы станете лютыми врагами». Феликс возразил. Рафинад, по его. мнению, вспыхивает и сгорает, как бенгальский огонь, — ярко и холодно. Он — не лидер. Лидеру необходимо стратегическое мышление, а он — тактик, не более. Лиза не согласилась, считая, что Рафинад пока не нашел себя. Он переменится, когда возьмется за свое дело. И перешагнет через все. У него тщеславие провинциала, хотя всю жизнь прожил в Ленинграде.
Сквозь дрему до Феликса донесся голос жены:
— Куда подевалась визитка, ума не приложу, — говорила Лиза. — Надо купить сыра и колбасы.
— Возьми мою. Мы с тобой на фотографиях похожи, — сонно ответил Феликс.
— Твою и ищу. Свою я отдала бабушке. У дачников тоже требуют. Конечно, понаехало столько людей. На привокзальной площади шагу не ступить от беженцев. Прибежали. Будто в Ленинграде не может начаться то же самое. Только куда мы побежим? И от кого?
— От кого? — буркнул Феликс. — Пройди возле Гостиного двора. Мюнхенская пивнушка. Говорят, уже свастику цепляют на рукава.
— Это ты скажи Рафинаду, — Лиза вышла из комнаты, и вскоре стукнула дверь в прихожей.
«Наконец-то, — с облегчением подумал Феликс и тут же вспомнил о водопроводчике. — Пожалуй, и мне пора…»
Спустя минут двадцать после времени, означенного в телефонограмме, Феликс Евгеньевич Чернов свернул к автостоянке у райкома партии. Вышел из машины, запер дверь и включил противоугонную сигнализацию.
Зайдя в прохладный подъезд райкома, поздоровался с дежурным милиционером и, получив объяснение, поднялся на второй этаж.
В тесной приемной за столом-трибуной сидела тощая секретарша и просматривала газету. Поджатые тонкие губы выражали обиду.
— Опаздываете, — равнодушно пожурила она и, отметив в списке приход Чернова, кивнула на левую дверь.
Совещание вел сам заведующий отделом промышленности и науки Виктор Степанович Платов — громоздкий, благообразный, похожий на попа-расстригу. Одно время он часто вызывал Феликса и по-отечески журил за слишком безоглядную самостоятельность Центра. Пенял на непомерные отчисления Центра комсомолу, в то время как партийные покровители Центра получают крохи. После встреч Феликс приглашал Платова посидеть в неофициальной обстановке. Платов охотно соглашался. Благо, место для тихого застолья с отличной кавказской кухней находилось недалеко от райкома, в полуподвальном помещении. Застолье располагало к откровению…
— Когда вас окончательно упразднят, — доверительно говорил Феликс, — приходите ко мне. Устрою на приличный оклад, Виктор Степанович. С вашими связями вы пригодитесь Центру.
Платов барственно кивал, уплетая Феликсово угощение. И улыбался хитро — не гони картину, Чернов. Еще неизвестно, чья возьмет…
Сейчас Платов сидел за своим огромным столом со строгим, служебным выражением лица.
— Что ж это вы опаздываете, товарищ Чернов? — Тон его голоса означал: забудьте о нашем застолье, сейчас я вам не собутыльник.
Сидящие в кабинете обернулись. Знакомые лица. Контролеры, ревизоры… Даже лейтенантик из спецпрокуратуры, что проверял Центр по линии военного заказа, полученного от Оптико-механического завода.
— Водопроводчик задержал. На кухне затопило. А он, оказывается, выдвинут в депутаты райсовета.
В кабинете отнеслись к словам Чернова по-разному. Кто-то засмеялся, кто-то вздохнул, а лейтенант из прокуратуры — чихнул. Директор НИИ «Теплоконструкция» Криницын, член райкома, постучал костяшками пальцев по столу.
— В ваши годы, Феликс Евгеньевич…
— Мы Днепр укрощали, — бросил Геннадий Власов, помощник Феликса по общим вопросам.
Феликс взглянул на Геннадия и подмигнул.
— Кстати, наш Центр здесь представлен моим помощником, — произнес Чернов. — Он в курсе всех дел.
— Именно, молодой человек, — трендел свое Криницын. — Мы Днепрогэс строили. А тут инженер, кандидат наук, с такими мастеровыми руками и не мог обойтись без водопроводчика.
— Смог бы, смог, — не удержался Феликс. — Только весь свой домашний инструмент я снес в Центр при вашем институте. Вы ведь, Кузьма Михайлович, всю нашу лабораторию обескровили, даже вакуумный насос приказали вынести, хоть его и расколотили ваши умельцы. Пришлось нам новый покупать, денег хватило, слава Богу. Все ждем, когда вы нас вообще из института погоните, крышу отнимете.
Реплика Феликса Чернова была понятна всем сидящим в кабинете.
Возникшие технические молодежные центры смутили покой многих солидных научных институтов и промышленных предприятий. Поначалу все выглядело пристойно — директора институтов и предприятий поддержали инициативу Ленинградского обкома комсомола, решив использовать энергию молодых специалистов в своих интересах. Они понимали — можно будет поживиться на халяву. Пусть ребята поработают «на себя», все равно система не даст им особенно жировать: большую часть дохода вернут государству и своим покровителям. И выпустили «джинна из бутылки». Небольшие коллективы центров, используя хоздоговорные принципы работы, свои способности и желание наконец пожить по-человечески и просто обогатиться, оставили в дураках своих покровителей. Молодежные центры выполняли работы с высоким качеством и в короткий срок. Заказчики повернулись спиной к государственным институтам, им было выгодней иметь дела с центрами. А те набирали силу, выплачивая солидные гонорары сотрудникам, перетягивая лучшие кадры под свою крышу. Перекуры прекратились — началась настоящая работа. Образовался своеобразный «капиталистический нарыв на здоровом социалистическом теле»…
Обеспокоенные директора госпредприятий договорились между собой и перешли в контрнаступление, решив в приказном порядке с помощью партийных органов перекрыть поступление заказов от госпредприятий молодежным центрам. Обком комсомола, получавший от своих подопечных приличные барыши, воспротивился решению директоров и тоже обратился в партийные органы. Дескать, директора подрывают идущую по стране перестройку в своих корыстных интересах. Однако у Ленинградского обкома партии был свой взгляд на перестройку — они приняли сторону госпредприятий, видя в поведении молодежных центров подрыв коммунистической системы. И предложили райкомам партии принять меры против «сопливых демократов». Те вытянулись перед обкомом по стойке «смирно» и принялись искать компромат против центров. Привычный метод, неплохо работавший семьдесят пять лет, должен дать результат…