Да, наверняка не по пустякам свалился сюда этот Вася Целлулоидов из своей тайги. Еще тогда, на почте, отбивая телеграмму в Тюмень, Чингиз удивился хватке этого полууголовного типа, одна записная книжка с телефонами о многом говорила…
— Прошу, Целлулоидов, — гостеприимно проговорил Чингиз, направляя за плечи гостя к своей комнате. — И ночлег обеспечу, и чаем напою…
— Ну, этого чая у меня навалом с собой. Не обижу, — Целлулоидов тряхнул чемоданчик.
В ответ раздался короткий и четкий стеклянный звон.
Часть третьяСВОБОДНЫЙ ПОЛЕТ — 1990 ГОДА
Глава перваяПОЧЕТНЫЙ АКЦИОНЕР
Почетный акционер «Кроны» рыжий спаниель Тиша шнырял вдоль коридора, приветствуя задранной задней лапкой холмик еще не убранного строительного мусора. Тиша хоть и слыл воспитанной собакой, но нежно-салатовая окраска стен коридора, зеленые батареи отопления и аквамариновые плинтуса вводили в искушение, пробуждая в Тише «инстинкт Михайловского сада», где обычно Тиша вольготно справлял нужду.
В звание почетного акционера Тишу возвели торжественно, с вручением медали и колбаски в качестве премии. Именно Тиша одарил генерального директора «Кроны» Феликса Евгеньевича Чернова личным кабинетом. Дело обстояло так. Оставленный своим озабоченным хозяином Толиком Збарским на произвол судьбы Тиша бегал среди рабочих, что доводили до ума полуподвальное помещение на улице Гоголя. У стены, которая на плане граничила с внутренним двором, Тиша проявлял беспокойство, скулил и лаял, виновато глядя на работяг. «Может, пес вынюхал клад, — всерьез переговаривались между собой рабочие, — с чего это ему бузить у той стены?» Дом старинной кладки, купеческий. Владелец сдавал меблированные комнаты господам состоятельным. Может, кто и упрятал добро! Так что шанс был… Разворошили сложенные у стены доски и обнаружили в известковой мазне некоторую разницу в цвете. Вроде бы вся стена, как и положено быть забытой подвальной стене, — грязно-серая, в подтеках, заусенцах и трещинах, и вдруг широкое пятно пожелтее и глаже. Ткнули ломом — раз-другой, штукатурка обвалилась, а под ней — замурованная дверь. Вскрыли. Дверь прятала довольно просторное помещение, заваленное истлевшими плакатами, призывами, лозунгами, портретами членов Политбюро во главе с отцом всех народов до 1953 года. А также гипсовыми изображениями самого папаши, бурые тома его биографии и всякой лабудой времени, когда водка стоила три рубля пятнадцать копеек, о чем вспомнил один из работяг, человек хоть и в летах, но на такой продукт память имел цепкую. Правда, ему возразили другие аналитики, дескать, не могла водка стоить таких денег, если учесть, что Хрущев в 1961 году низвел рубль до десяти копеек! Тогда что ж, водка, выходит, стоила тридцать копеек?! Да быть этого не может, поди, не царские времена! Свара поднялась громкая. Дело дошло чуть ли не до рукоприкладства. Кто-то сгоряча наступил Тише на лапу, и визг собачки всех облагоразумил…
Открытие спаниеля Тиши позволило решить три проблемы: места дислокаций генерального директора, секретаря генерального — Зинаиды — и, если не жалиться, выделить закуток заместителю генерального по общим вопросам — Забелину Виталию Андроновичу, личности любопытной, некогда служившему в морском пароходстве инженером по снабжению, должности, вызывающей недоумение у знатоков. Забелин знал многие «входы и выходы» в лабиринте административно-общественной жизни города. К знакомству с Забелиным Феликса подвел Платов, райкомовский чин.
Вообще Платов не упускал из поля зрения затею Феликса и его приятелей. Звонил по телефону, интересовался нуждами. Именно с его помощью и удалось пробить в инстанциях этот полуподвальный отстойник в центре города, пройти все подводные и надводные рифы на пути к аренде помещения в исторической части города. Кстати, не без помощи Платова удалось добиться разрешения архитектурного управления пробить окна в глухом саркофаге, который обнаружил рыжий Тиша. В конце зимы строительные рабочие покинули объект, оставив кое-где неубранный мусор на радость Тише…
Отсалютовав у кучи, что высилась подле той самой заветной двери, Тиша принялся скулить, вскидывая голову. Дверь отворилась, и секретарша Зинаида — добрейшая душа — впустила почетного акционера в приемную, не дальше: в кабинете генерального директора проходило совещание, на которое Тишу не приглашали. Пришлось собачке покориться и лечь под вешалкой, так сладко пахнувшей шубой хозяина, Толика Збарского. И еще курткой на овчине принадлежащей человеку, который подсел в машину хозяина. Потом они втроем прохаживались по аллеям родного Михайловского сада, сменившего зеленую окраску на белый снежный наст. Если бы Тиша понимал, о чем разговаривали хозяин и владелец куртки на овчине, то перестал бы гоняться по снежным аллеям за голубями.
Семен Прокофьевич Гордый до прогулки в Михайловском саду с Толиком Збарским работал в системе государственной безопасности. Но с некоторых пор ушел в отставку, имея за плечами всего лишь сорок пять лет. Да и на здоровье не жаловался, хоть и приходилось работать в Уганде и на Ближнем Востоке, пока Анвар Садат, президент египетский, не турнул из страны всех советских советников. Афганистан тоже был отмечен в послужном списке. Причину, по которой Семен Гордый попал в немилость высокого начальства, он бы не выдал и на Страшном суде, да и Збарского причина та не интересовала. Збарского интересовал сам Семен Прокофьевич. Познакомились они в 1982 году в туристической поездке в Испанию за два года до того, как Толик загремел в колонию по статье 147, часть I (мошенничество). В туристической дружине Семен Гордый представлял глаза и уши Комитета госбезопасности, но вел себя скромно, не задавался и не привередничал. А с Толиком Збарским так вообще свел дружбу, время от времени перезванивались, поздравляя друг друга с праздниками и Новым годом. В период отсидки Збарского по статье телефонные перезвоны прекратились. И вот спустя много лет они вновь повстречались. Збарский не стал крутить вокруг да около. Семен Гордый был не из тех, кого можно водить за нос. Разговор велся конкретный: Збарский от имени генерального директора предлагал Семену Прокофьевичу Гордому работу в «Кроне» с окладом гораздо более высоким, чем тот получал в Комитете госбезопасности до ухода на пенсию. И профиль менять не надо — работа предлагалась по специальности.
В последнее время все чаще и чаще появлялись факты нарушения договоров о намерениях на значительные суммы как в рублях, так и в валюте, отчего «Крона» терпела убытки. Выяснялось, что заказчиков переманивали другие фирмы на более выгодных условиях. Каким образом им удавалось узнать секреты «Кроны», оставалось загадкой. Так вот, не хочет ли Семен Гордый организовать отдел безопасности и охраны производственных интересов с тем, чтобы выявлять и пересекать подобные действия. К примеру, существует в Ленинграде фирма «Катран» с генеральным директором Евгением Нефедовым во главе. «Катран» увел из-под носа «Кроны» жирный кусок — заказ барнаульцев на несколько миллионов рублей. Хорошо бы разнюхать, на какой стадии выполнения находится этот заказ. И разработать превентивные меры, которые могли бы в решающий момент заставить «Катран» принести не только извинения «Кроне» за нанесенный ущерб, но и компенсировать этот ущерб. Проще говоря — потаскать для «Кроны» из огня жареные каштаны, а заодно преподать урок для тех, кто нарушает договора о намерениях. Скажем, с тем же казеином. Завод в Самаре нежданно-негаданно отказался от поставок казеина и передоверился какой-то неизвестной компании. Почему? Кому? На каких условиях?.. Семен Гордый слушал Збарского внимательно, меланхолично отщипывая от батона вкусный мякиш и подкидывая Тише, чем вызывал у песика симпатию и расположение.
Вот и сейчас, лежа под вешалкой, вбирая запах шубы хозяина и тот, уже знакомый, от овечьей шкуры, Тиша дремал, полный радужных воспоминаний. И когда за дверью раздались шаги и голоса, Тиша вскочил и вытянул мордаху, подрагивая черными ноздрями, махая хвостом с обильной рыжей бахромой.
— Дождался, песина, дождался, — проговорил Феликс.
— Дождался, — согласился Збарский. — Тиша дождется.
— Тиша своего дождется, — уточнил Семен Гордый, высокий мужчина с головой, напоминающей просторной лысиной крупный бильярдный шар. Щеточки усов над короткими губами, чуть приподнятые вверх на уголках, придавали лицу веселое выражение.
Секретарша Зинаида проводила троицу глазами и юркнула в кабинет. Сноровисто смела на поднос пустые чашки, пепельницу, вазочку с конфетами «Каракум» и печеньем. Открыла форточку. Холодный воздух сквозняком дунул из тихого двора, наводя глянец на репродукцию картины Рериха, на двух бронзовых клодтовских лошадей, охраняющих письменный прибор, перекидной календарь с фотографией сына генерального директора Игорька на бронзовом вылете подставки…
Только сейчас Зинаида заметила садящую в нише комнаты юриста «Кроны» Ревунову.
— Ох, Галина Кузьминична, я о вас и забыла, — смутилась Зинаида и засмеялась. — Сидите в уголочке, как мыша. А здесь так накурено.
— Думаю, Зинаида, думаю, — низким надтреснутым голосом ответила Ревунова. — А курю я уже лет тридцать, так что нормальная моя атмосфера.
Неделя, как Ревунова приняла предложение Феликса Евгеньевича перейти на работу в «Крону». Служба в исполкоме Ревунову материально устраивала, если учесть еще и приработок в юридической консультации, но скука… невыносимая скука и однообразие. Холод, полумрак помещений исполкома, толпа разъяренных горожан, требующих свое, и полное равнодушие чиновников. Чашу переполнил ерундовый случай — кто-то спер ковровую дорожку в коридоре исполкома. Комендант ходил по отделам и допытывался, у кого на кого подозрения… Ревунова позвонила Феликру и сказала, что если обстоятельства не изменились, то она принимает предложение, сделанное еще в те времена, когда Ревунова помогала составить учредительную документацию и проводила ее через бюрократические препоны. Бьша еще одна причина перехода ее в «Крону». Галина Кузьминична надеялась пристроить в «Крону» сына-педагога, не век же ему маяться в школе на нищенском окладе.