— Вот как? — Чингиз взглянул на Балашова косым острым взглядом. Чингиз знал об идее Феликса наладить службу безопасности, но чтобы так оперативно, в отсутствие основных учредителей. — А что, Рафаил Наумович работает?
— Давно не видел. Говорят, запил, с какой-то девахой снюхался.
— Как? И Дормана не было… когда утверждали отдел безопасности?
Балашов пожал плечами. Он учуял перемену в настроении Чингиза. Видно, новость пришлась не по вкусу. Ну их к бесу, в самом-то деле, еще окажешься в сплетниках, досадовал на себя Петр Игнатович.
— Так что же… отдел безопасности? — продолжал настаивать Чингиз.
— Не знаю, — бормотал Балашов. — Какие-то битюги зачастили в подвал. Все один к одному, на шкаф похожи, с гляделками. Говорят, вербует Гордый свою команду.
— Видно, разбогател очень наш Феликс Евгеньевич, — буркнул Чингиз. — Армию собрался содержать. Из своего кармана платить будет? Что-то мы так не уславливались.
— Не знаю, не знаю, — отмахнулся Балашов. — Только как вспомню бандитов Ангела, так, думаю, пора вооружаться.
— Кстати, Ангел больше не пытался вас достать?
— Сжег тир и успокоился, нахалюга. Не хочу и вспоминать. Все! Пережил и забыл.
Они вошли в вагон. Теплый уютный свет падал из плоских плафонов на кофейный пластик стен, голубую дорожку, стекал по капроновым занавескам, по зелени каких-то вьющихся растений. Тишина и покой возвращали в прошлые, забытые времена. Посадка только началась, и респектабельный пассажир двухместного купе не торопился — Чингиз и Балашов шли словно по коридору персонального вагона.
— Послушаем, послушаем, — произнес Чингиз, едва очутившись в купе.
Балашов бросил шапку на полку и принялся разматывать шарф, свободной рукой извлекая из папки контракты на фьючерные поставки.
Чингиз внимательно просматривал их, помечая что-то твердым ногтем. В целом контракты его устраивали, хоть завтра отгружай товар, даже спички. Он полагал, что спички будет трудно реализовать, но, оказывается, именно спички затребовали пять городов, три из которых гарантировали предоплату.
— А это что? — спросил Чингиз, возвращаясь к помеченным пунктам.
— Протокол о намерениях, — живо ответил Балашов. — Рискнул заключить на всякий случай. Они занимаются трелевкой леса, какграз в Тюменском крае. Мало ли?! Подвернулся мужичок. Недорого запросил, можно и по бартеру, они там сидят, как на острове, ни черта нет — ни продуктов, ни барахла. А парк первоклассный, вся техника японская.
— Молодец, Петр Игнатович! — Чингиз оставил бумаги и горячо потер руки. — Молодец! Именно то, что нужно.
Балашов зарделся, как школьник. Окончательно разделался со змейкой полушубка, высвободил свой просторный живот и облегченно вздохнул.
— Так, может, отметим? По сто грамм. У меня с собой, — предложил он. — И шоколадку припас.
— Отметим, отметим, Петр Игнатович. — Чингиз забарабанил ладонями по коленям. — Как у вас с деньгами?
— На постель в вагоне хватит, — чистосердечно признался Балашов. — А в Ленинграде возьму такси, дома расплачусь.
Чингиз сунул руку во внутренний карман пальто, извлек оттуда, точно фокусник, пачку двадцатипятирублевых купюр в банковской бандероли.
— Вот вам. Две с половиной тысячи. Сдачи не надо, Считайте, премия от отдела… Кстати, как там разворачивается Савунц?
— Ашот?! Прыгает козлом. Выцыганил в мастерской какую-то клетушку, организовал себе кабинет. Сидит в нем как царь. Я заезжал, смотрел. Через недели две собирается выпускать первую обувь по собственной модели. Люди его хвалят, говорят, деловой мужик.
— Иначе бы я не брал в аренду мастерскую, — степенно проговорил Чингиз, наблюдая, как стакан заполняет коричневая жидкость, донося терпкий коньячный запах. — А на фирму он работает?
— Как же! Говорю — прыгает козлом. Нашел каких-то ребят, из своих армян, те занимаются гуманитарной помощью для пострадавших от землетрясения. Какая-то парфюмерия. Это ж надо, шлют людям после землетрясения духи «Шанель» и помаду.
— Ничего. Дорман превратит все это в хлеб с маслом, а крошки отсыплет в «Крону», — засмеялся Чингиз. — Тоже будет неплохо.
— Или наоборот: хлеб с маслом оставит в «Кроне», а крошки отправит в Армению, — поправил Балашов. — Ну, выпьем?
В проеме двери возникла упитанная крашеная блондинка лет пятидесяти. Руки ее оттягивали два огромных баула.
— Ну вот еще, — перевела дух толстуха. — И тут пьют, не страна, а кабак, — женщина хозяйски втиснулась в купе.
— Пардон, мадам! — галантно отсалютовал Чингиз. — Ухожу, ухожу. Оставляю вам своего друга на безумную ночь. — Он осушил стакан и поставил на столик.
Толстуха презрительно оглядела Чингиза.
— Сопляк, — процедила она, повернувшись покатой спиной, обтянутой кожей пальто.
Чингиз подмигнул Балашову.
Они вышли в коридор.
— Какая царица, Петр Игнатович. Ночь в купе. Вдвоем. Фантастика. Вам определенно везет, — хохотал Чингиз.
— О, да, — подыгрывал Балашов, обтирая боками стены узкого вагонного коридора. — Позабавлюсь. Представляю эту ночь. Своим храпом могу снести электровоз с рельсов. Кстати, о дамах. Тебе названивала какая-то женщина, интересовалась, когда вернешься. Нервный такой голосок. Я дал ей твой домашний телефон, чтобы отстала.
«Татьяна», — подумал Чингиз и проговорил:
— А вот телефон давать не надо было. Да ладно уж, — и, попрощавшись, Чингиз покинул вагон.
Он шел, обходя пассажиров танцующей походкой джигита, пронося, словно бурку, пальто с широкими ватными плечами. Пальто он купил случайно в каком-то сельмаге, куда добрался на вертолете по своим делам. Там же отоварился новой шляпой и Вася Целлулоидов, его верный оруженосец…
Да, встреча с Целлулоидовым явилась для Чингиза событием номер один, это точно. Так они и ездили по леспромхозам вдвоем — Чингиз в новом пальто, а Целлулоидов в тулупе вертухая с поднятым воротом и в шляпе. В двадцатиградусный мороз. Заключая договора на поставки изделий из древесины и… спичек, которыми было забито множество складов. Спички сырели, требовалась срочная реализация, поэтому и скупались Чингизом по бросовой цене.
И тут, в одном из районов, на таежном застолье, родилась идея: создать собственную лесопромышленную базу «Кроны». Разрешение на коммерческое использование обширной делянки леспромхоз имел и хотел избавиться от обузы. К тому же Чингиз предложил построить два кирпичных дома, по шестнадцать квартир в каждом, если леспромхоз зарегистрирует базу как дочернее предприятие «Кроны» в Тюменской области с последующим возведением комбината по обработке древесины. Феликс, по телефону, горячо одобрил идею, выслал подтверждение-телеграмму и незамедлительно перевел первые деньги на строительство домов в одно из домостроительных предприятий Тюмени. Колесо завертелось…
На гребне делового успеха смекалистый Вася Целлулоидов подкинул Чингизу крамольную мысль. «Не век же тебе пылить на «Крону», — сказал бывший блатарь Вася Целлулоидов, — надо подумать и о личной выгоде. Пользуйся ситуацией! За те кирпичные дома и небольшие «хрусты» для нужд серьезных людей тебе могут выправить лесобилеты с правом вырубки и вывоза. Это значит, что ты поимеешь свои живые деревья на день подписания договора. Но деревья растут, бля, сам понимаешь. Через год-два-три те же деревья заматереют, кубов станет больше, а тут и ты с топором, понял? Как идея?»
Чингизу дважды объяснять не надо. В конце концов имеет он право на личную жизнь, без общей упряжки! Будет на что опереться, если через пару лет «Крона-Куртаж» отделится от «Кроны». Только звонить об этом никому не надо. Вася Целлулоидов так и сказал: «Только не звони никому. «Крона» тут же выставит претензии, скажет: «Раскольник ты, бля, экономический диверсант! Мы в тайге строим кирпичные дома, а ты на этом свои личные интересы блюдешь. Нехорошо. Могут и побить».
Долго не спал в ту ночь Чингиз Джасоев, все думал, прикидывал. Внешне все выглядело гладко, но душа томилась. А тут еще свидетель — блатарь на вольняшке Вася Целлулоидов. «Знаешь, Вася, — сказал Чингиз утром. — Поедем к нотариусу, в райцентр, составим купчую. Я тебе от своего права на лес пятую часть отстегну. Пусть растет, жирует, набирает твои кубометры». Подарок был царский. Васю даже слеза прошибла, что бывало не часто. Сказал, что отныне Чингиз ему дороже отца родного, которого, кстати, Вася никогда и не знал. Его подкинули в семью железнодорожника на разъезде Молодежный с целлулоидным браслетом, на котором было нацарапано «Вася». Так и определилась его фамилия — Целлулоидов…
Чингиз протянул два паспорта. В одном пряталась зеленоватая купюра с ликом покойного президента Америки Авраама Линкольна. В затемненном оконце администратора гостиницы всплыли сонные глаза. Взгляд оценивающе прихватил Чингиза и Васю Целлулоидова.
— Вы вместе? — Администратор небрежно сбросил пятидолларовую купюру в ящик стола.
— Вместе. Но в разных номерах, — кивнул Чингиз. — На два дня.
— Заполняйте анкеты, — вздохнул администратор и, протянув два бланка, добавил: — Горячую воду отключили, ремонт.
— Москва, бля, — фыркнул Целлулоидов. — В тайге у меня горячей воды хоть вплавь… Мечтал, понимаешь, — он брезгливо подобрал бланк двумя пальцами и отошел к столу, точно на расправу.
Чингиз не любил Москву, Москва его унижала; приезжая в Москву, он, как правило, был ограничен в деньгах. На этот раз деньги у него водились, он своего не упустит… Но главное, надо засветиться на бирже хорошо одетым, преуспевающим коммерсантом, на это обращают внимание, правда, основной костяк маклеров походил на свору драных псов. Но Чингиз чуял тенденцию. Внешний вид коммерсанта — составная часть маркетинга. Красочные буклеты с фирменным знаком «Кроны-Куртаж» с перечислением услуг для своих партнеров, еще кое-что по мелочам…
— Воды горячей у них нет, — бухтел Целлулоидов, нагруженный кейсом шефа и своим «ридикюлем», как он называл чемодан. — Так хотел попариться.
— Умолкни, Вася, — лениво советовал Чингиз. — Сунь голову под кран, вообрази, что на Черном море. Все дело, Вася, в воображении. Сейчас мы с тобой оставим багаж и мотнемся в город. Приглашаю тебя, Вася, как своего верного секретаря, поштефкать в модном ресторане. А там и до веселья недалеко.