— Где твой наган?! Стрельни в меня! Где он? — Татьяна метнулась в комнату.
Чингиз догнал ее, схватил за плечи и толкнул в прихожую.
— Убирайся. Надоела! Ненавижу тебя, дура старая.
Татьяна вывернулась и влепила Чингизу пятерней по щеке. Чингиз распахнул дверь, подхватил Татьяну за руки и задом, точно тягач, вытянул ее на лестничную площадку.
— Я тебе покажу! Я тебе покажу, абрек! — визжала Татьяна, белая от бессильной злобы. — Плечо мне вывернул, овчарка кавказская.
Чингиз прыжком метнулся в прихожую, сорвал с вешалки пальто Татьяны и швырнул на площадку. Захлопнул дверь.
Татьяна колотила руками в черный дерматин обивки.
— Ах ты… ах, гад ползучий. Ты мне сломал жизнь, и я тебе ее поломаю. Попомнишь еще меня!
— Правду соседи говорят, что ты дрянь, бежать от тебя надо! — исступленно орал Чингиз в глухую дверь. — Уходи! Шлюха гостиничная.
У Татьяны заледенело в груди от обиды. И Чингиз знал, что это ложь, но злость колобродила в нем, роняя рваные несправедливые слова.
Юхан Юлку мрачно сидел в приемной, дожидаясь своего приятеля, управляющего банком.
Хотелось отнести нелицеприятный разговор с генеральным директором «Кроны» на дурное настроение Феликса Евгеньевича Чернова. Но если честно, генеральный был прав. Поляки прислали рекламацию на крупную партию кремнезитовой плитки…
Давно Юлку не испытывал такого унижения, правда, и продукцию давно не выпускал его несчастный рубероидный завод в Выборге. Только и ожил с вводом цеха, что арендовала «Крона». Пользуясь тем, что он, будучи директором завода, был еще по совместительству и начальником арендованного цеха, Юлку часть сырья, предназначенного для выпуска качественной плитки, переадресовывал своему заводу. И вот результат — первая рекламация. Значит, надо ждать еще, ведь плитки ушли не только в Польшу.
«Генерал» выставил Юлку ультиматум — или он оставит должность директора завода и целиком займется делами цеха, или подготовит завод к поэтапной аренде «Кроной».
Было над чем поломать голову Юхану Юлку. Заработок начальника цеха был в несколько раз выше оклада директора завода. А рабочие, так те вообще ни в грош не ставили государственную службу, все пытались примазаться к цеху. Появилась возможность избавиться от лодырей и пьяниц. Конечно, разве мог завод тягаться с цехом?! Оставалось лишь сожалеть, что не принят пока закон о полной аренде, надо искать обходные пути.
Юлку уже успел встретиться и поговорить с юристом «Кроны», а Негляда все не выходил из кабинета генерального директора. Юрист Ревунова оказалась толковым специалистом. «Надо уметь пользоваться теми законами, какие есть, — сказала юрист. — Идите по пути частичной аренды, раз такой дурацкий закон. Ешьте пирог по кусочкам, тогда не подавитесь». Сопоставив разговор с «генералом», Юлку пришел к выводу, что «генерал» заранее продумал с юристом ход, чтобы прижать Юлку к стене, а рекламация из Польши явилась подходящим поводом для крутого разговора, ультиматумом, поставленным перед Юлкой. Умен этот Феликс Евгеньевич и хитер…
Спаниель Тишка с обидой смотрел на угрюмого финна. Сидит уже с полчаса и ни разу не погладил Тишку по шелковой рыжей шубке. Тишка ткнулся холодным носом в свисающую с кресла ладонь. Юлку что-то пробормотал по-фински и запустил пальцы в глубокую шерсть. собачки. Тишка прикрыл от наслаждения глаза, но в следующее мгновение поднял свою мордаху и коротко тявкнул в сторону кабинета генерального директора. Дверь распахнулась. В приемную вышел генеральный директор «Кроны» и управляющий Выборгским отделением Госбанка.
Юхан Юлку поднялся с кресла и расправил свою тощую, длинную фигуру, словно раскрыл опасную бритву.
— Что, Юхан Сергеевич, — проговорил Феликс, — вы встречались с юристом?
— Есть о чем подумать, — ответил Юлку.
— Не тяните с решением, Юхан Сергеевич… Вот и ваш земляк, Павел Зосимович, нам отличное предложение сделал. Думаю, что мы вернемся к нему в ближайшее время, не напрасно он приехал из Выборга.
Негляда посмотрел на Феликса в некотором замешательстве. Только что в стенах кабинета закончился разговор об организации «Кроны-банка» под эгидой Выборгского отделения Госбанка. И отцы учредители, а их, кроме Чернова, было двое — Дорман и Збарский, — ни на чем определенном не остановились. Напротив, казалось, слушали банкира без всякого интереса. И вдруг здесь, в приемной, Феликс Евгеньевич говорит о предложении Негляды как о деле решенном.
— Не понял, — проговорил Негляда. — Кажется, ваши компаньоны не разделяют… — Он недоговорил: приемная взорвалась оглушительным лаем Тишки. Песик приветствовал появление своего любимца Чингиза Григорьевича Джасоева.
— Закрой пасть, нехорошая собака! — с ласковой строгостью посоветовал Чингиз обалдевшему от счастья Тишке. Чингиз был для собачины самым любимым человеком на фирме после хозяина и секретаря Зинаиды. — Что случилось, Феликс Евгеньевич? Почему меня вызвали в «сенат»? Я еще на бюллетене! — Чингиз топнул ногой. — Замолчи! Нехорошая собака!
— Сумасшедший дом! — воскликнул Феликс и, цыкнув на Тишку, кивнул Чингизу на дверь своего кабинета, а сам, обняв за плечи людей из Выборга, направился во двор.
— Извините, Павел Зосимович, — проговорил Феликс. — Сегодня у нас небольшой прецедент. Поэтому вас невнимательно слушали. Убежден, что мы вернемся к вашему предложению и воспользуемся им.
— Сейчас, когда начинает раскручиваться инфляция, мое предложение бесценно, — бухтел Негляда, двигаясь среди машин, что запрудили двор. — Имея свой банк, вы обретете устойчивость почище, чем от ваших хитроумных филиалов вроде «Кроны-Куртаж», ваших уловок от налоговых служб.
Феликс слушал, вежливо склонив голову в сторону гостя. Такое подчеркнутое внимание говорило о том, что мысли его сейчас не здесь. У одного из автомобилей Феликс задержал шаг.
— Федор, свези наших компаньонов на Финляндский вокзал.
— Слушаюсь, Феликс Евгеньевич! — шустро ответил шофер и открыл дверцу «волги».
Отцы учредители вместе собирались не часто, и у каждого из пятерых в кабинете было свое место. Рафинад, как правило, сидел у самой двери, Феликс — за своим столом, на «подиуме Цезаря», остальные «сенаторы» занимали среднее пространство. Следом за Рафинадом усаживался Чингиз. Этой традиции положил начало Рафинад и по весьма простой причине — он оказывался у двери из-за хронического опаздывания, а нередко и от желания улизнуть раньше всех. Кресло между Чингизом и Толиком Збарским занимал Гена Власов, руководитель отдела внешнеторговых отношений и маркетинга. Власова сейчас в «сенате» не было. Его кресло — не по чину — занимал Семен Прокофьевич Гордый, шеф БОПИ — отдела безопасности и охраны производственных интересов. «Сенаторы» обменивались фразами о состоянии текущих дел, в основном о строительстве магазина на Московском шоссе. Строительство уже заканчивалось, а до сих пор не определили, чем он будет торговать — компьютерами или бижутерией из Чехословакии, полученной по бартеру за казеин. И все разом посмотрели на Дормана. Тот сидел у двери, прикрыв глаза и откинув затылок к стене.
— Делает вид, что это его не касается, — буркнул Феликс.
Рафинад приподнял веки. Его взгляд проплыл по кабинету и остановился на генеральном директоре.
— Да, да, — повысил голос Феликс. — Ночами надо спать, Рафаил Наумович, а не отсыпаться в «сенате». Чем вы занимаетесь ночами?
— А вы не знаете? — улыбнулся Рафинад.
Так, пожалуй, улыбался только он — улыбка тянулась наискосок, от уголка губ к глазам, как бы разделяя лицо на две половины — веселую и печальную.
Феликс отвел взгляд к чисто вымытым стеклам, забранным в узорную решетку. Только что была приличная погода, ласкалось солнце, и вот, пожалуйста, в стекло горстями метало снежную крупу.
— Да, развезло, — произнес Толик Збарский. — А на Московском у меня цемент открытый.
— Так чем же вы занимаетесь ночами, Рафаил Наумович? — проговорил Чингиз.
— Всем, только не тем, чем надо, — не выдержал Феликс.
— Ночью я занимаюсь чем хочу, ночью у меня полный плюрализм, — ответил Рафинад.
— Анатолий Борисович заканчивает строительство магазина, а мы до сих пор не знаем, чем торговать, — продолжал Феликс.
— Как так? — поднял голову от газетной страницы Гордый.
— А так. Дорман связал нам руки, — пожал плечами Феликс. — Как бы ему не пришлось выплачивать неустойку из своего кармана.
— Хоть сейчас! — воскликнул Рафинад.
Он встал, сделал несколько шагов и положил перед Феликсом пакет, из которого выскользнули акции американской компании «Ай-Би-Эм».
Оставив свои стулья, все столпились вокруг генерального директора, рассматривая долгожданные бумаги, которые давали формальное право заниматься продажей компьютеров как изделиями собственного производства.
— Ну, молодец, — радовался Феликс. — Надо позвать нашего юриста, пусть и она полюбуется, — он потянулся к селектору.
— Не надо сейчас… посторонних, — вмешался Гордый.
— Ах, да, — нахмурился Феликс. — Что ж это он запаздывает, наш Геночка Власов.
— Значит, с профилем торговли на Московском шоссе все ясно, — вернулся к разговору Збарский. — Надо заказывать интерьеры.
— Е-мое! — всплеснул руками Рафинад. — Выходит, все дело упиралось в меня? В эти два несчастных листа бумаги!
— Представь себе! — произнес Феликс. — И ты отлично это знал. — Он полоснул Рафинада взглядом суженных глаз.
Рафинад перехватил этот взгляд и вновь усмехнулся, как бы давая понять, что знает тайну взгляда своего старого приятеля. Коротко и громко засмеялся и вернулся на свое место у двери.
— А что, этот Платов, райкомовский чин, еще не всплыл? — Збарского тяготили свои заботы. — Хорошо бы перекинуть строителей в магазин на Литейном.
— Как в воду канул Платов. Говорят, он сдал партбилет и постригся в монахи. — Феликс посмотрел на часы.
Тот, кого ждали «сенаторы», утром вел переговоры с представителем Лужского молокозавода и должен был к часу дня представить протокол о намерениях по долгосрочным поставкам крупной партии казеина…