— Меня совершенно не интересует их отношение, — сухо проговорил дядя Курбан. — Я защищаю твои интересы. Твои личные интересы. А они могут не совпадать с интересами твоих компаньонов. Если у них не оказалось денег на вино, пусть пьют воду. А что касается кредита, то тебе, родному племяннику, не советую брать кредит у такой фирмы, как моя, запомни это. Ходи голодным, нищим, но не протягивай нам палец — всю руку откусим, — глаза дяди Курбана тускнели холодной глубиной колодца, пальцы рук со следами травленой наколки постукивали по вишневой поверхности стола.
Чингиз выпрямился, оглядел кабинет. Казалось, он все уже рассмотрел за время беседы, все запомнил. Нет, не все… Над письменным столом гирляндой висело множество фотографий. На одной из них трое полуголых мужчин — один с крупным крестом на цепочке, второй с каким-то медальоном, третьим был дядя Курбан…
— Это я в сауне, — пояснил дядя. — Эта фотография дорого стоит кое для кого. Тот, с крестом, был чемпион страны по боксу, а теперь, я думаю, не последний из богатых людей в России. Он лидер одной из крутых группировок…
— Он? — с некоторым разочарованием проговорил Чингиз. — Я думал, вы.
— Нет, не я. Хоть и имею некоторый вес. В России после Сталина еще долго не появится хозяин с нашей фамилией.
— А Хасбулатов? — не без гордости проговорил Чингиз.
— Временщик. Мужик способный, даже талантливый, но… впрочем, посмотрим, не знаю, может быть, я ошибаюсь, — дядя Курбан поднял глаза к фотографии. — А этот, с медальоном на пузе, — один из самых крупных милицейских тузов, полковник. Любитель воблы и толстых девочек. Для него специально подыскивали телок, у которых жопа с ушами. Многое бы он отдал за эту фотку… Вообще тут есть интересные снимки. Вот, посмотри. Не узнаешь?
Чингиз приподнялся и приблизил лицо к цветной фотографии. Рядом с дядей держал в руках пивную кружку знаменитый певец, лицо и голос которого так же постоянны в телеэфире, как прогноз погоды…
— Помог ему в одном дельце. Приехал сюда на гастроли из Москвы, его и грабанули в гостинице, — пояснил дядя Курбан. — Оставили в одном фраке… Ну, он вышел на меня. Теперь поет на каждом празднике Дня милиции… А этот, — дядя указал на фотографию лысоватого широколобого бородача с густыми черными усами. — Артист Аркаша. Я ходил на его спектакли в театр на Литейном. Он и в кино снимался. Был такой фильм «Остров погибших кораблей».
— Тоже ваш клиент? — обескураженно спросил Чингиз.
— Нет. Партнер. Аркаша под Коляном ходит, — и дядя ткнул пальцем в фотографию сауны. — А клиентов у нас хватает, не ты первый. И по расценкам другим, не те смешные проценты, что я сниму с вашего «Катрана», — дядя Курбан умолк и прислушался. — Кажется, Наргизка закончила играть… Так вот, Чингиз, с «Катрано, м» мы разберемся. Ты знаком с хозяином фирмы?
— Нет, даже не знаю его в лицо. — Чингиз рассказал, как на вечере в бизнес-клубе Рафаил хотел показать ему генерального директора «Катрана», но Нефедова не оказалось на месте. Полчаса они кружили по Дому кино, разыскивая «генерала», но так и не нашли, видно, смылся Нефедов, увидел, что на вечер приехали и люди из «Кроны»…
— Хорошо, что вы незнакомы, — проговорил дядя Курбан. — Не стоит тебе засвечиваться в этой истории.
— Да, но я… обратился сам к вам за помощью, — промямлил Чингиз.
— Неважно. Есть способ. Например, ты остановил попутную машину, просил подвезти к вокзалу. В пути разговорились. Ты рассказал о «Катране», о том, как кинули вас эти наглецы на несколько миллионов. И все! Остальное ты знать не знаешь. Никаких у тебя нет родственников… Просто случайный разговор в машине со случайным попутчиком.
— С каким попутчиком? — Чингиз даже приподнялся с кресла. — У меня своя машина.
Дядя Курбан громко крикнул в дверь:
— Рашид!
Дверь распахнулась, на пороге стоял молодой человек в черной шелковой полурукавке, из-под которой кудрявилась «каракулевая» грудь.
— Да, Курбан-муаллим, — уважительно проговорил он.
— Отвезешь племянника домой. Потом заедешь за женой, — приказал дядя. — И еще! За руль машины племянника пусть сядет Петя. Одевайтесь.
— Баш уста! — по-азербайджански ответил «каракулевый» и скрылся.
Дядя смотрел печальным взглядом старой птицы. И весь он в своем спортивном костюме, пристроившись боком на подлокотнике кресла, казался хищной серой птицей. И прислушивался к звукам, что проникали в кабинет из глубины просторной квартиры.
— Наргизка идет, — улыбаясь, дядя становился похожим на мать Чингиза, лишь бугристые широкие десны, что выползали из-под тонкой верхней губы, мешали этому сходству…
Начиная с субботы сроки погашения кредита шли один за другим, словно погодки. В субботу банки не работали. И в воскресенье, естественно, тоже…
В распоряжении Феликса оставалось два дня. На счетах фирмы, как назло, ноль поступлений, даже обязательные чехи как в воду провалились. Несвоевременные платежи участились и портили настроение. Главный бухгалтер по нескольку раз в день справлялся — поступлений все не было, хоть тресни.
Главный бухгалтер — Остроумов Николай Иванович, мужичок ниже среднего росточка, в мальчиковом костюме с хлястиком на пиджаке — поглядывал на Феликса, точно провинившийся школьник, шумно втягивая воздух сухим птичьим носиком. Остроумов работает в фирме недавно, перехватив эстафету у тихой, болезненной дамы, которую приняли в «Крону» вместе с частью сотрудников бывшего Центра. Остроумова рекомендовал Гордый, ссылаясь на богатый опыт Николая Ивановича в системе госбезопасности, откуда Остроумова сократили в связи с общим сокращением кадров.
— Глядя на вас, Николай Иванович, трудно представить, что вы бывший сотрудник КГБ, — проговорил Феликс.
— Ну вы и даете, Феликс Евгеньевич, — усмехнулся Остроумов. — Не носить же мне черные очки, оружие, зонтики с ядовитым наконечником, секретные карты. С чем там еще связано ваше представление о Комитете? Лучше подумайте, как нам расплеваться с кредитом. С Промбанком я еще договорюсь, там в правлении есть наш человек, из бывших комитетских. А вот в Коммунальном банке… Не знаю. Может быть, Платов поможет? — Остроумов бросил взгляд на нового заведующего отделом внешнеторговых связей и маркетинга.
— Что, Виктор Степанович, — произнес Феликс, — поможете нам с Коммунальным банком? Тоже, вероятно, ваши бывшие вассалы по партийной линии.
Платов размежил веки, меланхолично провел взглядом по комнате, остановив его на генеральном директоре. Высвободил палец из уха и сложил руки на животе, сцепив их замком.
— Платов постарается, — сказал он о себе и добавил со смешливой интонацией: — Но за отдельную плату.
— Если утвердит Виталий Андронович, — бросил с места Рафинад. Он сидел на своем месте у двери и поглядывал на часы. В двенадцать назначена встреча с директором Гостиного двора — Рафинад пробивал торговую точку по Садовой линии, а директор ему сулил какой-то закуток на втором этаже Перинной линии, где только кошки бродят…
Заместитель генерального директора по общим вопросам Виталий Андронович Забелин тряхнул хохолком и округлил и без того круглые глаза:
— Я?! Если все будет по закону, конечно, выплачу.
— Если возьмете в долю самого Забелина, — вставил Чингиз.
Забелин потряс тощими руками, словно призывая всех в свидетели своей незаслуженной обиды.
— Что ж это такое, Феликс Евгеньевич! Что за намеки?
— Чингиз Григорьевич не в духе, — Феликс с укором посмотрел на Чингиза. В последнее время тот вел себя все более колюче и неуживчиво.
— Шучу, шучу, Виталий Андронович, — лениво проговорил Чингиз. — Вспомнил, что мы давно не получали премии за труды наши тяжкие.
— Вам ли жаловаться, Чингиз Григорьевич, — вставил Остроумов, кто, как не он, главный бухгалтер, знал картотеку «Кроны-Куртаж».
Чингиз поморщился. Он подумал, что прав Вася Целлулоидов, который подзуживал заиметь своего бухгалтера, с отдельной от «Кроны» бухгалтерией.
— Кстати, Феликс Евгеньевич, — заметил настырный Остроумов, — можно позаимствовать часть средств для погашения банковского кредита у «Кроны-Куртаж», если согласится Чингиз Григорьевич…
— Это отдельный разговор! — резко отрезал Феликс.
Чингиз холодно взглянул на главбуха.
— Вам так хорошо знаком мой карман, Николай Иванович? — произнес Чингиз. — Или вам мало неприятностей «Кроны»? Хотите, чтобы и «Крона-Куртаж» пускала пузыри?
— Ну знаете, Чингиз Григорьевич, — взбрыкнул Остроумов. — У «Кроны» неприятности не по своей вине. Насколько мне известно, идея с сибирским лесокомбинатом исходила от вас.
— Кто же мог предвидеть, что так резко подорожает сырье, что упадет курс рубля, — вставила юрисконсульт Ревунова. — И это, вероятно, еще цветики, ягодки впереди, — Ревунова обычно старалась сгладить углы, когда начинали горячиться молодые люди. А горячились они все чаще и чаще…
— Закурите, Галина Кузьминична? — Рафинад подмигнул Ревуновой и протянул пачку.
Общительно улыбнувшись, Ревунова вытянула из пачки призывно торчащую сигарету с золотым ободком фильтра.
— Богато живете, Рафаил Наумович. Небось долларами платите?
— А то! — Рафинад поднес зажигалку. — Вы тоже не очень бедствуете, надеюсь.
— Не очень, — согласилась Ревунова, втягивая теплый дымок, настоенный на ментоле. — Как там мой сын, не подводит фирму?
— Пока нет, — ответил Рафинад.
Сын Ревуновой — Фима — был принят в торговый отдел продавцом нового магазина на Московском шоссе…
Феликс постучал карандашом о стол, призывая к тишине.
— Два направления мы наметили. С Промбанком и Коммунбанком, — произнес он.
— Ну а с третьим-то вы управитесь, — намекнул Остроумов на отношения Феликса с управляющим Выборгским банком Неглядой. — Небось держите их на поводке.
Остроумов верно определил: Феликс держал Негляду на поводке, не давая определенного ответа об учреждении «Кроны-банка», но долго так продолжаться не могло — Негляда найдет заинтересованную организацию, свет клином на «Кроне» не сошелся. Надо торопиться