Коммод кивнул.
– Это ты верно надумал. Умные поймут, а глупых – тех, кто не умеет держать язык за зубами, – будем учить. Не поймут со слов, научим кровью. Но, главное, убедим варварских князей в том, что играем честно. Что еще?
Клеандр замялся, потупил глаза.
– Говори, – подбодрил его император.
Спальник глупо, даже придурковато улыбнулся:
– Переннис…Что-то он из дворца не вылезает. Пусть проветрится.
– Он уже доказал свою преданность.
– В чем? В том, что вертится возле твоей милости?
– Он ведет переговоры с послами варваров. И неплохо ведет. Дело движется к завершению.
– К какому завершению? Невелика заслуга принудить подписать варваров мир при условии, что мы выводим свои войска с их территории, а они обещают более не переправляться через Данувий с оружием в руках. Кто же выигрывает? Я все ждал, когда же он напомнит вашей милости, что варварам следует купить наше расположение и покровительство. Мы должны назначить хорошую цену за мир. Если мы мечтаем вернуться в Рим, то должны въехать туда с помпой, а на это нужны средства. Далее, нам надо заставить вояк прикусить языки, для этого тоже нужны средства. Переннис не может не понимать, что загвоздка с заключением мира связана исключительно с финансовым вопросом. Но он молчит. Почему он молчит?
Коммод некоторое время раздумывал, потом хмуро взглянул на спальника. Тот сразу осекся.
– Ты имеешь в виду, – спросил император, – что брать их из государственной казны нельзя, иначе горлопаны начнут кричать, что мы разоряем державу? Тем более из войсковой кассы?
Клеандр кивнул.
– Ты, преступник, прав только в том, что без денег нам действительно не выбраться из этих диких краев, – задумчиво произнес император. – Государственная казна пуста – папаша слишком размахнулся на войну, так что там каждый сестерций сосчитан, и стоит мне взять несколько монет, как тут же опекуны поднимут страшный вой, – он помолчал. – А денежки нужны, очень нужны. Причем принадлежащие только мне лично.
Спальник кивнул еще раз.
– В этом случае мы убьем сразу двух зайцев: докажем, что я способен, не вступая в войну, добиться успеха, а также получим средства для…
Он недоговорил.
Наступила тишина, прервал ее Клеандр. Решился все-таки.
– Варваров словами не напугаешь, а Переннис то ли слишком хлипок, чтобы добиться от них выполнения этого секретного условия, то ли слишком умен. Исполнителен – да. Готов землю носом рыть – да. Но этого мало. Он почему-то отказывается брать на себя ответственность. Пока речь шла о пустяках – о выводе войск, об установлении семимильной полосы, на которой варвары не вправе селиться, о выдаче угнанных римских граждан, – он годился. Но, если теперь разрешить ему продолжать переговоры, он сробеет, начнет каждый раз бегать к тебе за советом и разрешением. Именно этого послы и ждут. Они, как мне кажется, тоже прослышали о твоем страстном желании вернуться в столицу, вот и тянут время. Тигидий исчерпал свои возможности. Теперь пришел черед Бебия с его легионом. Только он в состоянии крепко припугнуть варварских князей.
Коммод задумался, слез с постели, подошел к зарешеченному маленькому окну.
– Что на улице? – неожиданно спросил он.
– Дождь, господин. Унылое утро.
– Баня готова?
– Обязательно, величайший.
– Что там, эти нахлебники?
– Отдыхают. Ваш дядюшка Дидий дрыхнет, Саотер пытается управлять дворцом. Разгуливает по дому и отдает приказания. Я ему ни в чем не перечу. Песценний Нигер и Бебий Лонг тренируются в палестре. Ну и ловки – что один, что другой. Сражаются, любо-дорого поглядеть.
Император заинтересовался, приказал:
– Подготовь мое боевое облачение, я тоже загляну в зал.
– Будет сделано, господин.
После недолгих раздумий цезарь заявил:
– Что же касается Тигидия… Его пока нельзя отстранять от переговоров, он очень внушительно молчит. Так и ждешь, что он брякнет что-нибудь веское. Пусть вместе с Лонгом доводит дело до конца. Бебий должен выколотить из этой швали все, что у них есть, иначе ему несдобровать. Объяснишь легату, что к чему. Если у них не останется золота, они и воевать не смогут.
Коммод повернулся к спальнику, подозвал его пальцем, спросил:
– Почему Переннис тебе не по нраву, негодяй?
– Что значит по нраву или не по нраву? Я о тебе пекусь, о твоей безопасности.
– Или, вернее, дрожишь за свою паскудную жизнь?
– Конечно, господин. Куда я без тебя! Феодот рассказывал, что ждет таких, как я, при смене власти. Что касается Перенниса, он слишком легко отказался от того, чему верно служил при Марке. Выходит, не столько о службе он думает, сколько о себе. Значит, у него двойное дно. Такие люди опасны. Бебий – другое дело. Я в нем уверен. Если, конечно, эта дикарка нос из дома не высунет и будет помалкивать. Кроме того, как ты, величайший, правильно заметил, он должен достойно сыграть свою роль в переговорах. Пусть потрудится на благо отчизны.
Дверь в гимнастический зал распахнулась, когда легат Бебий Лонг решительно атаковал Песценния. Император с грозным видом шагнул через порог, тотчас сердце у Бебия отчаянно забилось. Он усилил натиск и попытался выбить у противника оружие.
Не тут-то было.
Песценний двенадцать лет отслужил центурионом, не раз рисковал, был в шаге от смерти. Он участвовал в нескольких крупных сражениях, а уж мелких стычек на его веку не сосчитать. Мечом, пусть даже деревянным, владеть умел, держал оружие крепко. Зная ловкость и изобретательность Лонга, исключительно оборонялся, старался не допускать ошибок и надеялся на свою известную в войсках выносливость.
Лонг и сам понимал, что справиться с громадным и опытным Песценнием будет нелегко. И незачем. Они уже вполне разогрелись, так что можно было прекращать схватку, которую затеяли перед омовением в термах. Однако теперь, заметив императора, легат вмиг забыл о бане. Страшно было прекращать бой, еще страшнее подойти и приветствовать цезаря, зная, что тому стоит только мигнуть, и дни его, легата Лонга, будут сочтены. Тем более нельзя было проиграть в этом тренировочном бою, и Бебий, за эти минуты определив, что Песценний слишком пассивен и не совсем внимателен, решил провести один из тех приемов, которым его обучил старый пьяница-декурион на Евфрате.
Прием был прост, в бою он практически не применял его, но здесь не удержался – бурно атаковал Нигера, и, когда тот встал в глухую оборону и закрылся щитом, Бебий решительно бросился под ноги Песценнию. Подкатился, успел сбить центуриона на землю, не дать ему подняться.
Луций Коммод бросился к ним и с горящими глазами потребовал, чтобы Бебий тут же обучил его этой премудрости.
Бебий решительно отказался и заявил, что этот прием сначала необходимо прочувствовать самому. Испытать, как оно – вдруг оказаться на земле с нависшим над тобой соперником? Только затем можно попытаться овладеть «подкатом».
– То есть ты предлагаешь мне сразиться? – воскликнул Коммод.
– Да, цезарь.
– Хорошо, но учти, если ты будешь побежден, я накажу тебя. Ты слишком виноват передо мной, чтобы я спустил тебе вызывающую дерзость. Мое сердце вопит от горя.
Бебий опустил руку, в которой держал щит.
– Цезарь, я виноват. Каюсь, но позволь мне сделать замечание.
– Оно касается фехтования? – спросил Коммод.
– Да, исключительно фехтования.
– Говори.
– Это условие следовало объявить в самый напряженный момент боя, когда твоя милость подготовит удачный контратакующий ход. Тем самым я сразу был бы выбит из равновесия, и ты смог бы одержать победу. Лишить противника уверенности, смутить его – это самый лучший прием, способный добыть победу над любым мастером военного искусства.
– Это дельное замечание, Бебий, – согласился император, – но я не мог сдержать гнев. То, как ты поступил ночью, выходит за всякие рамки.
Стоявший рядом Песценний удивленно уставился на легата:
– Что же ты, Бебий, успел натворить ночью? – изумился он. – Ты же был пьян, как тысяча сатиров!
– Это не имеет значения, – откликнулся император, – он, оказывается, и в пьяном виде способен на неслыханное хамство.
– Прошу милости, государь, – Бебий отступил на шаг и поклонился.
– Ладно, – Коммод взмахнул деревянным мечом. – Приступим.
Он первым сделал выпад. Когда Лонг легко отвел его меч и, зацепив сильной стороной своего клинка за слабую часть меча императора, попытался выбить оружие из его рук, Коммод, избежав ловушки, воскликнул:
– Я потерял дар речи, когда услышал о твоей выходке!
Песценний Нигер, заинтригованный донельзя, разинул рот. Посмотрел на одного, на другого.
– Закрой рот, Песценний! – крикнул ему император. – А то меч проглотишь. Или не получишь провинцию.
Песценний резко сомкнул челюсти, слышно было, как стукнули зубы.
– Благодарю за милость, величайший! – восхищенно воскликнул он. – Твое милосердие не знает границ.
– Подожди благодарить, – откликнулся Луций, отбив выпад противника. – Если Бебий проиграет схватку, никаких провинций. Отправишься в Британию на должность войскового центуриона. А Бебий за свою дерзость поплатится крупной суммой, которую он внесет в фонд друзей кружка Клиобелы.
– Выходит, – воскликнул Бебий, – я вынужден сражаться не только за свое имущество, но и за возвышение Песценния?! Ты слышал, приятель? Будешь обязан мне до гроба.
– За мной, Лонг, не пропадет! – крикнул Песценний. – Сражайся храбро. Помни, твоей жене придется не по нраву, если ты нанесешь ущерб семейной собственности.
– Да уж, – согласился легат. – Придется постараться.
После нескольких минут схватки Бебий Лонг вполне осознал, что встретил достойного противника. Коммод сражался умело. Прежде Бебий без особого доверия относился к ходившим в армии разговорам, что Коммод – один из лучших фехтовальщиков в Риме. С трудом верилось, что в таком трудном, требующем пота и огромных усилий искусстве мог бы преуспеть царский сын, создание по определению изнеженное и слабое, однако, столкнувшись с Луцием, он почувствовал не только прекрасную выучку цезаря, но прежде всего страсть, умело организованную, сосредоточенную, энергичную. В том, собственно, и состояло мастерство владения холодным оружием, чтобы в нужный момент мгновенно применить хорошо изученный прием. Действовать следует не раздумывая, ни в коем случае нельзя выдать мимолетным взглядом направление выпада. Нельзя атаковать защищенную линию, так как удар по железу отражается без всякого вреда для противника. Нельзя атаковать противника, когда тот находится на недосягаемом для тебя расстоянии. Очень важно нанести удар в тот момент, когда соперник занят приготовлением к атаке. Лучше всего использовать двойные атаки и атаковать очень быстро.