Это уже было серьезно. Тигидий испугался. Вида как обычно не показал, но про себя возопил: не допустите, боги, позорного изгнания со службы. На следующий день его верный человек, декурион Теренций, распустил слух, что Кокцея, сестра Виктора, осталась жива. Из Паннонии, мол, прибыл верный человек, подтвердивший эту новость и сообщивший подробности. Люди Матерна вышли на Теренция. Договорились о встрече, и, когда Виктор явился на встречу, его пленили и препроводили в лагерный карцер для проведения дознания. На следующий день наместник потребовал перевести преступника в городскую тюрьму. О причине такого грубого нарушения прав военного трибунала квестор осторожно намекнул: может, Фуфидий пытается создать впечатление о личном участии в поимке разбойника? Или надеется выколотить из Виктора признание, где разбойники прячут сокровища.
Переннису, в общем, было безразлично, где власти будут держать преступника. Больших почестей за голову какого-то дезертира и бандита, которых по всем провинциям было полным-полно, ожидать не приходилось. На всякий случай он лично осмотрел городскую тюрьму. Здание было ветхое, для содержания преступников неприспособленное. В те времена сроков не давали, а тюрьмы являлись всего лишь местом ожидания казни. О своих соображениях Тигидий докладывать наместнику не стал – пусть сам разбирается.
На третий после поимки Матерна день в Бурдигалу прибыл императорский гонец из преторианских сингуляриев с приказом префекту Тигидию Переннису явиться в Рим. Это распоряжение наделало немало шума в столице провинции. Цель вызова не сообщалась, и на вопрос Фуфидия курьер пожал плечами и сказал, что ему об этом ничего не известно. Вручили пакет и приказали – скачи. Он поскакал, остальное его не касается. Фуфидий Руф после недолгого размышления решил, что за Переннисом открылись какие-то старые грешки, тяжесть которых оказалась повесомее, чем нерадение в борьбе с разбойниками, поэтому аудиенцию опальному префекту сократил до нескольких минут, а также постарался урезать сумму, полагающуюся префекту на проезд.
Если бы Фуфидий знал, какую весточку принес курьер Тигидию, знакомому ему еще по Виндобоне! Оставшись один на один, сингулярий тихо выговорил:
– Запомни меня, Тигидий. Я мог бы умолчать о том, что просил передать тебе Эмилий Лет.
Префект сумел унять охвативший его страх, потом сообразил: раз просит запомнить, значит, его вызывают в столицу не на расправу. Следом заставил себя придавить и неожиданно нахлынувшую радость. Молчи, не спугни удачу. Он мрачно и равнодушно спросил:
– Запомню. Короче…
– Лет просил предупредить. Он, – курьер ткнул указательным пальцем в потолок, – метит тебя в преторий на высокую должность.
– Пятого или шестого трибуна?
Курьер отрицательно покачал головой.
– Третьего? Второго?.. Первого?!
Опять отрицательное покачивание.
Глаза у Перенниса расширились, у него перехватило дыхание. Он изумленно поглядел на сингулярия.
– Командира легиона?
Тот утвердительно кивнул, потом торопливо добавил:
– А то и выше.
Переннис невольно сглотнул, однако быстро взял себя в руки.
– Не врешь?
– Клянусь Янусом! Хотя Лет и добавил, что окончательное решение еще не принято…
Курьер испытал внутреннее сомнение – стоит ли продолжать? Переннис для храбрости положил ему руку на плечо, привлек поближе.
– Говори.
– В дополнение к Лету… Мне приходилось ездить за опальными. Здесь не тот случай. Скорее наоборот, – он многозначительно покивал.
– Что еще просил передать Лет?
– Сказал, чтобы ты не порол горячку и не торопился. Пусть все идет своим путем.
– Понятно. Никому ни слова, приятель. Я в долгу не останусь.
– Буду надеяться. Хотя те, кто взлетал на самую высокую ветку, сразу забывали о тех, кто копошится в траве.
– Я не из таких. Мне понадобятся верные, умеющие держать язык за зубами товарищи. Когда отправляешься обратно?
– Завтра утром.
– Тогда прошу сегодня на прощальную вечеринку.
– Стоит ли? – усомнился сингулярий. – Я приехал и уехал, а ты сам разбирайся.
– Ты к тому же умен и не падок на сомнительные развлечения.
– Потому и держусь в гвардии.
Оставшись один, Тигидий с трудом унял забившееся сердце. Весь день командовал, отдавал распоряжения, устроил смотр всадникам, вводил в курс дела своего помощника Теренция. И заодно прикидывал, как обезопасить себя со стороны Фуфидия и тех его покровителей в Риме, которые вполне способны подставить ему ногу. В шестом часу[39] приказал домашним рабам приготовить припасы для прощальной вечеринки, а также отнести приглашения наместнику, городскому префекту, квестору – всей чиновничьей знати Бурдигалы. Денег на отвальную не пожалел – верны ли сведения, доставленные сингулярием, или нет, жадничать в любом случае бессмысленно.
По личной просьбе префекта Фуфидий разрешил устроить вечеринку в здании городского претория, в зале для официальных и ритуальных пиров, где знатные люди провинции в праздничные дни вкушали жертвенное мясо. Преторий располагался в трехэтажном здании, фасадом выходящим на городской форум. Место было живописное, устроенное на высоком берегу реки. Здесь же, на территории претория, за каменным забором помещались казармы когорты городской стражи, канцелярия наместника, карцер. Перед входом в преторий возвышалась колонна, посвященная Юпитеру Совершеннейшему и Величайшему.
Тигидий не ошибся в расчетах – явились все, даже Фуфидий. Отчего не попировать за чужой счет. Вряд ли они когда-нибудь увидятся. К полуночи стараниями префекта гости уже были изрядно пьяны, кое-кого рабы унесли домой, в том числе и Фуфидия. Кто-то подремывал на ложах в ожидании продолжения пира, так что, когда за полночь префект вышел во двор, его уход остался незамеченным.
Ночь выдалась не по-зимнему теплой, ясной, префект, обнажившийся до легкой, до колен, нательной туники, не испытывал озноба. Переннис долго смотрел на звезды, любовался их строем, величиной светил. Нашел путеводную, указывающую на север. В детстве он выбрал ее, загадал на нее, не забывал помянуть ее. Полярная сияла в окружении маленького ковшика или колесницы. Ей и поклонился Тигидий.
Поклонившись, направился в сторону карцера. Здесь постоял возле спящего на крыльце ветерана из городской когорты, которого заранее снабдили вином. Теренций постарался. Оставалось сделать решительный шаг. Верно говорят, что удача любит не только дерзких, но и терпеливых. Вот он миг, когда следовало решить, пришел ли конец его ожиданию. Тигидий, сердцем ощутив неуместную высокопарность подобных вопросов, их откровенную несвоевременность, храбро шагнул на крыльцо, осторожно снял кольцо, на котором крепились бронзовые ключи, отворил дверь в темницу, проверил спрятанный под накидкой кинжал и, прихватив факел, воткнутый в держак на стене, добрался до клетки, в которой томился Матерн.
Узник сначала огрызался, дерзил, когда же префект разлил вино, смягчился. Вспомнили Виндобону, совместные рыбалки на Данувии – префект был страстным рыболовом. Помянули Кокцею, матушку Матерна. Затем Тигидий сообщил, что получил вызов в Рим, и признался, что чувствует за собой вину, ведь это он поймал Виктора на такую простенькую и подлую уловку. Закончил разговор замечанием: мол, наместник скупится на ремонт, так что бежать из этой хибары – раз плюнуть. Стены ветхие, решетка едва держится в стене.
Матерн ухмыльнулся:
– Грехами озабочены христиане, а ты, Тигидий, вроде бы никогда не поддавался суевериям? Не с твоей ли помощью Кокцею доставили к императору? Не ты ли один из виновников несчастий, которые до сих пор преследуют меня? Ни когда не поверю, что ты способен чувствовать себя виноватым или готов оказать помощь. Хочешь отомстить Фуфидию? Ты уехал, и разбойник тут же сбежал из тюрьмы? А что если я сейчас проломлю тебе голову и дам деру? Как тогда быть с поездкой в Рим?
Префект ответил не сразу, некоторое время размышлял, потом признался:
– Ты набрался ума, Виктор. Это радует. Однако опыта тебе по-прежнему недостает. Безусловно, в деле Кокцеи есть доля и моей вины, однако зря поглядываешь на дверь, – он показал разбойнику лезвие кинжала. – Ты в оковах, и тебе со мной не справиться. Прав ты и в отношении Фуфидия. Есть у меня свой расчет. Я просто вынужден предусмотреть пакости, которые готовит мне наместник. Как только я появлюсь в Риме, там меня уже будет ждать полный список моих прегрешений. Да, я хочу обезопасить себя, но это не исключает желания и тебе помочь. Ты рассудил верно. Стоит тебе выскользнуть отсюда, и каждому слову Фуфидия будет в Риме ас цена. В этом случае я сумею доказать, что он нерадиво и корыстно управляет провинцией. Ты же окажешься на свободе и можешь считать меня своим должником. Если попытаешься удрать отсюда немедленно, будешь убит. Если доверишься мне и сбежишь через два дня после моего отъезда, найдешь в моем лице надежного и сильного покровителя. Поверь на слово, Тигидий Переннис всегда отдает долги.
Матерн не ответил. Помолчал, и префект уже более спокойно продолжил:
– Ты мне нравишься, Матерн. Нас с тобой ловко под секли на одну и ту же приманку. Блеск власти ослепляет, лишает разума. Мы как мотыльки ринулись на огонь. Если боги будут милостивы ко мне, больше я такой ошибки не до пущу. Ты, надеюсь, тоже. Теперь ты сам командуешь людьми и не тебе объяснять, что такое власть и как надо держать людишек в кулаке. Вырвешься из застенка, вволю погуляй по провинции. Однако не забывай об осторожности, гони прочь обиду. Действуй хладнокровно. Выбери звезду и держи путь на нее. Сначала шажками, принюхиваясь и прислушиваясь, потом топай уверенно. Когда войдешь в силу, пинками сметай всех на своем пути. Помни, обратной дороги ни у тебя, ни у меня нет. Если боги на нашей стороне, если мне повезет, ты скоро понадобишься мне, Виктор. Я – твоя надежда. Может, единственная. Ты поможешь мне сейчас, я – потом. Ведь рано или поздно римские когорты передушат твоих разбойников, как котят.