За порогом зала для аудиенций помрачневший Квинт Эмилий Лет упрекнул Перенниса:
– Такова твоя благодарность, Тигидий, за то, что я напомнил о тебе повелителю. Ты решил убрать меня подальше из Рима?
– Не спеши, Квинт, обвинять меня в вероломстве. Не выпускай попусту когти. Можем мы найти в этом Городе приличное заведение, где гости не орут, где можно поговорить без посторонних ушей, выпить бокал-другой доброго вина, угостить благосклонных к гостям красавиц. Но только, чтобы девки были самого высокого пошиба. Я угощаю.
– Я женюсь, Переннис, – буркнул Лет.
– Боги, кто же та счастливица, которая сумела приручить такого беспутного гуляку, как ты?
– Она из римских Эмилиев, моя дальняя родственница. Мне ее сосватала жена Лонга.
– Поздравляю, Квинт. Ты можешь и не участвовать во всех тех гнусностях, которые я жажду совершить сегодня. Подумать только, первый трибун претория, второй человек в гвардии! Я сторицей воздам тебе, Лет, за твои хлопоты.
– Ты уже воздал, – откликнулся легат. – Ссылкой в Бурдигалу.
– Не суди раньше срока. Ну как, принимаешь приглашение?
– Как четвертый трибун может отказать первому. По шли. Знаю я тут одно местечко. Чисто, уютно, дорого, все, как в лучших домах…
Дом свиданий, куда Лет привел Тигидия Перенниса, действительно оказался очень приятным заведением. Здесь даже арфистки были хорошенькие. Снаружи, правда, особняк казался невзрачным, но внутри было чисто и роскошно. Располагался дом в глубине Авентинского холма, на Киприйской улице.
Уже в прихожей в глаза бросался привкус богатства. На полу обширного, обнесенного по окружности мраморными колоннами вестибюля была выложена мозаика, изображавшая громадного лохматого пса, свирепо лающего на посетителей. На стенах росписи, вполне соответствующие духу заведения, – посвящение в вакханки, срамные картинки изящного скотоложства женщины с оленем, мужчины с кобылой, приступившие к делу любовные пары и прочие украшения на ту же тему. Из вестибюля открывался арочный вход на лестницу, ведущую на второй этаж. Первое, что с удовлетворением отметил про себя поднявшийся наверх Тигидий, – у хозяина заведения есть вкус! Перед входом в зал посетителя встречала фигура танцующего фавна, протягивающая гостю фиал с вином. Золотистые и красные цвета в зале на втором этаже, где, по-видимому, собиралась ожидавшая неземных наслаждений публика, очень соответствовали торжественному настрою на служение Венере, как, впрочем, и скульптурные группы, фиксировавшие самые разнообразные виды и позы любви. Возле одной из пар Тигидий невольно замешкался и, не удержавшись, погладил холодный мраморный зад одной из жриц Венеры, восседавшей на изнывающем партнере. Из зала во внутренние покои вело несколько проходов, перекрытых драпированными золотом занавесями.
К удивлению новоиспеченного трибуна, хозяйничала в этом роскошном гнездышке гречанка по имени Тимофея, молодая, исключительной красоты, очень церемонная особа. Стоило Тигидию бросить в ее сторону оценивающий взгляд, она тут же опустила глазки. После короткого разговора с Летом Тимофея вывела и представила двух своих подруг, таких же томных и манерных, однако Тигидий с простотой солдата признался, что если бы она, Тимофея, сама согласилась составить ему компанию…
– Отчего же? – пожала плечиками молодая женщина. – Друзья Квинта мои друзья. Если, конечно, сойдемся в цене.
– Сойдемся, – потер руки Переннис. – А пока ужин. Мы голодны, как тысяча варваров.
Гречанка проводила гостей в левый проход, который вывел их к дверям, за которыми располагались небольшой триклиний, спальня; отсюда также можно было попасть в баню с бассейном, расположенные на первом этаже. Тимофея, объяснив гостям, где и как они могут сложить доспехи, разоблачиться, натянуть свежие чистые туники, удалилась. При этом он добавил, что, если дорогим гостям понадобятся услуги рабынь, они могут воспользоваться серебряным колокольчиком.
Тигидий ответил, что они вояки, а не какие-нибудь праздные арделионы, так что с туалетом справятся сами. Если, конечно, сама Тимофея не откажется потереть ему спину. Хозяйка изящно зарделась, и Тигидий взял свои слова назад, добавив, что пока он не вправе задерживать подобную Венере. Он расстается с ней, с нетерпением ожидая, когда же пробьет час долгожданного интима, а пока дела, дела, дела…
Тимофея зарделась еще очаровательней, чуть поклонилась и вышла.
Квинт, все это время удивленно поглядывавший на Тигидия, не удержался:
– Немые заговорили! Кто бы мог подумать, что ты, Тигидий, оказывается, искусен и ловок в служении богине любви? В первый же день добиться благосклонности у такой прожженной шлюхи, как Тимофея, не каждому по плечу.
– Потому что веду себя как хозяин. Женщины это сразу чувствуют. К тому же мне сдается, что милашке Тимофее доподлинно известны последние дворцовые новости. Такие палаты только телом не наживешь. Нужно точно знать – кому и когда. Надо пользоваться моментом.
Квинт пожал плечами.
– В общем, ты угадал. Так о чем ты хотел поговорить со мной?
– Обсудим за ужином. Обойдемся без рабов.
Расположившись на ложах в небольшом уютном триклинии, Переннис спросил у приятеля:
– Насколько мне известно, Квинт, ты не из богатых?
– Ты тоже, Тигидий. Хватит ли у тебя средств, чтобы отпраздновать свое возвышение в объятиях Тимофеи?
– Сколько же будут стоить эти именины тела?
– Тридцать золотых.
Лицо у Тигидия вытянулось.
– Ну дерут! – в сердцах выговорил он.
– Привыкай, Тигидий, это Рим, – усмехнулся Лет.
– Что ж, гулять – так гулять, тем более что сегодня, сдается мне, кое-кому из счастливчиков будет предоставлена скидка. Интересно, Квинт, сколько процентов она согласится сбросить?
Легат с некоторым недоумением поглядел на приятеля.
– Ну, не ко мне же с подобными вопросами?..
– Ладно, как-нибудь договоримся. Жаль упускать такую милашку. Все-таки, Квинт, ответь, как у тебя со средствами?
– Деньги никак не желают липнуть к моим рукам, – признался легат.
– Этому горю я и намерен помочь. К тому же после свадьбы тебе придется завести собственный дом.
Квинт погрустнел.
– Откуда такие средства?
– Вот об этом я и хотел поговорить, – он пригубил фиал с вином, затем сразу приступил к делу: – Их можно выжать из Фуфидия. Он богат, как Крез. Дело о побеге Матерна – прекрасный повод вытрясти из него все, до последнего аса. Поверь на слово, к побегу злодея я не имею никакого отношения. Фуфидий желает свалить на меня собственную нерадивость и пренебрежение должностными обязанностями. Он до сих пор полагает, что в Риме меня ждет суровое наказание. Если бы он пронюхал, зачем меня вызвали в столицу, он поостерегся бы посылать такие письма. Теперь слушай внимательно: то, что ты конфискуешь из официально принадлежащего Фуфидию имущества, пусть достанется казне. Не ленись лично проверить все бумаги, чтобы описи и суммы, вырученные от продаж, сходились до последнего аса. Цезарь будет рад этой куче денег. Однако бо́льшая часть состояния Руфа записана на подставных лиц, сокровища упрятаны в его дворце в Бурдигале, в городской усадьбе в Риме и, скорее всего, еще в каких-то потайных местах. Квинт, я не терял времени даром и постарался как можно больше разузнать о тайных делишках Фуфидия. Припрятанная часть имущества, которую ты сумеешь выколотить из наместника и его доверенных лиц, – наша законная добыча. Мы разделим ее пополам. Если ты принимаешь мое предложение, я приготовлю список и дам письмо к верному человеку в Бурдигале, который поможет тебе. Выдашь ему один процент от набранной суммы.
Квинт долго помалкивал. Он заметно погрустнел, чуть скривился и с некоторой брезгливостью спросил:
– Тигидий, ты сам-то понимаешь, что предлагаешь? Вот так, запросто, без тени сомнения?
– Вполне, приятель, – кивнул Тигидий. – Я все продумал и все понимаю.
– А мне кажется, ты не все продумал. Когда и при каких обстоятельствах я дал тебе повод обратиться ко мне с подобным гнусным предложением? Я смотрю, пребывание в Бурдигале пошло тебе на пользу, ты окончательно погряз в мерзости. Как тебе пришло в голову, что я, неплохой легат и верный служака цезарю и отечеству, соглашусь скрыть от казны какую-то часть конфискованного имущества? Почему решил, что я способен поступить незаконно? По какой причине надеешься, что, даже если Фуфидий и окажется нечист на руку, я начну обращаться с ним, римским гражданином, как с государственным преступником или злобным варваром, исправить которого может только меч или кнут. Ты очень удивил меня, Переннис.
– Я же сказал, Квинт, что все продумал. Теперь послушай меня. Прикажи тебе Марк отправляться с проверкой в Аквитанию, мне и в голову не пришло бы предлагать тебе помощь в спасении собственной жизни, потому что в те благословенные времена даже речи не было, что подобное поручение может оказаться смертельно опасным предприятием. При «философе» каждый из нас был уверен: приказ следует выполнять быстро, точно, с римской неподкупностью и доблестью. Каждый в ту пору знал, что добродетель, то есть точное исполнение долга, поощряется, а порок, то есть пренебрежение своими обязанностями, тем более корыстолюбие при их исполнении, наказуемо. К сожалению, эти золотые времена минули. Воздадим за это хвалу богам! Я откровенен с тобой, Квинт. Что мы видели при Марке кроме службы и еще раз службы? Теперь настали новые времена, и это тебе известно лучше, чем кому бы то ни было. Да, поездка в Аквитанию опасна, но и очень выгодна. В благодарность за содействие, которое Бебий Лонг оказал мне в Виндобоне, я хотел предложить отправить проверяющим его, но он теперь далеко, в Сирмии. Что ж, сказал я себе, пусть рискнет Лет, а я помогу ему.
Квинт усмехнулся. Лицо у него по-прежнему было грустным.
– Что ты имеешь в виду под «содействием», Тигидий? Не много ли берешь на себя? – все так же кривясь, спросил Квинт. – Бебий Лонг сейчас в таком фаворе, который тебе и не снился. Чем он так сумел угодить цезарю, мне неизвестно, однако теперь от Луция только и слышишь: «Никто, кроме Бебия», «Бебий на твоем месте», «Бебий в пять минут решил бы этот вопрос». Ты очень рискуешь, приятель, если вообразил, что сейчас удобный момент сводить счеты. К тому же я не понял, чем так опасна поездка в Аквитанию?