– Широченнейшая душа Вася! – уже просто валялся на панцирной койке Полин дружок.
– Вот так вот Полина Романова в очередной раз завысила свою самооценку, приняв постороннюю бережливость за увлечение собой! – вздохнув, иронично резюмировала Полина.
На нервных болезнях тем, кому «повезло» попасть в группу к отцу того самого Васи – доценту кафедры неврологии, – немалых усилий стоило не заснуть на занятиях. Даже прозвище у Васиного отца было за себя говорящее – Люминал. При том при всём специалистом он был отменным. Просто в педагоги не вышел.
В клиниках случались всякие преподаватели – хорошие и плохие, специалисты и «теоретики», зануды и талантливые рассказчики. Как всегда, в жизни качественного было куда меньше, чем количественного. На пальцах одной руки пересчитать, кто был и специалистом и педагогом, и хорошим и интересным в одном лице. Чаще всего тот, кто много говорил, мало делал. Тот, кто просиживал со студентами в классной комнате все часы от и до, изнуряя книжной теорией, сам ничего не умел. Тот, кто появлялся время от времени, был слишком занят работой лечебной, чтобы ещё и на учебную силы тратить. Кто-то просто брал студентов с собой – например, профессор на ЛОР-болезнях. Это было невыносимо: профессор специализировался на удалении аденоидов и гланд у детей – сарафанное радио не затыкалось ни на минуту, а деток в Одессе любят иногда до смерти. Если не родители, так бабушки-дедушки позаботятся о том, чтобы детство было полным-полно всяких врачей, – и оториноларингологи далеко не последние в списке остропотребных детишкам лекарей. Полина уже видеть не могла «пыточную» малую операционную, где какого-нибудь визжащего сопливого ребёнка удерживала на руках либо дюжая санитарка, либо не менее дюжая бабушка-мамушка, в то время как добрый доктор металлическим инструментом… О-о-о!!! Куда лучше ампутации под полным и окончательным наркозом во взрослой операционной травматологии. Хотя – парадокс! – смотреть на кафедре травматологии и ортопедии за ходом операции сверху, из-за стеклянных перегородок, было куда отвратительнее и тошнотворнее, чем принимать в подобной операции непосредственное участие в качестве операционной медсестры. Да-да, Полину уже повысили – и она стала медсестрой оперблока. На зарплате это сильно не сказалось, как ни странно. Зарплата младшего и среднего персонала, как выяснилось, не слишком уж разнится. А уж на фоне постоянной гигантской инфляции… Нет-нет да и вспомнишь чудесные времена с Глебом, когда не надо было заботиться о добыче хлеба и колбасы насущных для себя и тюльки в томате и молока для Тигра. А также о колготах, помадах и прочих мелочах, которых временно не стало совсем. Их и раньше было не очень-то, если ты не из семьи моряка, а уж сейчас… Впрочем, Полину это не слишком заботило. Верхняя и джинсовая одежда у неё на ближайшее время была, а там, может, что-то и изменится. Вон, Полин отец в счастливой эйфории, дурачок. Всё радуется независимости Украины. Какой независимости? От чего независимости? Не советская власть Украину и Россию объединила, не её падению их и разделять. Страны СНГ. Что это? А папенька-то сам с Волги. Русский по самое не могу. Скачет козликом. Вот как заставят на старости лет украинскую мову учить в полном объёме, так вздрогнешь. Сам в Москву за колбасой гоняет, и сам же – независимости радуется. Мама быстро стареет и ещё быстрее звереет – лишний раз страшно словами перекинуться. Поля уже и думать забыла про того Глеба, а матушка всё месит и месит, месит и месит. Когда Полина с Глебом жила – он для maman был плохим. Хотя, если разобраться, был очень хорошим: вежливым, корректным и даже сувениры-консервы с каждого рейса когда сам завозил, а когда и с Полиной передавал. Теперь же, когда Полина с ним развелась – не из-за себя и не из-за него, а потому что ну вот таково положение вещей, – Глеб стал резко положительным героем. Не такая уж и старая мама всё время «путалась в показаниях», сплетничая со своими древними подругами: то Полина от Глеба ушла, то Глеб Полину бросил. А Полина с Глебом просто расстались – вот и всё. Пустое…
А колготки Полине Примус привозил. Из того самого Тирасполя, где осенью первого курса Полина приобрела себе голубое стёганое пальто и серые сапоги на каблуках – вот они, ещё живы. Не так уж и много времени прошло, хотя кажется, что лет сто. Государственный строй успел смениться, а голубому пальто – хоть бы хны!.. Примус, Кроткий, Пургин и ещё пара человек «наладили бизнес» – в пятницу вечером отправлялись в Тирасполь за сигаретами и водкой. Почему-то там их было больше и они были дешевле, чем в Одессе. Съездили-прикупили-продали. Вот Примус ещё и колготы где-то там наловчился закупать. Господи, прям как во время войны или сразу после в поделённом на зоны Берлине – за колготы можно всё. Даже отдаться! Кстати, не пора ли отдаться уже Примусу? Он столько всего вынес… Хорошо, что с Глебом развелась. А если бы, не дай бог, дети? А потом – аденоиды…
Детская онкология ещё невыносимее. Несчастные педиатры. Как по доброй воле можно хотеть стать детским врачом? Лучше уж ветеринаром, ей-богу. Несчастные больные дети… Врачи каждый день на работу – как в ад. Как минимум – в чистилище. И зарплата врача наверняка не слишком отличается от зарплат младшего и среднего персонала. Как же они сейчас, когда инфляция?.. Когда у всех инфляция. Дадут – не дадут – то и в стабильные времена дело такое… Как выигрыш на «одноруком бандите», что стоял у Глеба на пароходе, – разок жетонами по щиколотку засыпало, а чаще всего – в выигрыше автомат. То есть – система. Отдельный человек всегда в проигрыше, будь он врач, будь он отец ребёнка с острым лейкозом. Не приведи господи такое ещё раз увидеть. От того что рядом постояла, вены вскрыть хочется. А ему, отцу-то, каково? А врачу? Главное – каково самому несчастному малышу?! Уже осознающему и принимающему свою смерть. Такими у нормальных семилетних детей взгляды не бывают… Брр!!! Долго ли они сами живут, эти детские онкологи?
Ассистент кафедры акушерства и гинекологии, с той базы, что в пятом родильном доме на Черняховского, напросился с Примусом и пацанами за сигаретами. Он сам-то без году неделя ассистент. И судя по тому, что штаны просиживает со студентами по полной, к лечебной работе его не слишком подпускают. А жить-то надо… Бросить, что ли, всё? Уехать в Москву – там колбаса. Пока паспорта всем не поменяли с советских на украинские в добровольно-принудительном порядке.
Вот всё-таки, Примус… Самый лучший, образцово-показательный студент. Самый эрудированный, голова которого полным-полна… Зубная боль Полиной души.
Как-то в один из субботних вечеров, когда парни только-только вернулись из удачного «рейса в Тирасполь» и вызвонили Полину из её коммунальных дебрей – когда Романову звал к телефону «Алексей Евграфов, кадет!», Неля Васильевна отчего-то не брякала гадость и не бросала трубку, а почти вежливо стучала в Полину комнату и почти вменяемо – для неё – скрипуче кричала Поле:
– Алексей Евграфов тебя … – невнятное бурчание, – к телефону. – И шаркала от Полиных дверей к своим, громогласно бурча на ходу: «Такой парень – и такая дрянь! При нём туалет сверкал!»
– Полина! Мы ждём тебя в спорт-баре. Чтоб через полчаса максимум! Можешь поймать фару – я плачу!
Ну уж, фару! Такой роскоши в текущий момент времени Полина Романова себе позволить не могла. Хотя к хорошему быстро привыкаешь, и некоторое время с начала четвёртого курса она потратила на то, чтобы отучиться ездить на такси по делу и без дела. Сколько там до того спорт-бара? Пешком дойти – полчаса. Ну, за минут сорок. Подождут!
Спорт-бар был очень условным спорт-баром. Там не было ни фитнес-коктейлей, ни постного меню. Такого в начале девяностых вообще не было. Спорт-баром он назывался лишь потому, что располагался на территории одного из многочисленных приморских стадионов Французского бульвара. Был уже апрель, и пройтись пешком было только приятно.
Неприятно было увидеть, что в обычно-привычной компании, где парни были константой, а девушки изредка менялись, и только Примус всегда был верным рыцарем Полины – со спутником она или без, значения не имело, – вдруг какая-то девица! И не чья-то конкретная из парней или дежурная из серии «чтоб было», а какая-то пигалица, крепко вцепившаяся в Примуса! Что за жлобские дела?!
Полина постаралась не подать виду и уселась рядом с Вовочкой Бобылём, сыном заведующего кафедрой детских болезней, напрочь профессорским сыно-внуком, абсолютно лишённым каких-либо научно-врачебных устремлений, а целиком и полностью направленным как раз на карьеру бизнесовую и открывшиеся в связи с нынешним положением в стране пусть убогие, но возможности. Он учился курсом старше, а с компанией Полиных одногруппников сдружился на почве поездок в Молдавию и Приднестровье и спланировал и осуществил уже пару рейдов в Румынию и Польшу. По плану следующей у него была Турция. В общем, уселась рядом с главарём своих юных «деловаров». Вовочка явно обрадовался такому раскладу.
– Это Анечка! – представил свою спутницу Примус.
– Очень приятно, Анечка. Я – Полина.
– Я знаю, кто ты!
– Ну, вот и прекрасно, раз знаешь. Выпьем?
– Я не пью водку! – пискнула Анечка.
– А я пью.
– И мы все пьём! – грохнули парни. – Тем более что есть за что! Мы только что ушли от погони! – расхохотался Вовочка. – Примус, расскажи, у тебя лучше получается!
Суть истории заключалась вот в чём: ездили-ездили парни туда-сюда спокойно, возили свои сигареты-водку-колготы, и никто их не трогал. И тут, когда в пятницу ехали туда, – никого. Тишь да гладь, божья благодать, как и всегда было в этой степи. А обратно возвращаются в субботу утром – ба! – пограничный столб с будкой. И два мужика при нём с ружьями сидят. Покуривают, поплёвывают. Подъехали, то да сё, вы чего, откуда и куда? К тётушке в Тирасполь из Одессы приезжали, теперь вот обратно до дому. А ну, открывайте багажник! В багажнике у парней – блоки и ящики. Блоки сигарет и ящики с водкой. Те, мол, конфискуется. Какое такое «конфискуется»? Кем? Молдавской народной республикой или Приднестровской не пойми чьей вольницей? Откуда вы тут за ночь такие красивые выросли?! Из сострадания к братскому обделённому народу и чисто из дружеского расположения можем вам выделить пару пачек сигарет и бутылку водяры – и привет, мы в свою Одессу погнали. Нет, всё хотят. Ну уж дулечки! В общем, слово за слово, этим самым по свежепокрашенному пограничному столбу, послали мы их куда подальше, в пургинский «Запорожец» запрыгнули и понеслись по безграничным полям. Машина-зверь! Куда там иностранным, виденным нами лишь в кино, джипам.