убрал, правда, лишь затем, чтобы сунуть их в карман. — Видишь штучку?
Серый кривоватый камень с дыркой, такой, на который и глядеть-то неприятно.
— От твоего деда достался… хороший был мужик. Толковый… а знаешь, в чем фокус?
Камень одновременно вызывал отвращение и манил.
Его хотелось выбросить.
И взять в руки.
Прижать к груди, ощутить неровность. Или гладкость?
— Стоит мне подуть, — отец поднес его к губам. — И ты, моя дорогая, сделаешь все, о чем я попрошу…
— Так, значит, в этом причина? — тихо спросила Эвелина, глядя на то, что уничтожило семью.
Вот эта малость?
Серая уродливая вещица, сделанная… кем и когда? И сколько их еще есть? И есть ли?
— А то… дед твой сумел распорядиться своею удачей, и меня выбрал… знал, что для таких тварей, как вы, крепкая рука нужна. Ничего, девонька, увидишь, тебе еще понравится…
Он набрал воздуха в легкие и дунул.
Звук вышел тонким, звенящим. Он ударил по ушам, оглушая, дезориентируя. И Эвелина сделала единственное, что могла: закричала. И крик ее наполнил комнату, переполнил ее.
Зазвенело стекло.
И рассыпался прозрачными льдинками высокий стакан. А следом обвалились витрины. И трещина разломала пополам старинное зеркало.
— Прекрати!
Эвелина прочитала это по губам человека, который сложился пополам, зажимая уши ладонями. Из-под ладоней ползли черные нити крови. И из носа. Из глаз. И надо было замолчать, но она не могла. Как не могла отвести взгляда от серого камня, что валялся под столом.
И только когда руки коснулась теплая детская ладошка, Эвелина очнулась.
— Ты чего орешь? — зевнув, поинтересовалась Розочка. — Машка опять боится.
— И-извини…
— Ты… тварь…
Уродливый человек протянул руку к камню, но стоило коснуться, и тот осыпался серым прахом.
— …ты… поплатишься… — отец поднялся. Он пошатывался и теперь куда больше походил на пьяного. Размазав рукой кровь по лицу, он глянул на Эвелину и показалось, что сейчас ударит. Точно ударит. Но тихий рык двуипостасного заставил его обернуться.
Отшатнуться.
Упасть и подняться.
— Вам стоит уйти, — сказала Калерия, положив ладонь на загривок супруга.
— Вы… вы все тут… еще… заплатите.
Ингвар заворчал и оскалился. Клыки у него были белыми, красивыми. И Эвелине подумалось, что она совсем не против будет, если папочку сожрут. Вот только папочка, наверное, тоже что-то понял. И убрался. Тихо так. Быстро.
Хорошо.
— Плохой человек, — Розочка взяла Эвелину за руку. — Не водись с ним.
Помолчала и добавила.
— Все равно умрет скоро.
— Я…
— Рак у него. Последняя стадия… такое уже не лечат. Люди точно не лечат. А дивы не возьмут.
— Почему?
— Я ж говорю. Плохой человек, — Розочка широко зевнула. — А ты спать ложись.
Ниночка глядела в окно.
Не спалось. Вот бывает же такое… она повертела колечко на пальце и вздохнула.
Вот ведь… скажи кому, что сама себе покупала — засмеют. Или пожалеют? Тут еще не известно, что хуже. Ниночка терпеть не могла, когда ее жалели. Но и без кольца как-то про жениха говорить… поверят, конечно. Или нет?
Спрашивать станут… а что ей отвечать? Что у Гришки в кармане вошь на аркане? Да и та маменькина.
Не обрадовалась.
Гришенька-то мальчик хороший, после того, как заявление подали, пожелал Ниночку с семьею познакомить. И ведь отказать-то не вышло. Да и не пыталась Ниночка. Надо же было глянуть, с кем дело иметь придется.
Ох, не обрадовалась… небось, отговаривать станет. Но ничего, Гришенька парень упертый. Сколько его сама Ниночка гоняла, так нет, уходить уходил, однако возвращался. И тут устоит. А нет… не судьба?
Душно-то как.
Окна Ниночка еще на той неделе заклеила, по теплоте, хорошо зная, что раствор крахмальный именно по теплу хорошо берется, а на сквозняке он толком не схватится и обсыпаться потом станет мелкою крошкой, не говоря уже о том, что толку от такой поклейки никакого.
Тесно.
Вот как сюда мужика привести? Комнатенка крохотная, едва-едва кровать со шкафом влезли. И стол, конечно. Прежде-то он Ниночке не надобен был, но вот как учеба началась…
…экзамены через месяц, сперва по теории, а там и практика. Но Ниночке ее в лаборатории зачесть обещались. Еще и рекомендацию справят, если, конечно, она и дальше будет работать, как работает.
А ей что?
Ей нравится. То ли ведьминская натура свое взяла, то ли просто дело пришлось по душе. Это вам не в буфете стоять, точность надобна, аккуратность…
…еще годик и тогда уж, с дипломом, и ходатайство Ниночка подаст на вступление в Ковен. Тетушка поможет, тут и думать нечего.
И про партию подумать следует, но тут сложно… тетушка, конечно, предупреждала, но вот прежде предупреждения эти казались глупостью несусветной. Не собиралась Ниночка в партию. Теперь поди ж ты… нет, представление ей сделают, но…
Она вздохнула и от вздоха этого на темном стекле образовалось круглое влажное пятно. Ниночка ткнула пальцем.
У Гершева супруга в парткоме сидит и не упустит случая поквитаться. Конечно, обвинение в аморалке не выставит, его доказывать придется, но вот в моральной неустойчивости точно упрекнет. И не она одна…
Через комсомол, что ли, попробовать?
Сперва, конечно, на добровольных основах, кандидатом. Оно, конечно, дольше выйдет, пару лет промурыжат, да и не факт, что получится. А времени сожрут изрядно.
Но…
Если замуж.
И крепкая семья. Супруг с положительною характеристикой, а у такого, как Гришка, иной быть не может, тогда, глядишь, чего-то и получится. Ковен опять же…
От мыслей этих, прежде Ниночке несвойственных, отчаянно захотелось на воздух. И она бы толкнула окно, да… заклеено. Намертво, что раствором крахмальным, что словом ведьмовским, который этот раствор крепче цемента делает.
Ниночка вскочила.
Выбежала из комнаты, из квартиры, громко хлопнув напоследок дверью. И от хлопка этого, показалось, что стекла задрожали.
Или не от хлопка, но от звука, тонкого, пронзительного, ударившего по ушам… Ниночка скатилась вниз, толкнула обеими руками тугую подъездную дверь и уже там, снаружи, опомнилась, что вышла-то, как была, в домашнем. И на ногах тапочки.
А зябко.
И дышится свободно, и воздух этот холодный успокаивает найчудеснейшим образом. Так она и стояла, дыша сквозь сцепленные зубы.
— Девушка, — тихий этот голос разрушил то блаженное состояние, когда внутри ни мыслей, ни желаний, ничего, кроме пустоты. — Девушка, а вы не из большой квартиры будете? Случайно?
— Случайно, — Ниночка поежилась.
А холодно.
И снег пошел. Вот ведь. Небо ясное, ни облачка, а снег пошел. Пляшут белые пушинки в воздухе, тают, так земли и не коснувшись. А ведь до зимы еще месяц.
— Девушка…
Мужчина был из тех, кто поневоле привлекает к себе внимание, и вовсе не какой-то выдающейся внешностью. Скорее уж наоборот, именно внешность у него была самая обыкновенная, невыразительная. А вот пальто хорошее, шерстяное, шитое в приличном ателье, если вовсе не у частного портного, попасть к которому можно исключительно по рекомендации.
Пальто расстегнуто, и виден темный костюм с круглыми пуговицами. Пуговицы поблескивают металлом, а костюм отливает золотистой искрой.
Галстук красный, завязан крупным узлом.
Туфли… да, такие только по большому блату достать можно. И шляпа хороша. Гришке бы пошла такая? Или нет, подобные без костюмов не носят, а Гришку в костюме Ниночка не представляла. Хотя… на свадьбу надобно будет справить, но чувствовалось, что задача эта не из простых.
— Прошу простить меня за назойливость, — мужчина, казавшийся смутно знакомым, улыбнулся широко и по-доброму, — но мне кажется, что вы слишком легко одеты. Позволите?
И не дождавшись согласия, снял пальто, чтобы набросить его на Ниночкины плечи. Ниночка подумала и не стала возражать. Пальто было теплым, и пахло от него не табаком, но какими-то травами. Полынь точно имелась. Еще ромашка, но ее резкий запах перебивал прочие ароматы.
— Эльдар, — представился мужчина и протянул руку, а когда Ниночка дала свою, пожал ее крайне осторожно. — И я бы хотел поговорить с вами… вы ведь недавно поселились?
— Да как сказать.
— Поэтому и не знакомы… но так даже лучше, — он предложил руку. — Не желаете ли прогуляться?
Гулять Ниночка не желала совершенно, но с другой стороны и домой возвращаться ей не хотелось. Душно там. И мысли всякие в голове заводятся.
— Вы ведь знакомы с Астрой… конечно, знакомы. Не можете не быть знакомы, — с уверенностью произнес Эльдар. — Мы когда-то встречались с ней… к сожалению, все закончилось вовсе не так… вы выглядите девушкой серьезной, понимающей.
— Вы Розочкин отец? — поинтересовалась Ниночка, испытывая преогромное желание руку забрать, а еще стукнуть этого вот… папочку по макушке. Жаль, что из тяжелого у Ниночки только тапки, да и те на ногах.
— Именно, — Эльдар виновато улыбнулся. — Так получилось…
— Получилось, ага…
…вечно у них все само получается, в том числе дети. Заводятся, что те тараканы…
— …мы оба были молоды. И с характером. Вы же знаете, какой у Астры характер. Она упряма, как… как дива, — он сам засмеялся собственной шутке. — Я же тогда думал о будущем. Так мне казалось. Да, мне нравилась Астра… и можно даже сказать, что я ее любил.
…не любил.
Никого-то и никогда-то такие вот, аккуратные и продуманные, не любят, кроме себя самого. Василь Васильевич с его робкою страстью и сыровяленою колбасой куда как искреннее, поскольку изначально ясно, что ничего-то из этой страсти не вырастет, кроме пары встреч на какой-нибудь старой квартирке, хозяйка которой молчалива и небрезглива.
И может, еще сервиза.
С позолотой.
Но теперь сама мысль о подобном обмене показалась вдруг отвратительною.
— Я был бесконечно благодарен ей…
— Но не настолько, чтобы жениться, — не выдержала Ниночка, повернув к подъезду. Слабое сопротивление спутника она позволила себе просто не заметить. И тот, еще недавно намеревавшийся отгулять куда-то подальше, покорно пошел за Ниночкой.