Что изменилось?
Маг пришел. И лес позвал. И… и вовсе она не слабая, Астра. Пусть не такая сильная, как другие дивы, но и не слабая.
— Только попробуй мне умереть, — сказала она строго и, не удержавшись, дернула мага за прядку волос. Святослав… Светлый и славный, и кажется, у человеческих имен есть скрытые значения. Но ему идет. Светлый-светлый. Славный?
Пожалуй.
Не страшный. И еще заботливый, хотя, конечно, лучше бы он о себе позаботился.
— Ты тоже иди поешь, — Калерия заглянула в комнату. — А то голодная много ли сможешь.
И была права. Но уходить категорически не хотелось. Казалось, если Астра выйдет из комнаты, то случится что-то непоправимое.
Она положила ладонь на грудь.
Стабилен.
И просто температура. Горло еще, наверное, болит. А легкие она недавно, если не полностью восстановила — это процесс долгий, то всяко подправила. Да и нет в них заразы.
Пока нет.
Дыхание чистое, глубокое. Сердце тоже бьется ровно. И беспокоиться не о чем.
— Иди, иди, — Калерия печально улыбнулась. — А я посижу, если тебе спокойнее будет.
— Будет, — призналась Астра, хотя до того свои сомнения предпочитала при себе держать. И вообще… помалкивать.
Она ведь быстро.
И кухня рядом.
И если случится что-то, Калерия ее позовет.
Но все-таки…
Тарелка с кашей стояла на столе. А стоило присесть, как рядом опустилась огромная кружка ведьминого отвара. Ниночка подвинула и бутерброд с сыром.
— Спасибо.
— Не за что, — она изменилась, неуловимо, исчезла куда-то обычная легкость. И хмурится Ниночка непривычно, и пальцы ее перебирают бусины на четках. Взгляд устремлен куда-то за спину Астры, и тянет обернуться, проверить, куда же Ниночка смотрит.
— Там… твой бывший, как понимаю, приходил, — Ниночка сморщила носик. — Хотел, чтобы я Розочку сегодня к нему вывела. Идиот.
Сердце похолодело.
— Они у Калерии в комнате. Читают. Ингвар сегодня на выходном, так что… — Ниночка присела рядом и уставилась своими глазищами. — Обломится ему… а то ишь, вздумал ведьме угрожать.
Произнесено это было с раздражением.
— Но все равно будь осторожнее. Мне-то что его угрозы? А кто другой может и поверить…
Ниночка ушла прежде, чем Астра нашлась с ответом. Исчезла, оставив пряный аромат духов и ощущение незавершенности этой беседы.
А еще страх.
И… и если позвонить… ей ведь дали номер телефона. Пожаловаться. На Эльдара. На…
Астра заставила себя проглотить ложку каши. И еще одну. Надо успокоиться. И поесть. Калерия права, есть нужно, иначе сил не будет, а силы понадобятся, если магу станет хуже.
Святослав.
Она повторила это имя про себя, а потом и шепотом, привыкая к нему, приспосабливаясь. И сама же согласилась, что имя чудесное, что ему подходит.
Кашу она доела. И отвар допила. Заглянула к Калерии, убедившись, что девочки на месте. Они устроились на полу, с пупсами и лоскутками, которых вдруг нашелся целый мешок. А еще — нитки и веревочки, банка с разноцветными пуговицами, булавки и целое ожерелье из жемчуга.
— Пусть играют, — сказала Эвелина, которая гляделась необычно бледною, задумчивой. — Это… просто камни.
Ее пальцы дрогнули, будто она пыталась поймать что-то невидимое.
— Ингвар скоро вернется, а я… я тут посижу. Мне с ними спокойнее, — на бледных губах появилась улыбка. Кривоватая, неловкая. А в следующее мгновенье Эвелина обняла себя, задрожала всем телом и судорожно выдохнула. — Как-то все… криво выходит.
— Что именно?
— Жизнь… скажи, тебе… родители не рассказывали о камне, из-за которого разум теряют? Такой…
Она пошевелила бледными пальцами.
— Серый, невзрачный, а если поет…
— Это плохой камень, — не повернув головы, ответила Розочка. — Очень плохой. Ты правильно его сломала.
— Вы, — поправила ее Астра, понимая, правда, что вряд ли будет услышана. — Ко взрослым нужно обращаться на «вы».
— Ага, — Розочка старательно заворачивала пупса в полосу цветастого батиста. — Но камень все равно плохой.
— И как понять, был ли он один? А если нет? Если где-то есть еще? — голос Эвелины зазвенел, и отзываясь на него, зазвенели оконные стекла. — Если вдруг появится человек и… и я потеряю разум? Как мама, как бабушка, как… я раньше думала, что они сами по себе такие, не слишком умные, а теперь понимаю, что это из-за камня… что я могу быть и умнее, и талантливей, но если снова кто-то вдруг… если…
— Ты его опять разрушишь, — Розочка протянула пупса. — Помоги.
И Эвелина взяла куклу.
Она двигалась, словно во сне, явно находясь в плену собственных мыслей. Астра же… Астра слышала, как шелестит лес.
Наверняка, он знал.
И про камень или камни, если их было несколько. И про иные вещи, опасные, порой отвратительные. Нужно лишь спросить, но…
— Подобные артефакты, — Астра не стала прикасаться к той, которая, принадлежа воздушной стихии, ныне казалась сгустком пламени. — Вряд ли создавались в большом количестве.
— Я это понимаю.
Эвелина завязала лоскут именно так, как нужно было Розочке и протянула куклу.
— И понимаю, что скорее всего к моему деду он попал случайно. Бабушка… влюбилась уже тогда, когда война почти отгремела, когда про революцию стали говорить, что она состоялась… и я думаю, камень попал к нему в руки случайно. А бабушка… тоже случайно? Или он искал свою птицу? Все знали, что в Императорском театре поет птица-гамаюн, что… у нее ангажементы были на годы вперед, и в этом театре, и за границей. Она могла бы уехать. И она хотела уехать. А потом передумала. Он ее нашел и… приручил.
Это слово Эвелина практически выплюнула.
— Использовал… от того, что у нее было, остались жалкие крохи, но если остались, то получается, что она не утратила остатков разума? А он… я не помню деда совершенно. Наверное, он погиб. Не знаю даже… и где могила тоже. И выходит, бабушка понимала. Не могла переступить через свою любовь, но понимала? Она к нему ни разу не наведалась, а ведь если бы любовь была настоящей… он передал камень отцу. И мою мать тоже. Отец же… — она тряхнула головой. — И вот я думаю, что вряд ли найдется второй такой камень, что вероятность мизерная, но мне страшно.
Она посмотрела на Астру снизу вверх.
— Что мне делать?
И Астра ответила ей словами бабушки:
— Жить. Всю жизнь прятаться не станешь. Иначе какой в этой жизни смысл?
— Наверное.
— А еще можно сделать так, что ты не будешь слышать, — Розочка протянула очередной лоскут, на сей раз ярко-розовый, Машке, и та взяла осторожно. — Если уши сломать.
Та безумная радость, что вспыхнула в глазах Эвелины, Астру напугала.
И она тихонько вышла.
…хуже магу не стало. Жар вот слегка спал, а налет на горле сделался плотнее, жестче, стало быть все-таки ангина, гнойная.
— С Эвелиной неладно, — сочла нужным предупредить Астра.
Еще маг пропотел и теперь одежда его была мокрой. Надо бы переодеть, и Астре случалось переодевать пациентов, в том числе и мужчин, но почему-то думать о маге, как о пациенте, не получалось.
— Еще вчера, — согласилась Калерия. — Помочь? Может, уксусом обтереть?
— Не стоит, — Астра покачала головой и от помощи отказываться не стала. Вдвоем легче, да и… в присутствии Калерии краснеть не получается. А то ишь, глупость какая, краснеть по пустякам.
— К ней отец приходил. Не знаю, что он делал… дурной человек. Розочка сказала, что он умрет.
Калерия помогла мага поднять.
И рубашку стянула.
И майку, которой отерла липкий пот.
— И что у целителей вылечить не получится, а дивы не возьмутся.
Астра кивнула. Розочке она верила.
— А к Ниночке Эльдар подходил… тоже угрожал.
— Я Ингвару сказала, — Калерия прикусила губу. — Он приглядывает, да и сторожки на дверях. Для своих. И… не знаю, все равно неспокойно. Ему работу предложили.
— Хорошо, — Астра подумала, что переодевать мага смысла особого нет, все равно скоро одежда промокнет от пота. И белье. И если так, то к чему его портить зазря? Одеяло теплое, да и батареи включили.
Она пощупала, убеждаясь, что те и вправду теплые.
— Наверное… не знаю… к нему из стаи приходят. Назад зовут. И я боюсь, что однажды он поймет, что они правы, что его место там, а я… я даже ребенка родить не смогла.
Голос Калерии дрогнул.
Астра же подумала, что день сегодня до крайности странный.
— Если он уйдет, то… наверное, уйдет.
Кажется, сказать нужно было что-то другое, утешительное или успокаивающее, но Астра категорически не представляла себя ни утешающей, ни успокаивающей.
— Но он не уйдет.
— Почему?
— Он не похож на того, кто может уйти.
Правда, Астра и в мужчинах, судя по Эльдару, ничего-то не понимала. Но это непонимание не помешало ей говорить уверенно.
— И это тоже плохо, — вздохнула Калерия, подбирая грязные вещи. И теперь уже наступила очередь Астры удивляться и спрашивать:
— Почему?
— Чувство долга — это, конечно, хорошо, но… я не хочу, чтобы он был несчастен. Тогда и я буду несчастна.
Сложно с людьми.
Определенно.
И Калерия ушла, раньше, чем Астра успела остановить ее. Наверное, ей тоже стало слегка неудобно от этого вот разговора.
Астра положила ладонь на лоб магу, а тот взял и открыл глаза, посмотрел так, с упреком, будто это она, Астра, виновата, что кто-то себя не бережет.
— Ты? — спросил он.
— Я.
Бредит? Иногда при высокой температуре люди говорят, сами не понимая, что и где, и потом это забывают. Святослав кивнул.
— Хорошо. Дети…
— Играют. Там, — она указала на стену, за которой играли дети.
— Тихо.
— Это пока. Надолго их не хватит.
И словно в подтверждение их слов раздался громкий Розочкин писк, а там и смех. Маг вздрогнул и застыл, прислушиваясь. Астра тоже попробовала, но различила лишь ворчливое бормотание Ингвара.
— Что со мной? — голос Святослава сел и он потрогал горло, пожаловался: — Болит.