Комплимент?
Весьма… двусмысленный.
— Твой худрук нашептывал мне, что ты определенно враждебный социуму элемент, осколок старого мира, который дурно влияет на коллектив и не позволяет раскрыться настоящим талантам.
Почему-то это признание не удивило.
— А… ты? Что ты ему ответил?
— Что, стало быть, такие это таланты, если жалкий осколок давно забытого мира им мешает. А потом попросил о встрече.
И встреча состоялась.
— Признаюсь, я собирался предложить тебе стать моей любовницей.
А Эвелина согласилась бы.
Она слишком устала, чтобы отказываться.
— Но когда оказался рядом, когда заговорил, услышал твой голос… я вдруг испугался, что ты откажешься. И мне придется уйти, а вернуться я не смогу.
— Почему?
— Потому что гордый и дурак.
Эвелина обняла его ладонь и, подняв к своим губам, выдохнула.
— Что ты…
— Ты перчатки где оставил? Пальцы совсем заморозил…
Сказала.
И удивилась тому, что Матвей рассмеялся.
— Ты невозможная!
— Вполне возможная. И даже вероятная.
— Значит, ты действительно решил… взять и…
Жениться?
Вот на ней, у который нет ни знакомств, ни связей, но есть сомнительное прошлое, потому как Эвелина прекрасно знает, какие слухи ходят. И будут ходить. И знает даже, что, если состоится свадьба, то слухов этих станет больше.
— Решил. Только боялся очень, что ты откажешь, вот и… пришлось пользоваться моментом.
Матвей подтянул ее поближе.
И обнял.
— Правда, теперь я больше не генерал..
— Ты говорил.
— И снова повторю. И быть может, меня и вправду сошлют куда-нибудь на край мира, а то и вовсе… врагов у меня хватает. А те, кто называет себя друзьями, не так и надежны.
— Переживем.
И, если сошлют, Эвелина поедет за ним. Шуба у нее имеется. А шуба в Сибири — вещь нужная.
— Так ты не сердишься?
— Сержусь.
Она даже нахмурилась, но получилось как-то… странно, да. Матвей же коснулся щеки.
— Снег тает.
— Тает, — эхом отозвалась Эвелина, чувствуя, как поднимается в душе то странное, что досталось ей вместе с кровью. И требует выхода.
— Споешь?
Он тоже услышал.
И вместо ответа Эвелина запела. Правда, на сей раз не об одиночестве, хотя и о нем тоже, но еще о любви, такой опасной, несвоевременной, пожалуй, даже лишней, ведь без нее было бы проще.
Невозможной.
И необходимой, как воздух.
Еще о зиме, что уже стояла на пороге, примеряясь, как будет захватывать город. О нем, сегодня не спящем, ведь праздник же. И люди вернулись домой с сокращенной смены. Об этих вот людях, которые не слышат и вряд ли услышат, хотя песня птицы-гамаюн вплетается в мир, меняя его.
Обо всем и сразу.
А главное, о мужчине, который стоял, держа ее за руки. И слушал. И не было ничего важнее этого, потому как какой смысл в голосе, когда тебя не слышат?
Глава 19
Глава 19
Салатами занялась Калерия. Еще с утра она поставила вариться темную свеклу, прямо с ботвой, запретивши обрезать ее. И время от времени заглядывала, проверяя. Свекла варилась, Калерия дважды меняла воду и остужала, следуя своему собственному рецепту. И снявши кастрюлю с плиты, слила темный отвар.
— Может, почистить уже? — заметила Виктория.
— Выцветет, — веско ответила Калерия.
— Уксусу добавь и не выцветет, — Ниночка мыла картошку, еще сырую, но и для нее была приготовлена кастрюля.
— Кислая станет, — возразила Калерия.
Владимира возилась с морковкой, которая уже успела подвять, да и была неказистою, кривоватой и мелкой, каждая морковина — с детский пальчик. Сварится быстро, но чистить замучаешься. Перед Астрой же поставили миску с куриными яйцами, которые требовалось освободить от скорлупы и, желательно, аккуратно, потому как ладно салаты, но Калерия их и фаршировать собиралась.
— Ты с толстого бока бей, — посоветовала Ниночка и фыркнула. — А Эвелинка опять от работы бегает. Белоручка…
— У нее спектакль.
— Ага, — Ниночка плюхнула картофелину в кастрюлю. — У нее по жизни то спектакль, то концерт…
— Девочки, не ссорьтесь, — Антонина нарезала колбасу.
Нож в хрупкой ее ручке двигался будто бы сам собою, и на доску ложились тончайшие полупрозрачные ломтики колбасы. Астра с тоской подумала, что у нее так точно не выйдет.
— А кто ссорится? Я ж так… все равно от нее пользы, что с козла молока, — Ниночка пожала плечами и поинтересовалась. — Со шпротами будем делать?
— Будем, — сказала Калерия.
Астра же вздохнула.
И нерешительно тюкнула тупым концом яйца о стол. Работу ей дали несложную, но что-то да подсказывало, что и с нею справиться будет непросто. Нет, она, конечно, может сослаться на занятость и то, что нужна детям, но это будет неправдой. И хуже, что все-то знают, что дети прекрасно обходятся без Астры. Сидят себе в комнате, играют с лоскутками, нитками и прочими сокровищами, которых набралось две коробки.
Святослав…
…был у себя и вполне здоров. То есть, не совсем, чтобы совсем уж здоров, к понятию абсолютного здоровья Астра относилась со свойственным многим врачам скепсисом, но всяко достаточно здоров, чтобы самому о себе позаботиться. Правда, пока его забота выглядела как игра с детьми, но…
На поправку он пошел сразу и резко, будто переломив в себе то нежелание возвращаться, которое, собственно и мешало.
Усталость не ушла.
Она таяла, пусть медленно, но все-таки таяла. И совсем уже не выглядела смертельною.
…только спала Астра по-прежнему с ним.
Во-первых, ее кровать не настолько велика, чтобы хватило места для троих. Во-вторых… странно, но там, рядом с магом, ей было спокойнее. В-третьих… в-третьих, собственно, кому какое дело?
— Резать кубиками? — уточнила Владимира, выхватывая очищенное яйцо из рук Астры.
— А то как еще?
— А маринованных огурцов есть у кого? — поинтересовалась Ниночка. — И торт…
— Лешенька обещал принести, — пролепетала Тонечка, но как-то неуверенно, будто до конца не решив, стоит ли ей возвращать прежнюю маску.
— Илья тоже… — поддержала Виктория.
— Как и Мишка, — Владимира стукнула ножом по доске, разрубая яйцо пополам. — Если все принесут…
— Это ж мужики, — Ниночка пожала плечиками. — Хорошо, если хоть кто-нибудь да вспомнит.
Она выпятила губу и вздохнула, сказав:
— Послать бы их всех и подальше…
— Так уж и всех?
— Живописца этого так точно… пристал, что банный лист… — она отправила картофель в кипящую воду и поспешно закрыла кастрюлю крышкой. — Муза ему нужна… вдохновение… ага, сейчас. Возьму и поверю…
Ниночка помахала рукой над кастрюлею.
— Вот что в тебе такого, что ты всем нужна? — поинтересовалась она, глядя на Астру. — Да не дергайся, Боги милосердные… что ты дрожишь постоянно-то?
— Ниночка!
— Что? Я уже сколько лет, как Ниночка… нельзя людей бояться. Сожрут. А она не понимает. Бестолковая.
Астра вздохнула. И вправду бестолковая.
Только не бояться не выходит.
— Это да… — задумчиво отозвалась Антонина. — Батон маслом мазать или так шпроты положить?
— Маслом, — Калерия подбросила дров в печурку. — А то размокнут, пропитавшись. Ниночка права. Люди, они разные бывают. Есть и добрые, и злые, и равнодушные, и такие, которые чуют, на ком можно отыграться за собственные беды. Подловатые, но… бояться не надобно.
Она аккуратно прикрыла дверцу, пошерудив в плите кочергой.
— Мой замуж зовет, — призналась вдруг Владимира, стянув со стола корочку батона, от которой отщипнула крошечку и в рот отправила. — Уговаривает бросить тут все и уехать…
— Куда? — Виктория помрачнела.
— В Ленинград. Обещает устроить там…
— В библиотеку?
— В научную.
— А ты?
— А я и не знаю, — она вздохнула. — Странно так… его вижу, прямо земля из-под ног уходит, сердце из груди рвется, на все готова, лишь бы с ним рядом. А домой вернусь и отпускает, что ли? И вроде понимаю, что глупо все это, что кому я там, в Ленинграде этом, нужна? Но и тут… до конца жизни одну комнату делить?
— Мы в очереди на расселение, — Виктория вытерла пальцы о фартук.
— Очередь… когда она еще дойдет, да и… не расселят. Будь ты замужем или я, или чтобы вон дети, тогда да. Иногда вот думаю, может, лечь с ним разок и забеременеть? Ладно, если уедет, то и бездна с ним, — Владимира присела на край стола. — Зато у меня ребеночек будет…
— Надумаешь, зелье дам, чтобы точно, — сказала Ниночка, глядя с этакой жалостью. — Но тебе хоть предлагают… а мой Гришка… дурак дураком… ходить продолжает, цветочки носит, смотрит этак, как дитенок на конфету, лепечет что-то про любовь свою. Только этой любови не хватает, чтоб поперек маменькиного слова пойти. Эх, девоньки… а может, ну их всех?
— Не получится, — Антонина разобралась с колбасой. — Не отстанут.
— Думаешь?
— Уверена, — она подняла ломтик и покрутила, проверяя толщину. — Так не бывает, чтобы… им дивы нужны.
— Всем? — в голосе Виктории слышалось сомнение. Астра же подумала, что, возможно, следовало бы принять предложение Анатолия Львовича и уехать.
— Могу ошибаться, но… сами посмотрите. Кто достался Ниночке? Художник. Живописец. И не просто какой-то там, но талантливый и признанный. Член Союза художников, а значит, зарабатывает он изрядно. Квартирку имеет, дачу, может, даже в Крыму. Доступ к спецраспределителю опять же…
— Хочешь сказать, я корыстолюбивая?
— А то, — Антонина усмехнулась. — Хотя скорее уж расчетливая, и это нормально.
Остатки Тонечки, которая о деньгах и вслух упоминать стеснялась, будто бы было в этом слове нечто до крайности неприличное, исчезли.
— Останься ты прежней, разве упустила бы подобный шанс? Тем более он не женат, а значит, можно претендовать на нечто большее, чем жалкая роль любовницы.
Изменилась.
И все здесь изменились. А когда? Астра не заметила.
— Мне вот достался милый добрый мальчик из простой семьи. Работяга, но не глупый, а со стремлениями к учебе, — Антонина говорила об этом с кривою улыбкой, будто насмехаясь, только не понятно над кем, над этим вот мальчиком или над собой. — Эвелине — генерал… хотя каким боком он к дивам, понятия не имею. При его возможностях-то к дивам и без этаких танцев попасть можно. Зато вот ты, Влада, получила симпатичного ученого, как и ты, Викушка… вы не представляете, до чего похожи.