В самой Эвелине.
В Калерии.
В Ниночке с безобразным ее легкомыслием и эклерами, которые она исподтишка совала Розочке, хотя после хмурилась и делала вид, что не желает иметь ничего общего с дивами. В Ингваре.
Сестрах Красновских.
Даже в Антонине, которая всем врала, но… она имеет право на свою тайну.
Астра вдруг отчетливо поняла все это, о чем пыталась рассказать еще бабушка, но не нашла правильных слов. А может, просто сама Астра не готова была слушать.
Главное, теперь она поняла.
И улыбнулась.
И сказала человеку:
— Это мой дом. Мое место.
А человек вдруг попятился, прижимаясь к стене, словно увидел перед собой что-то… страшное? Или удивительное? Лицо его стало таким… беспомощным.
— А то, что вы хотите, — сейчас, чувствуя, что становится целой, почти как там, в лесу, Астра могла позволить себе великодушие. — Это не лечится. Это ваша природа. Ее не исправят даже дивы. Но вы это знаете.
И по бледности, залившей его лицо, поняла: знает.
— Я… я могу заплатить, — он схватил Астру за руку. — Сколько скажете… только… я не могу так больше! Я… это не природа. Это не может быть природой! Это противоестественно и…
Его глаза вспыхнули.
— Вы просто не хотите! Как остальные! Треклятые твари…
Астра стряхнула пальцы его, что получилось легко.
Покачала головой.
— Надо просто принять себя, — поделилась она обретенным вдруг знанием. — Таким, как ты есть.
— Да что ты…
— Астра? Простите… — Матвей появился вдруг, и хрустнула, рассыпалась защитная пелена, закрывавшая коридор. — Все хорошо?
— Да, — Астра улыбнулась.
А что? У нее как раз было все хорошо. Или будет. Обязательно будет.
Сдавленный всхлип за спиной заставил Матвея обернуться.
— Кажется, — сказал он. — Вы слишком много выпили. Вызвать вам такси?
— …дорогая, ты пойми, что дело не во мне! Дело в науке! — Чуднов говорил жарко и страстно, прижимая Викторию к себе. И еще недавно она была бы счастлива, теперь же только и думала о том, как бы избавиться от тяжелых душных этих объятий. — Подумай, чего я добьюсь! Чего мы добьемся вместе с тобой! Мы уедем не в Ленинград, в Москву… нам дадут квартиру, дачу…
Квартиру хотелось.
Дачу тоже.
Только не с ним и не такой ценой.
— Никто ничего не узнает, — он поглаживал плечо Виктории, полностью увлеченный безумною своей идеей. — Сколько здесь людей! Сейчас еще выпьют, танцы начнутся. Тебе всего-то надо, что вывести девочку…
— И что с ней будет?
Нет, к дочери соседки Виктория любви не испытывала. Честно признаться, она в принципе не испытывала любви к детям, тем паче посторонним, а уж эта конкретная была надоедлива и раздражала несказанно. Но это еще не значит, что Виктория готова причинить ей вред.
— Что? — в глазах Чуднова ей виделся туман безумия.
— С девочкой что будет?
— Я тебе дам конфету. А ты ей. Она уснет. Пока спрячем на чердаке, я смотрел…
…даже так?
И отчего Виктория не удивлена, скорее уж ей мучительно любопытно, что еще она упустила в этом вот человеке.
Милый?
Рассеянный?
Одержимый наукой?
И ведь всё правда, особенно про одержимость.
— Я приготовил сундук. Там одеяла лежат. Укутаем. Она не замерзнет. Чердак соединяется с соседним подъездом, а потому можно будет спуститься тихонько.
Теперь он говорил тише, и руки разжал, но отступить себе Виктория не позволила.
Сволочь.
Какая же сволочь! И не было никакой случайной встречи в библиотеке. И не было архива, который ему нужен, книг. Но была одна дива. И наверняка он сперва пробовал познакомиться с нею, но Астра не заметила. Она вообще редко обращает внимание на людей.
Тогда-то он решил поискать иные варианты.
Ее, Викторию.
Обида подкатила к горлу, запирая дыхание.
— Потом я позвоню… ее заберут, доставят в лабораторию.
— И дальше что?
— Какая разница? — он искренне удивился ее интересу. — С девочкой будут работать. Мы должны изучить особенности их силы, понять, как у них это все получается.
Чуднов махнул рукой, показывая, что именно ему интересно.
— Главное, что, если ты мне поможешь, мы будем вместе. Я женюсь на тебе. Хочешь, уже завтра распишемся?
Нет.
— Конечно, — Виктория выдавила из себя улыбку. Ей вдруг стало страшно, потому что в спокойных глазах Чуднова теперь виделось самое настоящее безумие, то самое, которое сперва не заметно, но тем и опасно. Она ясно осознала, что если откажется, то умрет.
Здесь и сейчас.
Что он, подобравшись к цели столь близко, не отступится.
— Умница, — Викторию ущипнули за щеку. — В конце концов, это все пойдет нам на пользу.
…и потом ее в живых не оставят. Нет, не будет ни ареста, ни суда, но лишь тихая мирная смерть в своей постели, даже не сразу.
Отнюдь.
Он и вправду женится.
Увезет куда-нибудь, подальше от сестры и знакомых, чтобы после принять их соболезнования. Он даже поверит, что Виктория умерла сама, по естественным причинам. Если знаешь, во что верить, то делать это легко.
— Держи, — он сунул кулек с шоколадными конфетами. — Не сейчас только. Позже дай одну или две… лучше, если две. А я дивой займусь.
Виктория кивнула.
И посторонилась, позволив ему выйти из комнаты. Оставшись одна, она прикусила губу, прижалась спиной к холодной стене — а ведь предлагала же Владке ковры повесить, с коврами всяко было бы теплее — и попыталась унять дрожь.
Дрожь не унималась.
Ее трясло и… кулек выпал из рук, рассыпались конфеты, которых оказалось не так и много. «Мишка на севере». Она таких и не пробовала.
Она…
Опустилась на корточки и спокойно собрала конфеты. Не пробовала? И не будет. И… и она не знает пока, что делать, но обязательно придумает.
Глава 23
Глава 23
Нервная трель звонка застала Свята в коридоре, потому он дверь и открыл.
— Здравствуйте, — пропела Аннушка, протягивая огромный, украшенный масляными розами, торт. — А я вот решила к вам в гости…
Она была хороша, как может быть хороша юная, только-только вошедшая в силу ведьма.
Вились длинные волосы.
Сияли глаза. Щеки, тронутые румянцем, алели, как и губы. И Свят не способен был отвести взгляда от этих губ. По нижней скользнул язычок, а в глазах мелькнуло что-то такое… донельзя довольное.
— Конечно, — Свят улыбнулся как можно более глупо. — Будем рады… торт…
— Мне так неудобно…
Торт она ему отдала.
И пальтецо розовое расстегнула сама, пуговичку за пуговичкой, медленно, дразня, будто вовсе даже не пальто снимала.
Хороша.
Просто-таки великолепна. Даже жаль, что…
— …за то происшествие… я еще не вполне способна контролировать… вы не представляете, до чего непросто быть ведьмой!
— Не представляю, — согласился Святослав.
Пальто медленно соскользнуло с плеч, и ведьмочка осталась в одном легком, слишком уж легком платьице. Бледно-голубое, короткое, позволяющее оценить и тонкость талии, и округлость груди, изящество линий…
— Недавно купила. Мне идет?
— Несказанно, — Святослав ничуть не покривил душой. Платье было хорошо, да и ведьма умела его носить. Ведьмы многое умеют.
— Тогда идемте? — она по-хозяйски подхватила Свята под руку, и прикосновение это позволило ощутить эхо силы, чуждой, неправильной, тщательно скрываемой в хрупком этом теле.
Мощной.
Значит, все идет так, как должно. Правда, легче от понимания сего факта не стало.
Нисколько.
Ведьму хотелось убить.
Прежде Астре никогда и никого не хотелось убить, даже тех, кто ее обижал. Убежать, спрятаться, скрыться ото всех — да. Убить…
Она представила, как впивается когтями в это прехорошенькое личико, как раздирает его до крови, и сама удивилась своей кровожадности.
А ведьма, наверное, почувствовала.
Обернулась.
Подмигнула так, понимающе, будто догадывалась о недостойных этих мыслях.
— А еще, представляете… — ее голос звенел, перебивая прочие голоса.
— Стерва, — тихо сказала Ниночка, опускаясь на соседний стул. — Ишь… и не стыдно ей чаровать?
— Думаешь? — Калерия наблюдала за супругом, который, как и прочие мужчины, не спускал с ведьмочки взгляда. И вилка, зажатая в ее руке, казалась вполне себе оружием.
— Чувствую, — Ниночка дернула плечиком. — А еще она точно знает, что делает.
— Но это же…
— Запрещено? — фыркнула Ниночка, подхватив бутерброд с икрой, который проглотила, не жуя. — Многое запрещено. Главное ведь не в законе, главное, чтобы жалоб не было. А она уверена, что не будет. Дура.
— Почему дура? — поинтересовалась Эвелина, которая наблюдала не столько за ведьмой, сколько за своим генералом, который…
…которого Астра сумела-таки разглядеть.
…интересно, она знает?
Или догадывается? А если нет, то… стоит ли говорить? Сейчас, когда генерал сменил костюм и избавился от амулетов, Астра видела многое, но понятия не имела, что делать с увиденным.
Сказать?
Или не вмешиваться.
— Потому что рискует. Чего ради? — Ниночка вытерла пальцы салфеткой. — Покрасоваться? Они, конечно, все от нее в восторге, но… если очарование убрать, то что потом?
— Суп с котом, — проворчала Виктория, глядя в рюмку.
Как-то так получилось, что теперь на одном конце стола сидела ведьма, окруженная толпой поклонников, а на другом — женщины.
— Ай, не обращай внимания… твой поплыл? Гони его в шею. От одной ведьмы поплыл, и от другой, и потом вообще… если хотите знать, это чушь полная. Конечно, очарование по мозгам бьет, но не до такой степени, чтобы их вообще отключить. Поэтому, если мужик начинает ныть, что он, дескать, кругом невиновный, это все ведьма проклятая опутала, не верьте. Врет.
Это Ниночка произнесла с убеждением.
— Можно, конечно, намертво приморочить, но это видно со стороны. Такой человек на пьяного похож, он вообще не понимает, где находится и чего делает…
— Как твой? — не удержалась Владимира.