— Ты тут подумай, ладно? — Розочка сползла с кровати и заглянула под нее, явно раздумывая, что из сокровищ стоит прихватить с собой, а что может погодить немного.
Все равно ведь вернутся.
— Идем, что ли? А то не договорятся еще.
— Договорятся, — Машка задумалась на мгновенье. — Точно договорятся.
Эти слова придали уверенности. Уж если она знает…
…только уверенность испарилась.
Астра…
— Можно? — она стояла на пороге, разглядывая комнату, но не решаясь войти. — Я…
— Нужно, — и Святослав решился. Вдруг понял, что если промедлит именно сейчас, то все разрушится. И то, что было, и то, чего еще не было. За второе почему-то было обиднее.
— Я… не знаю, собственно, зачем… — Астра вошла осторожно, бочком, глядя так, будто видела его в первый раз и потому еще не поняла, как именно к нему относиться. — И есть ли смысл.
— Есть, — Святослав втянул ее в комнату и дверь запер. Не на ключ, но подумалось, что с ключом было бы всяко надежнее. А вдруг сбежать решит?
Не решила.
Стояла, позволяя себя обнимать. И сердце ее стучало быстро-быстро.
— Ты… не передумала? — страшно было отпустить ее.
И все-таки…
…если она передумала. Если поняла, что не нужен диве сомнительного свойства маг, который ко всему прочему остался без службы, да и сама эта служба…
…придется отпустить.
…позволить уйти.
В конце концов, он не имеет права удерживать свою звезду силой. Звезды гаснут в неволе. А ему хотелось, чтобы его Астра горела ярко-ярко. Даже если без него.
— А… ты?
И в глазах ее видится страх.
И…
— Никогда.
Слабая улыбка.
— Я… дива.
— А я менталист. Думаешь, выгодная партия? Представь себе мужа, который всегда знает, о чем ты думаешь… или какое у тебя настроение.
— Разве это плохо?
— А разве хорошо? У меня… были раньше… встречи. И амулеты не всегда спасают, точнее они перестают спасать, когда долго живешь вместе. Не знаю, почему, но… мало приятного понимать, что ты раздражаешь свою женщину. Что с тобой она по привычке больше или из страха остаться одной. Или…
Не совсем то нужно говорить.
Раньше Святослав говорил другое. Не ей. Тем, что были до нее. Говорил, что амулеты совершенно надежны, что пробить их защиту не выйдет, что он нашел самые лучшие и никогда, ни при каких обстоятельствах не полезет в голову, что…
Ему верили.
Поначалу. Искренне даже. Он ведь чувствовал, а потом, постепенно, и вера сходила на нет. А вместо нее появлялась болезненная подозрительность.
— Значит, ты будешь знать, когда меня лучше не трогать. Или трогать. И… — она чуть склонила голову на бок и впервые поглядела без страха. — Я ведь все-таки дива. И, наверное, это хорошо.
— Замечательно.
— Но… я дива!
— Знаю.
— И… и меня все равно не любят.
— Кто не любит?
— Люди.
— А надо, чтобы любили? Вот все-все?
Астра задумалась.
— Я тебя люблю.
— Ты?
— Я. Не веришь?
— Верю, — она ответила тихо-тихо.
— Я люблю. Дети тоже любят. Калерия, Ингвар, остальные… может, это не та любовь, которая на века, но такая вообще редко встречается. Твой Анатолий Львович тоже тебя любит. И в госпитале. Думаешь, не слышу, как о тебе говорят? Или вот пациенты… им ты нужна.
— Необходимость — это еще не любовь.
— Возможно, только любовь сама по себе сложная штука. И опасная. Ею легко пораниться. Поэтому… я пойму, если ты захочешь уйти. Жить одна…
— Нет, — она ответила резко и нахмурилась. — В конце концов, у меня дети. Я не могу жить одна!
Аргумент был весомым.
— Тогда, — Святослав протянул пару браслетов, что так и лежали на столе. — Если дети… детям ведь семья нужна.
— Определенно.
— И… я постараюсь быть хорошим мужем.
— Боюсь, только хорошей жены из меня не выйдет. Но… я тоже постараюсь.
Она приняла клубок этих серебряных нитей, с виду хрупких до того, что и прикасаться-то страшно.
— У мамы были похожие.
— Если хочешь…
— Не знаю, — она снова поняла его раньше, чем Святослав закончил фразу. — Я… не знаю. Ты… посмотри, ладно? Вдруг они живы… то есть, если бы были живы, мне бы сказали. Но… вдруг? Если нет, то ничего не говори.
— Не скажу.
— Ты бы им не понравился.
— Не сомневаюсь, — Святослав надел браслет на узкое запястье. Он скользнул легко, а потом повис. — Я ведь человек.
— И маг.
— Сплошные недостатки.
— Это точно… погоди, теперь я. Они слышат.
— Кто?
— Родители. Предвечный лес… все…
— И что нужно делать?
— Ничего.
Нити оказались холодными, просто-напросто ледяными, и Святослав поморщился, когда, ожив, они впились в кожу. На такое он, признаться, не рассчитывал.
Астра прижала свою руку к его.
— Кровь — носитель информации. И энергии. Они настроятся и… уже не получится снять, — это она произнесла с преогромным удовлетворением.
— Хорошо, — боль ушла, сменившись легким зудом. — Но в ЗАГС мы заявление все равно подадим. Завтра.
Спорить Астра не стала.
Ни к чему.
Да и бабушка говорила, что мужчинам нужно думать, будто это они главные.
Глава 37
Глава 37
Лес.
Темная черта, придавленная снегом, который падал третий день кряду, будто вознамерившись засыпать старый ельник до самых до вершин. Снег выровнял косогоры, и поля укрыл, и реку спрятал. Ныне она угадывалась по редким темным пятнам-проталинам.
И на слепящей этой белизне как-то особенно резко, неправильно выделялись темные длинные строения. Два барака сомкнулись углами, будто пытаясь защититься, то ли от ветра, то ли от близкого леса, что казался таким по-зимнему недобрым. За бараками скорее угадывалась, чем виделась сетка ограды.
Калерия шагнула было, но провалилась в снег едва ли не по пояс.
— Осторожней, — проворчал Ингвар, вытащив ее. — Погода такая… не чистили еще. Я говорил, что будет снежить, но кто ж… там вон, поглянь, дома…
Только теперь она увидела их, укрытых за завесой зарождающейся метели, засыпанных тем же снегом, прибранных и все одно усталых.
— Срубы поставили с месяц тому. Я глядел. Венцы крепкие. Печки переложены… должны быть.
Забранные ставнями окна.
Свежая черепица на горбатых крышах. И все одно ощущение брошености. Если над бараками поднимался дымок, то дома стояли пустыми.
— Топить бы надо, но пока людей маловато. Решил вот… прогреть, — он не стал ничего добавлять, но подхватил Калерию на руки, запахнул полы тяжелой медвежьей шубы, которая за годы ничуть не потеряла виду и толщины. — А то обещали первых на следующей недели привезти.
— На Новый год?
— Так… еще до того года, — смутился Ингвар. Кажется, опять он не подумал, точнее подумал, чтобы бараки привести в порядок.
Ограду выправить.
Дома.
А новый год… разве ж это проблема?
— Эй… есть тут кто? — он крикнул это громко, но голос смешался с воем ветра, который спешно стер слова. — Тут пока только трое. Матвей обещал, что роту подгонит, но им тоже надо где-то жить. И бараки на лето перестроим, чтобы нормальные, каменные. А то и вовсе… он пока еще не решил, то ли с них начинать, то ли со школы.
Дверь все-таки отворили. Разбухшее отсыревшее дерево подалось со скрипом. За дверью обнаружился полог, шитый из волчьих шкур. Он лег на место, надежно запирая тепло.
А тепло было.
Показалось даже — жарко.
— Строили-то до Матвея еще… план был, сперва поручили одному тут. Он не больно-то обрадовался, а потому все и вкривь-вкось. Матвей, когда увидел, крепко осерчал.
Ингвар тряхнул головой, пытаясь избавиться от налипшего снега.
— Ну и выправлял, что мог. Потому дома-то и не успели толком довести. Он-то сказал, что проект долговременный, а потому все сделает, чтоб жить можно было.
Жарко.
И до того жарко, что Калерия сперва дуреет от этого жара. И от шубы своей избавляется с радостью, она бы и кофту сняла, но Ингвар качает головой.
— Погоди, это ты с холода пришла. Сквозит тут. Щели проконопатили, а оно все одно… доски-то хлипкие.
Он произнес это с неодобрением.
— Ковры надо повесить. Или шкуры, — Калерия погладила стену, прислушиваясь к дереву. И вправду сырое брали, свежее, такое потом ссыхается и щели дает. Да и ставили явно наспех.
Как здесь детям жить?
— Ага… я тоже подумал.
Военный в серой форме без знаков отличия кивает Ингвару, чтобы тихо исчезнуть в глубине барака. Тот невелик, десятка три шагов, узкий коридор по обе стороны которого поднимаются двухъярусные кровати. На них уже и матрасы есть, и белье натянули, только зря, как бы не отсырело до срока.
Тумбочки.
И печки, которых три.
— Когда люди будут, то оно теплее, — Ингвар оправдывался.
— И… сколько?
— Для начала десятка два, а потом — как оно пойдет. Война… это кажется, что давно была, но некоторые проблемы… — он развел руками, потому как никогда-то не умел говорить. Впрочем, Калерии это и не было нужно. Она и так понимала. — Ты… подумай. Может, пока тебе сюда и не надо?
— Надо.
Она прошлась по сумрачному коридору.
Закрыла глаза.
Надо.
Теперь она слышала это место, некогда живое, но после заброшенное. Что здесь было? Хутор? Деревенька? Если и так, то давно. Но земля помнит, что прикосновение плуга, что тяжелый дар зерна, который она возвращала сторицей.
А после брала.
Силой.
Потом.
Кровью… кровь Калерия тоже слышала, но старую, неопасную. Что ж, место хорошее. Здесь и дышится-то не в пример легче, чем в городе. И стоит подумать о возвращении, как приходит понимание: возвращаться она не хочет.
— А готовить где будут?
— К весне кухню сделаем, а пока будут из города возить.
— Поостывает все.
А детям горячее питание нужно.
— Не все сразу, Лера, — он обнял, прижал к себе, уткнулся носом, признаваясь. — Отец написал.
— Опять хочет…
— Нет. Просит прощения. Понятия не имею, откуда узнал, но пишет, что будет рад, если ты заглянешь, что… просит, чтобы заглянула. И любую цену готов заплатить.