[538]. С осени 1918 г. домом Советов стал и отель «Англетер»[539]. Гостиница «Европейская» в 1919 г. перешла в ведение Петроградского губернского отдела коммунального хозяйства, а в помещении ресторана «Крыша» до начала нэпа были расселены беспризорники. В московской гостинице «Националь» сначала разместилось советское правительство, а после его переезда в Кремль гостиница была переименована в Первый дом Советов[540]. Схожей была судьба гостиниц в регионах. К примеру, в здании владивостокской гостиницы «Версаль» весной 1920 г. работал военный совет Приморской области[541]. Из имевшихся в Саратове до революции 15 гостиниц 13 впоследствии были упразднены и использованы под общежития и квартиры для начальствующего состава Красной армии и артистов[542].
В Москве в годы Гражданской войны гостиничные вывески сохранились только на строениях, «которые не представляли почти никакой ценности», т. е. гостиницами оставались лишь «третьеразрядные, запущенные, загрязненные» и не имевшие удобств «меблирашки». При этом из 112 столичных гостиниц 96 требовали капитального восстановления. Еще хуже было положение с мебелью, бельем и хозяйственными принадлежностями[543]. Вспомним по этому поводу стихотворение Владимира Набокова «Номер в гостинице» (1919):
Не то кровать, не то скамья.
Угрюмо-желтые обои.
Два стула. Зеркало кривое.
Мы входим – я и тень моя.
Основная масса приезжих в эти годы размещалась, как правило, по частным квартирам, так как Гражданская война почти разрушила городское гостиничное хозяйство. К примеру, в Екатеринодаре к 1920 г. осталось всего четыре гостиницы, чья деятельность носила скорее социальный, нежели коммерческий характер. Подобная практика хозяйствования вполне укладывалась в идеологию уничтожения рыночных отношений. Из доклада о финансировании коммунального хозяйства Кубано-Черноморской области в 1920 г. видно, что превышение доходов ЖКХ (в том числе гостиничного хозяйства) над расходами не должно было составлять более 10 % бюджета предприятий, чтобы «не превращать коммунальные предприятия в аппарат для выкачивания денег у населения»[544]. Кроме того, сложилась практика дотирования региональных коммунальных органов из центрального бюджета, хотя эти дотации больше напоминали милостыню: с января 1918 г. по июнь 1919 г. Особым совещанием отдела местного хозяйства НКВД местным советам на ремонт гостиниц была выдана лишь одна ссуда в размере 5 тыс. руб. Для сравнения: за это время на ремонт кинотеатров было выделено в 2 раза больше средств[545].
Если 1920-е годы демонстрировали масштабное гостиничное строительство в странах Запада, то судьба разрушенного гостиничного комплекса РСФСР/СССР в эти годы была непростой. С одной стороны, уже осенью 1921 г. в Москве открылись «Гранд-отель» на площади Революции, «Савой» на Рождественке и «Европа» на Неглинной улице. С другой стороны, общее оживление гостиничного хозяйства страны началось только в 1923–1924 гг., а сколько-нибудь существенное его развитие было связано с проведением в 1927/1928 хоз. году кампании по планировке городов РСФСР[546].
Отчасти реанимация гостиничного хозяйства в годы нэпа была связана с частным интересом – возрождением частных гостиниц и постоялых дворов[547]. Активно вовлекались в гостиничный бизнес и «красные купцы». Например, весной 1923 г. бывший заведующий подотделом Новониколаевского губернского коммунального отдела, воспользовавшись старыми связями, открыл в арендованном доме меблированные номера[548].
Но анализ опубликованных в органе тюменского губкома РКП(б) и губисполкома – газете «Трудовой набат» – в начале 1920-х годов объявлений позволяет уловить основные негативные тенденции в развитии гостиничной сферы начального периода нэпа. В частности, пресса обращала внимание на то, что во всех гостиницах города можно было встретить подростков, игравших в бильярд. Особенно в этом отношении отличался отель «Пале Рояль», где азартные игры в бильярд и пьянство доходили до «высшей точки», а «свежий человек» в этой гостинице чувствовал себя, «как в каком-то притоне». В ноябре 1922 г. содержатель этой гостиницы был оштрафован милицией на 300 млн руб. за торговлю самогонкой на местном рынке. А в феврале 1924 г. пресса опять раздула скандал вокруг этой гостиницы, где процветала «обираловка, иначе говоря – биллиардная», атмосфера которой описывалась в весьма мрачных тонах: «Душно в воздухе, хоть топор повесь. От матерщины скиснут уши даже у рыночной торговки… я видел картину самого наглого, самого беспощадного обыгрывания публики опытными “жуликами” – биллиардных дел мастерами». Впрочем, объектом критики была не только эта гостиница. Как «зарвавшийся нэпман» был охарактеризован и содержатель гостиницы «Гранд де Пари»[549].
Тем не менее гостиничное хозяйство пусть медленно, но втягивалось в рыночные отношения. Поэтому в 1920-е годы представители разных социальных слоев могли выбрать гостиницы и номера, существенно отличавшиеся по уровню обслуживания. В ряде городов имелись даже ночлежные дома для безработных. Состояние коммунального гостиничного фонда РСФСР в середине 1920-х годов характеризуют данные табл. 7.1[550].
Как мы видим, 109 гостиниц в 60 городах РСФСР за этот хозяйственный год приняли всего 57,2 % от их расчетной пропускной способности. Их доходная часть была меньше расходной более чем на 457 тыс. руб., т. е. говорить о рентабельности гостиничного хозяйства республики не приходилось. При почти равном числе гостиниц в губернских, областных и республиканских центрах (55) и прочих городах (54) крупные города демонстрировали несколько большую эффективность в использовании номеров, нежели другие населенные пункты.
Таблица 7.1
Коммунальные гостиницы РСФСР в 1925/1926 хозяйственном году
Но при этом – большую разницу между доходами и расходами гостиничного хозяйства.
Кроме того, в годы нэпа значительная часть гостиниц продолжала использоваться не по назначению. К примеру, в Петрограде/Ленинграде в гостинице «Октябрьская» располагалось Городское общежитие пролетариата (ГОП), куда свозили беспризорников, по аббревиатуре приюта поименованных «гопниками»[551]. Продолжала использоваться под жилье руководителей города и губернии ленинградская гостиница «Астория»[552]. В «Европейской», в 1920–1924 гг. называвшейся Домом советских служащих, проживали петроградские чиновники. В начале 1922 г. Петроградский губернский отдел коммунального хозяйства начал восстановление обветшавшей гостиницы, но не довел его до конца. Не располагая средствами, он перевел убыточную гостиницу на самоокупаемость, фактически бросив ее на произвол рынка. После передачи в 1924 г. в подчинение Тресту коммунальных гостиниц со следующего года «Европейская», наконец, стала приносить прибыль, львиная доля которой тратилась на ремонт имущества и инвентаря. Но при этом «старое белье и полубитые сервизы» не соответствовали ее первоклассному разряду, а гостиничные номера заполнялись проститутками, сутенерами, подпольными миллионерами и соглядатаями. В районе «Европейской» «буквально шагу нельзя пройти, чтобы не натолкнуться на “личность”, предлагающую или покупающую валюту»[553]. Реставрационные работы в гостинице продолжились только после ее вхождения в 1933 г. в реорганизованное ВАО «Интурист». По воспоминаниям старожилов Севастополя, в здании гостиницы «Гранд-отель» в 1920-е годы размещались санаторий и Дворец труда. В 1920-1930-е годы в Кисловодске на базе реконструированных зданий пансионатов и гостиниц было организовано 22 санатория[554]. В здании владивостокской гостиницы «Золотой Рог» в 1924 г. проходили спектакли Государственного академического Малого театра[555].
В ряде случаев старые гостиницы сохранялись, хотя уровень обслуживания в них оставлял желать лучшего. Так, в Перми в 1925–1930 гг. некогда элитные «Королевские номера» были превращены в гостиницу коммунального хозяйства[556]. В гостинице «Англетер», в 1926 г. вошедшей в состав образованного Треста гостиниц, в 1928 г. протекала крыша, не работали вентиляция, лифт и электрические звонки. Арендованный частником в гостинице буфет был признан самым грязным в городе[557].
Главным вектором коммунальной политики в 1920-е годы стало восстановление гостиничного хозяйства Москвы, которое за предыдущие годы превратилось в «полуразвалины»[558]. С переходом к нэпу за оставшиеся в столице гостиницы «зубами ухватилось» Кооперативное трудовое товарищество, превратившее их, по мнению столичных коммунальщиков, «в очаги разврата и преступлений». Товарищество сделало необходимый ремонт помещений лишь на четверть, а с ремонтом инвентаря дело обстояло еще хуже – было выполнено лишь 7 % неотложных ремонтных работ. И это притом, что более половины мебели находилось «в плачевном состоянии». Ремонт чаще всего делался для показухи: ремонтировались только парадные входы, вестибюли и коридоры. Ремонт мебели отличался «грубостью и топорностью сделанных исправ