ссах за национализацию»[648]. Зачастую беспорядочно проходила муниципализация жилого фонда, начало которой положил декрет ВЦИК от 20 августа 1918 г. «Об отмене частной собственности на недвижимость в городах». На практике местные чиновники руководствовались не столько директивами центра, сколько личными интересами: изымали лучшие дома для себя и своих родственников или брали взятки[649]. Идея муниципализации жилья быстро показала свою несостоятельность. Жилье практически стало ничейным, что негативно сказалось на состоянии жилищного фонда.
В Брянске в 1918 г. имелся жилищный отдел, состоявший из девяти сотрудников, которые производили обследования квартир «по мере надобности». Сдача и наем квартир и комнат регулировались городским Положением об учете и распределении жилых помещений, а цены на квартиры нормировались по «поясам города и оборудованию». Если в 1916 г. средняя цена найма трехкомнатной квартиры составляла 40 руб., а двухкомнатной – 30 руб., то в декабре 1918 г. в сопоставимых ценах стоимость найма выросла до 120 и 80 руб. соответственно. Уплотнение квартир проводилось «по мере надобности осмотром на местах» по норме 20 кв. аршин[650] на одного взрослого и одного ребенка до 2 лет и 10 кв. аршин на одного ребенка от 2 до 12 лет. Муниципализация домов в городе началась только в декабре 1918 г. Но большинство из 148 муниципализированных домов (1069 квартир и 2 тыс. комнат) были отданы под учреждения и только часть – под квартиры. Из них восемь домов были предоставлены бесплатно войсковым учреждениям, а остальные квартиры сдавались всем желающим, правда, предпочтение отдавалось рабочим[651].
В постановлении Владимирского городского совнархоза от 3 декабря 1918 г. до сведения горожан доводилась новая квартирная плата без учета отопления и освещения. Для квартир первой категории (отличных) плата устанавливалось в размере 50 коп. в месяц за каждый квадратный аршин, для квартир второй категории (хороших) – 40 коп., третьей категории (средних) – 30 коп. и четвертой (плохих) – 20 коп. К первой категории относились квартиры с паркетными полами, большими (около 5 кв. аршин) окнами, высокими (4 аршина и выше) потолками, парадным и служебным входом, водопроводом, теплой уборной и ванной. Для квартир второй категории были характерны хорошие крашеные полы, средней величины (около 4 кв. аршин) окна, потолки высотой не более 4 аршин, два входа и теплая уборная. Квартиры третьей категории характеризовались как «обыкновенного характера, не вызывающие особенных неудобств, т. е. не имеющие признаков сырости, не холодные, с достаточным количеством света».
И наконец, к четвертой категории принадлежали квартиры в подвалах или на других этажах, но с признаками сырости, с холодными уборными, низкими потолками и недостатком света[652]. Впрочем, подобное жилье можно было обнаружить повсеместно. Москвич К. Антонов в письме в СНК РСФСР в январе 1920 г. так описывал свое жилище: «температура 4–5 градусов и сыро. Одно утешение, что у других ниже нуля, да еще ребятишки есть, а я живу только со старухой женой, которая ко всему притерпелась и безропотно несет крест этой каторжной жизни»[653].
Хотя декрет «Об уничтожении частной собственности на недвижимость в городах» (август 1918 г.) давал право местным советам конфисковывать здания в поселках городского типа с населением свыше 10 тыс. жителей, частная собственность на дома сохранилась. Более того, после окончания Гражданской войны в целях восстановления жилищного фонда было разрешено (с рядом ограничений) частное жилищное строительство, возобновлены сделки с недвижимостью, проведена частичная демуниципализация мелких, экономически неэффективных домов, а также изменены формы управления домами.
Формально с 1919 по 1922 г. плата за жилье в стране была отменена: ее взимание возобновилось по постановлению СНК РСФСР только с 1 мая 1922 г.[654] Но это правило нередко применялось на местах только к рабочим и служащим государственных предприятий и учреждений. Например, 30 марта 1920 г. коллегия Муромского городского коммунотдела, заслушав «словесный доклад» заведующего жилищно-земельным подотделом, постановила с 1 апреля повысить квартплату жильцам, проживавшим в муниципальных домах, на 100 %[655]. Так как плата за воду, освещение и квартиры составляла «ничтожный процент дохода» Витебского отдела коммунального хозяйства, а расходы на содержание работников превышали доходы, руководство отделом в начале 1920 г. поставило вопрос о повышении квартплаты «с тем, чтобы благоустроенные квартиры были предоставлены рабочему населению». Попытка разрешить жилищный вопрос переселением буржуазии из центра на окраины с помощью созданной Особой рабочей инспекции проблемы не решила. Губернский здравотдел препятствовал переселению в условиях распространения в городе заразных болезней, а многие учреждения выступили в защиту своих специалистов. Конфискованные 153 дома, оказавшиеся в «жалком состоянии», в большинстве случаев были заняты воинскими частями и не ремонтировались. Ненужную инспекцию вскоре пришлось распустить[656].
В начале нэпа оценить «размеры разрушений в области коммунального хозяйства» можно было только приблизительно. В частности, восстановлению подлежало до 2,91 млн куб. саженей прежнего жилищного фонда только муниципализированных зданий. Сюда надо было добавить еще не менее 600 тыс. куб. саженей, разрушенных военным постоем в строениях этой же категории. Разрушение бывших казенных зданий составляло около 2 млн куб. саженей[657]. В этих условиях Главное коммунальное управление накануне введения новой экономической политики ограничивалось циркулярными письмами губернским коммунотделам о проведении совместно со здравотделами «жилищных недель»[658].
Зато переход к нэпу привел к восстановлению доходных домов: 7 мая 1921 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение «О возвращении мелким собственникам небольших домов»[659]. Но это решение, в свою очередь, породило новые трудности. Например, 18 февраля 1922 г. Гомельский губернский коммунотдел, рассмотрев заявление квартиросъемщика Цвилиховского об «издевательных отношениях» домовладельца Певзнера и «вымогательстве квартирной платы» продуктами или 500 тыс. руб. в месяц за «занимаемую одну маленькую комнату», что сильно превышало установленную губернским коммунотделом квартплату, постановил арестовать домовладельца на трое суток[660]. Такие конфликты были обычным явлением.
С осени 1921 г. повсеместно стали создаваться жилищные товарищества (коллективы собственников дома), на которые государство переложило работы по ремонту и восстановлению жилого фонда. В 1924 г. жилтоварищества были заменены ЖАКТами (жилищноарендными кооперациями), получившими право распоряжаться финансами конкретного дома и заниматься распределением жилой площади в нем. Помимо ЖАКТов в этом же году начали создаваться и другие виды кооперативов: рабочие жилищно-строительные кооперативные товарищества (РЖСКТ), объединявшие рабочих и служащих государственных предприятий, и общегражданские (ЖСКТ), включавшие кустарей, ремесленников, мелкую буржуазию и лиц свободных профессий. Понятно, что отношение государства к кооперативным товариществам зависело от их социального состава. Так, для РЖСКТ был предусмотрен ряд льгот в отношении отвода земельных участков, леса для построек, перевозки стройматериалов и т. п. Кроме того, в 1925 г. был создан государственный Центральный банк коммунального хозяйства и жилищного строительства с отделениями на местах, оказывавший финансовую помощь и выдававший кредиты РЖСКТ[661].
Ускорился и процесс муниципализации жилищного фонда. Так, в 1922 г. ГУКХ НКВД для 85 городов утвердило муниципализацию 12 310 домов (94 % намеченных коммунотделами к муниципализации). Правда, 331 дом (2,7 %) не утвердили, а по 475 домам (3,9 %) были запрошены дополнительные сведения[662]. Одновременно новая экономическая политика поставила в повестку дня срочные меры к «проведению классового принципа в оплате коммунальных услуг при условии сочетания этого принципа с самоокупаемостью коммунальных услуг в целом». По решению сентябрьского (1923 г.) Пленума ЦК партии Политбюро создало по этому вопросу специальную комиссию под руководством вновь назначенного наркома внутренних дел РСФСР А.Г. Белобородова[663], уже 3 ноября замененного И.И. Хлоп-лянкиным[664]. 13 ноября состоялось первое совещание по вопросу о проведении классового принципа в деле оплаты коммунальных услуг, на котором присутствовали представители НКВД, Моссовета, Главэлектро ВСНХ, НКФ и ВЦСПС. Было принято решение о нецелесообразности издания законодательного акта о классовом коммунальном тарифе «ввиду невозможности установления единообразной стоимости коммунальных услуг по республике». Ограничились указанием губкомам партии, губисполкомам и губпрофсоветам о введении классового тарифа по оплате коммунальных услуг путем предоставления скидок для малообеспеченных рабочих и служащих на пользование электроэнергией и водой в размере 50 % с переложением стоимости по льготному тарифу «на остальные группы населения и предприятия»[665]