Коммунизм как Религия — страница 25 из 28

Попробуем проследить судьбу коммунистических идей в путинской России на примере ключевых фигур советской истории, Владимира Лени­на и Иосифа Сталина. Отношение к ним как нельзя лучше иллюстрирует судьбу двух коммунистических проектов: первоначального, космополити­ческого, и позднейшего, имперского.


«Плохой дядя»

В 2006 году день рождения Ленина пришелся на канун православной Пас­хи. На первой странице органа КПРФ «Советской России» вождь проле­тарской революции сравнивался с Христом, а его нынешние гонители уподоблялись фарисеям Нового Завета. «Сегодня, к сожалению, Ленин проходит путь на голгофу, когда его соплеменники... после многолетней осанны вопиют о необходимости распять его дух и дело на кресте преда­тельства, невежества и мещанства» [31]. На последней странице газеты был помещен гимн Пасхе и Русской Православной церкви, совместно с которой коммунисты борются за возрождение «Великой России с чистым и трепетным сердцем Святой Руси». Голоса коммунистов и православных христиан, продолжает лидер коммунистов Геннадий Зюганов, «сливаясь вместе, звучат все громче» [31]. О том, что Ленин был воинствующим ате­истом, что при нем громили церкви и расправлялись со священниками, не упоминается ни словом, — главное, что сейчас россияне поступают с Ле­ниным так же, как иудеи когда-то поступили с Христом.

Поэтому как нынешние коммунисты славят «Святую православную Русь», так православная церковь не спешит отрекаться от «сергианства», доктрины патриотического служения атеистической власти, которую она исповедовала в советский период, — ведь пока тело Ленина покоится в Мавзолее и с коммунизмом еще не покончено. Многочисленные журнали­сты и писатели, на все лады воспевая русский коллективизм, духовность и «соборность», как правило, не уточняют, о каком коллективизме идет речь: о советском или о христианском. Подразумевается, что существует некий синтез этих противоположных начал, природа которого, однако, не раскрывается.

Вальтер Беньямин, посетивший Москву на рубеже 1926—1927 годов, писал, что изображения Ленина становятся в СССР частью нового куль­та, пришедшего на смену иконам; их можно увидеть везде: в школах, в клубах, в детских садах и даже в Оружейной палате Кремля. В возрасте, когда дети научаются различать изображения вождя, писал он, они стано­вятся октябрятами, потом пионерами, потом комсомольцами.

А что знают о Ленине нынешние школьники, правнуки, внуки и дети тех, кто воспитывался в советское время?

В связи со 136-й годовщиной со дня рождения основателя советско­го государства газета «Московский комсомолец» опубликовала резуль­таты опроса на тему «Кто такой Ленин?» [30, 6]. Самые младшие дети, семи-восьми лет, называют его математиком, художником, композитором, космонавтом, но чаще всего они именуют вождя памятником или мумией.

Для школьников чуть постарше Ленин — «президент». Чувствуется, что учителя и родители разъяснили им, кто в России самый главный, и дети наивно проецируют сказанное взрослыми на фигуру Ленина. «Он был злым президентом России», — пишет ученик 4-го класса. «Президент Ленин, — продолжает он, — забирал у богатых деньги и отдавал их бед­ным, и в итоге все стали бедными. Еще он сделал революцию». «А еще он придумал, — добавляет Степан из 6-го класса, — что все люди равны».

Казалось бы, тема защиты бедных и проповеди равенства всех людей должна вызывать у детей положительное отношение к действиям «прези­дента» Ленина. Но нет, они не одобряют революционных инициатив вож­дя. Одна девочка констатирует, что при Ленине люди в ее районе жили в коммунальных квартирах, а теперь живут в отдельных. Даже оценки немно­гих школьников, которым революция вроде бы нравится, лишены идеализ­ма. «Он провел, — пишет 15-летний юноша, — не только военную рево­люцию, но и духовную. Он наравне в Че Геварой бьет рекорды по продаже футболок». 13-летний школьник называет Ленина «известным человеком, который занимался вложением денег в развитие СССР».

Другими словами, то, что по приказу Ленина убивали людей, пусть даже ради бедных, ради равенства и социальной справедливости, по мне­нию детей, в любом случае очень плохо: благие намерения вождя не оп­равдывают совершенных по его приказу жестокостей. Хорошо в Ленине лишь то, что укладывается в парадигму потребления, на которую ориен­тируются почти все респонденты (то, что футболки с его изображением хорошо продаются, что он вкладывал деньги в СССР и т. д.).

Отношение к Ленину в семьях большинства московских школьников отрицательное («Мне всегда говорили, что Ленин — это зло» (11 лет); «Моя семья не очень хорошо к нему относится» (12 лет); «Сволочь и гад... Я знаю, что он разрушил половину русских церквей, убивал тех, кто верил в Бога, и тех, кто был против него» (12 лет); «Ленин для меня никто. Я счи­таю его не лучше Гитлера и Сталина» (13 лет)).

У старших школьников в связи с именем Ленина возникает тема рево­люции. Это событие, восхищавшее в 1920—1930-е годы многие лучшие умы человечества, не вызывает у юных россиян никакого энтузиазма. 17-летняя девушка, например, пишет: «В.И. Ленин, настоящая фамилия Ульянов, — великий реформатор. С помощью революции, проплаченной/спонсиро­ванной немцами/фашистами, сверг монархию. Был атеистом, жег церк­ви, казнил священников... Еще у него был брат Саша. Он хотел убить царя, но был пойман». Ученица 10-го класса, с одной стороны, считает Ленина «великим реформатором», а с другой — объявляет Октябрьскую револю­цию проплаченной немцами (намек на деньги, полученные Парвусом от германского Генштаба), которых она путает с фашистами, т. е. преступле­нием, связанным с изменой родине.

8-летний мальчик знает о Ленине только то, что «это человек из Улья­новска, который прогнал и убил царя, то есть отомстил за брата».

Как известно, старший брат вождя, Александр Ульянов, был повешен в Шлиссельбургской крепости в 1887 году за подготовку покушения на жизнь императора Александра III. И единственный мотив для совершения Великой Октябрьской социалистической революции, который представ­ляется школьникам более или менее понятным, даже легитимным, — вовсе не утверждение социальной справедливости, не защита бедных от богатых, а.,, месть Ленина за убийство царем его брата «Саши». В мно­гочисленных «бандитских» сериалах, которые показывают по российско­му телевидению, герои постоянно мстят за отцов, братьев, жен, сестер, за неотданные долги, за предательство партнеров по бизнесу. Они балан­сируют между смертью и сказочным богатством, но в их действиях нет даже намека на утопические революционные мотивации. По ответам чув­ствуется, что дети усваивают эту логику: в результате месть как мотив дей­ствия понятнее им и приемлемее для них, чем восстановление социаль­ной справедливости.

Политтехнологи (а эту роль в сегодняшней России играют и журнали­сты, и социологи, и политологи, и депутаты, и даже заезжие иностранцы) из кожи лезут вон, доказывая, что в России все — свое, особое, не такое, как на Западе. «И самодержавие у нас особое, соборное, — пишет в га­зете “Аргументы и факты” близкий к Кремлю “евразиец” Александр Дугин. — И церковность. И даже демократия» [28, 4]. «Россия должна быть вели­кой, — утверждает в журнале “Итоги” французский писатель Морис Дрю- он, друг Владимира Путина, — или ее не должно быть» [29, 35].

Анализируя мнения московских детей о Ленине, я не мог отделаться от одной мысли: насколько же вымученными являются представления о русском народе как о прирожденном коллективисте, носителе идей равен­ства и социальной справедливости! В ответах детей лежит разгадка и разоблачение пафоса взрослых: они не могут, подобно нынешним комму­нистам, любить Ленина и православие одновременно, и им нет нужды разыгрывать из себя коллективистов, каковыми они не являются. Быть нормальным для них значит нормально потреблять, жить в собственных квартирах, носить футболки с изображением Ленина (или Че Гевары) и, если возможно, заработать и вложить деньги в бизнес.

Таков итог социального эксперимента, во многом определившего лицо XX века. За политтехнологическими идейными коктейлями, которые щед­ро оплачиваются нефтедолларами, по сути, скрывается примерно то же, что лежит на поверхности в ответах московских школьников: «естествен­ный», неотрефлексированный консюмеризм, последний вздох почивше­го в бозе коммунизма. Октябрьскую революцию в сегодняшней России почитают в лучшем случае как крупный национальный проект, наряду с


Петровскими реформами и покорением космоса. И пожалуй, ни в одной стране Европы власть не обменивается на деньги так прямо и непосред­ственно, как в современной России, нигде «черный рынок власти» (Бень­ямин) не функционирует так открыто.

Если вы через девяносто лет хотите получить поколение экстатичес­ких консюмеристов, имеющих о «реально существующем капитализме» приблизительное представление, рецепт прост: совершите революцию, проведите экспроприацию, закройте границы и стройте социализм. В результате будет пролито столько крови, труд станет столь неэффектив­ным, а знания о внешнем мире — такими рудиментарными и ненадежны­ми, что любое другое развитие событий, не исключая, увы, и откровенно­го шовинизма, миллионам людей покажется меньшим злом.


Святой большевик

Три события особенно запечатлелись в памяти огромного большинства советских людей: коллективизация, Большой террор и Великая Отече­ственная война. Каждое из них унесло миллионы человеческих жизней.

Летом 2007 года исполнилось 70 лет со времени начала Большого тер­рора. Я пролистал два десятка российских газет и ни в одной из них не нашел даже упоминания об одной из величайших трагедий XX века. Ин­формацию о Большом терроре можно найти только в Интернете, на сай­тах правозащитных организаций и демократических партий.

Сталин по-прежнему присутствует в жизни общества, его проект фор­мирования «нового человека» задействован политически. Поэтому ведущие политики России не нашли слов соболезнования миллионам семей, чьи близкие были расстреляны или отправлены в лагеря, из которых мало кто вернулся. Выдыхающийся ручеек научной литературы о сталинском време­ни теряется в море измышлений авторов, всячески обеляющих Сталина, доказывающих, что никаких преступлений не было вообще, что число их жертв безмерно преувеличено, а наказанные были действительно виновны.