«Мой любимый, любимый мальчик… как ты, должно быть, страдал. После всего, что ты пережил… я понимаю, мой дорогой, я понимаю…»
Потом я, должно быть, заснула и помню только, что, проснувшись, увидела унылый серый свет нового дня. Моему мозгу понадобилось лишь несколько секунд, чтобы вспомнить, какое ужасное событие произошло, и слезы вновь заструились из моих глаз.
Вскоре ко мне в спальню пришла Дейзи с подносом и поставила его на кровать. Как и бабуля, она взяла меня на руки.
– Бедная крошка, – прогудела она, разжимая объятия. – Поглядите-ка! Я принесла вам свежее яйцо, сваренное в мешочек, и солдатские гренки. Поешьте, деточка, может, тогда вы почувствуете себя лучше?
Мне хотелось сказать, что никогда ничто больше не поможет мне почувствовать себя лучше, однако я невольно открыла рот, и Дейзи, как в раннем детстве, накормила меня яйцом с гренками.
– Маман проснулась? – спросила я ее.
– Да, собирается уезжать.
– Значит, мы сегодня возвращаемся в Адмирал-хаус? Мне же надо упаковать вещи! – Откинув одеяло, я вскочила с кровати.
– Оденьтесь сначала, мисс Поузи. Ваша мама хочет повидать вас, ждет внизу.
Приведя себя в порядок, я нашла маман возле камина в гостиной. Ее прекрасное лицо было белым, как тающий снег за окнами, и я заметила, как дрожала ее рука, когда она зажигала сигарету.
– Bonjour, добрый день, Поузи. Как ты спала?
– Лучше, чем могла надеяться, – честно ответила я, стоя перед ней.
– Садись, chérie, я хочу поговорить с тобой.
Я послушно села, утешаясь тем, что ей не удастся сообщить мне ничего более ужасного, чем вчерашняя новость.
– Поузи, мне…
Ожидая продолжения разговора, я смотрела, как она нервно сплетает и расплетает пальцы.
– …мне так жаль, ужасно жаль, что такое случилось.
– Не ваша вина, маман, что папа умер.
– Нет, но… ты не заслужила этого… И сейчас…
Она опять умолкла, как будто ей тоже не хватало слов. Ее голос звучал хрипло, еле слышно. Когда она взглянула на меня, я не смогла понять, какие чувства отражались в ее глазах, но маман явно выглядела кошмарно несчастной.
– Поузи, мы с бабушкой обсудили, что сейчас будет лучше для тебя. И мы подумали, что тебе лучше остаться здесь, особенно на первое время.
– Ох. И надолго?
– Точно трудно сказать. Мне надо разобраться со множеством дел.
– А как же папины… – Я сглотнула подступивший к горлу комок и, собрав все свое мужество, произнесла страшное слово. – Похороны.
– Я… – Маман отвернулась от меня к камину и тоже нервно сглотнула. – Мы с бабушкой решили, что в лучшем случае мы сможем провести поминальную службу через несколько недель. Они должны… должны вернуть его… привезти его из Франции, понимаешь.
– Да, – зажмурившись, прошептала я.
Тогда я внезапно осознала, что должна быть сильной ради маман. «Ты ведь моя Большая Храбрая девочка», – говорил папа, когда я укалывала палец о шип в саду или падала с качелей, которые он соорудил для меня. А маман тоже ужасно страдала.
– Но долго ли мне еще жить здесь? На будущей неделе в школе начнутся занятия.
– Бабушка сказала, что у тебя появилось много друзей в деревне, поэтому мы подумали, что пока ты сможешь походить в местную школу.
– Смогу, конечно, но долго ли еще мне жить здесь? – невольно повторила я.
– Ох, Поузи. – Маман вздохнула. – Я сама не знаю. Постарайся понять, мне придется разбираться с огромной кучей дел. Принимать трудные решения. И, занимаясь всем этим, я буду просто не способна уделять тебе столь необходимое сейчас внимание. А здесь с тобой всегда будут бабушка и Дейзи.
– Дейзи тоже остается?
– Да, я попросила ее, и она согласилась. Я слышала, что не только ты обзавелась в деревне новыми друзьями. – Впервые по губам маман скользнула слабая улыбка, и ее щеки слегка порозовели, но и этот более живой цвет ее лица напомнил мне сероватую выпечку, в которую Дейзи добавляла немного жира. – Так ты согласна, Поузи? Не думаешь ли ты, что так будет лучше всего?
Потирая нос, я подумала над ее вопросом. И над тем, что посоветовал бы ответить папа.
– Я буду очень скучать по Адмирал-хаусу, маман, но если так вам будет удобнее, то да, я согласна пожить здесь.
Я заметила проблеск облегчения на ее лице и поняла, что дала правильный ответ. Вероятно, она опасалась, что я начну рыдать и кричать, умоляя ее забрать меня домой. Отчасти именно так мне и хотелось поступить; хотелось вернуться домой, в давно знакомый и любимый мир. Но я вдруг осознала, что ничего уже не будет таким, как раньше, тогда какая же разница, где жить?
– Иди ко мне, chérie. – Маман протянула ко мне руки, я приблизилась к ней, и мы обнялись.
Закрыв глаза, я вдохнула знакомый мускусный аромат ее духов.
– Я уверена, что пока так будет лучше для тебя, – прошептала она. – Я буду писать вам, конечно, и приеду за тобой, как только разберусь с делами.
– Обещаете?
– Обещаю. – Она отстранилась от меня, и ее руки бессильно упали. Она пристально посмотрела на меня со своего кресла и нежно коснулась моей щеки. – Ты так похожа на своего папу, chérie: храбрая и стойкая, с глубоко любящим сердцем. Не позволяй любви убить тебя, ладно?
– Не позволю, маман, с какой стати? Ведь любовь дается нам на благо, верно?
– Oui, да, конечно, на благо, – нервно ответила она, а когда встала с кресла, я увидела, что в ее глазах горит мрачное отчаяние. – Ладно, теперь мне надо подготовиться к отъезду. Я должна заехать в Лондон, к поверенному твоего отца. Надо разобраться со множеством неотложных дел. Я зайду к тебе проститься, когда уложу вещи.
– Хорошо, маман.
Я смотрела, как она вышла из гостиной, потом ноги у меня подогнулись, и я, упав в кресло, где сидела она, тихо заплакала, уронив голову на подлокотник.
Август 1949
– Итак, Поузи, мы с твоей матерью обсудили кое-что по телефону, поэтому у меня есть к тебе одно предложение.
– Ах, неужели она решила вернуться в Адмирал-хаус и хочет, чтобы я приехала к ней?
– Нет, милочка, как мы уже говорили, тот дом слишком велик даже для вас двоих. Возможно, однажды, когда ты выйдешь замуж, ты сможешь вернуться туда, заполнив его большой счастливой семьей, как он того и заслуживает. Поскольку твой отец… погиб, дом теперь принадлежит тебе.
– Но мне хотелось бы поехать туда прямо завтра и жить там, разумеется, с вами, дорогая бабуля.
– Видишь ли, когда ты достигнешь совершеннолетия и официально унаследуешь этот дом и трастовый фонд, то сможешь принять такое решение. А пока что разумно оставить его закрытым. Как ты, без сомнения, когда-нибудь узнаешь, расходы на содержание такого дома астрономически велики. А сейчас я хотела обсудить с тобой одно мое предложение. По-моему, нам с тобой самое время обдумать идею твоего обучения в школе-интернате.
– Что? Уехать от вас и от всех моих здешних друзей?! Никогда!
– Поузи, пожалуйста, успокойся и выслушай меня. Я понимаю, что тебе не хочется расставаться с нами, но стало очевидно, что тебе необходимо гораздо более серьезное образование, а в деревенской школе тебе его дать не смогут. Мисс Бреннан сама приходила ко мне и сказала то же самое. Она дает тебе гораздо более сложные задания, чем остальным ученикам в классе, и призналась, что ты уже близка к тому, чтобы превзойти ее собственный уровень знаний. Поэтому она полагает, что тебе следует поступить в школу, где дается такое образование, какого заслуживают твои академические способности.
– Но ведь… – Помимо воли, я сердито надула губы. – Мне так хорошо в этой школе и здесь, с вами, бабуля. Мне совсем не хочется уезжать, совсем не хочется.
– Я понимаю тебя, деточка, но на самом деле, если бы твой папа был жив, я уверена, что он посоветовал бы то же самое.
– Вы уверены?
Прошло уже пять лет, а мне по-прежнему было очень больно говорить о нем.
– Да, всего через несколько лет тебе придется серьезно подумать о выборе профессии, подобно многим современным женщинам.
– Об этом я еще не думала, – призналась я.
– Естественно, с чего бы? Об этом ведь для начала должна подумать я сама… и твоя мать, разумеется; мы должны позаботиться о твоем будущем. И, боже мой, Поузи, если бы я родилась в такие времена, когда женщинам предоставили право на серьезное образование, то, вероятно, ухватилась бы за шанс поступить в университет. Знаешь ли ты, что до знакомства с твоим дедушкой я была убежденной суфражисткой? Полноправным членом ЖСПС и пламенной сторонницей уважаемой миссис Панкхерст?[22] Я приковывала себя к перилам, борясь за право голоса для женщин на выборах.
– Господи, бабуля! Неужели ты сидела прикованная?
– Да, и совершенно добровольно! Но потом, естественно, я влюбилась, обручилась, и все эти выходки пришлось прекратить. Но, по крайней мере, я осознавала, что сделала посильный вклад, а нынче времена изменились, в немалой степени благодаря тому, что делали миссис Панкхёрст и мои другие храбрые подруги.
Я по-новому взглянула на бабушку, внезапно осознав, что она тоже была когда-то молодой.
– Итак, Поузи, я присмотрела для тебя школу в Девоне, не так уж далеко отсюда. Она имеет отличную репутацию, особенно по части естественных наук, и многих ее выпускников принимают в университет. Я уже переговорила с директрисой, и она очень хочет познакомиться с тобой. Полагаю, на следующей неделе нам стоит съездить туда и самим все посмотреть.
– А если мне там не понравится?
– Давайте подождем с выводами, юная леди. Ты же знаешь, что я не одобряю предвзятого негативного отношения. И кстати, наверху в твоей комнате тебя ждет письмо от матери.
– Ура. Она еще в Италии?
– Да. В Италии.
– Но я думала, что она собиралась туда только на отдых, что же, она отдыхает там уже целый год? Довольно долгий отдых, на мой взгляд, – проворчала я.
– Довольно уже, юная леди, дерзить. Ступай наверх и, пожалуйста, приведи себя в порядок. Ужин будет готов через десять минут.