– Да, был…
Джонни придвинулся ближе, и рукав его смокинга коснулся моей руки. Я почувствовала исходящее от него тепло и не стала отодвигаться.
– А ты где будешь на каникулах?
– Мои родители живут в Суррее. У меня две сестры, одна кошка и стареющий лабрадор по кличке Молли, такая вот у меня семейка. Скажем так, довольно типичная.
– Значит, твой отец служил в армии?
– Да. Его ранили в самом начале, в битве при Дюнкерке… там он, к сожалению, потерял ногу, поэтому остальные военные годы просидел за столом, разбираясь с бумажками. Он благодарит судьбу за то, что потерял только ногу. По крайней мере, остался жив. Мне очень жаль, что твой отец не выжил.
– Спасибо. – Я затушила окурок носком своей новой туфельки и поежилась. – Может, вернемся в зал? Здесь ужасно холодно.
– Тогда давай еще потанцуем, чтобы согреться.
Предложив мне руку, Джонни повел меня обратно в Большой зал.
Все Рождество в Корнуолле я постоянно думала о Джонни. После танцев он проводил меня до нашего общежития и подарил мне первый в моей взрослой жизни поцелуй. На прощание Джонни сказал, что будет писать мне, и я каждый день спешила встретить нашего почтальона Уильяма, волнуясь всякий раз, когда получала адресованный мне конверт, надписанный аккуратным почерком Джонни.
Бабуля улыбнулась, удивленно приподняв бровь, но не стала ни о чем спрашивать, за что я была ей благодарна. Когда после Нового года я вернулась в Кембридж на весенний триместр, мы с Джонни стали официально встречаться. Это произошло как-то само собой, еще до того, как я осознала, что нас стали называть парочкой и я перестала быть просто Поузи, а стала половиной парочки «Джонни-и-Поузи». Мы виделись дважды в неделю. Я обнаружила, что мне очень понравилось целоваться, несмотря на то что его усы щекотали мне кожу, но я не испытала еще более интимного общения, о котором любили шептаться по вечерам девушки в комнате отдыха Нью-Холла.
Андреа оказалась наименее тактичной. Она настояла на встрече с Джонни и устроила ему допрос с целью «ободрить» его к дальнейшему общению.
– Поузи, похоже, он вполне подходящий парень, но, скажи честно, разве тебе не скучно с ним? Все эти его занудные разговоры о замшелом провинциальном прошлом… Ты уверена, что не хочешь завести кого-то более возбуждающего?
Я игнорировала щебет Андреа, понимая, что она просто бравирует собственной грубостью. Учитывая мое необычное воспитание, я с удовольствием слушала его семейные истории и надеялась, что когда-нибудь познакомлюсь с его родственниками.
Однажды на выходных меня навестила Эстель, моя старая школьная подруга, она теперь танцевала в кордебалете лондонского Королевского театра, и мы, распивая бутылку дешевого винца, проболтали до глубокой ночи.
– Так вы уже, значит, занимались этим с Джонни?
– Боже, нет. – Я смущенно покраснела. – Мы ведь знакомы всего несколько месяцев.
– Ах, милая Поузи, ну ты ни капельки не изменилась со школьных времен. – Эстель рассмеялась. – В Лондоне я уже успела переспать как минимум с пятью парнями… даже не задумываясь, давно ли мы знакомы!
Наступили пасхальные каникулы, которые я просидела дома, в Корнуолле, усердно готовясь к грядущим экзаменам за первый курс. А когда вернулась в Кембридж, Джонни стал сетовать на то, что мы слишком редко видимся.
– Вот закончатся экзамены, и ты будешь видеть меня сколько захочешь, – утешила я его, удивившись, почему он не готовится так же упорно к собственным экзаменам.
Наконец экзамены остались позади, и я, осознав, что сдала их сравнительно хорошо, почувствовала, что могу отдохнуть. Наступила пора майских балов, и мы с Джонни обсуждали, на какой лучше пойти. Джонни удалось достать четыре билета на Майский бал в Тринити, самый популярный бал в Кембридже.
– Я могу пригласить Эдварда. – Эдвард был лучшим другом Джонни. – А ты могла бы пригласить Эстель, – предложил Джонни. – Я знаю, что, когда ты познакомила нас с ней в феврале, он буквально потерял голову.
Эстель приехала своевременно, и мы провели день, готовясь к вечернему празднику.
– Милая, напомни мне, как выглядит этот ваш Эдвард, – попросила Эстель, ловко скрутив свои золотисто-соломенные волосы в изящный узел на макушке. – Надеюсь, красавчик стоит того, чтобы ради него наряжаться?
– Эстель, да ты наверняка его помнишь. Мы же провели целый вечер в его квартире, попивая джин и поджаривая хлебные тосты в камине.
– Ах, Поузи, с тех пор пролетела целая вечность. Кстати, как тебе нравится мое платье? – спросила она, кружась в мерцающем творении из белого атласа и тюля. – Я позаимствовала его в нашей костюмерной.
– Оно потрясающе… такое воздушное… и сидит на тебе превосходно, – оценила я и, чувствуя себя неуклюжей слонихой рядом с такой грациозной подругой, попросила ее застегнуть кнопки на спине моего платья. Бабуля пришла мне на помощь и заказала своей портнихе (которая, по ее словам, шила почти задаром, по сравнению с городскими модистками) сшить для меня красивое сиренево-голубое платье с пышной юбкой, ниспадавшей до лодыжек.
Оставшись в итоге довольными нашим внешним видом, мы вышли под теплое июньское солнце на встречу с Джонни и Эдвардом.
– Милая, ты смотришься великолепно. – Джонни улыбнулся и, взяв мою затянутую в перчатку руку, поцеловал ее.
Вскоре мы присоединились к другим гулякам, направлявшимся на этот бал, и мы с Эстель отстали на пару шагов от наших кавалеров.
– Неудивительно, что я его не запомнила, – прошептала мне Эстель. – Но, надеюсь, сегодня вечером он проявит себя с лучшей стороны.
– Эстель, ты чертовски привередлива, – пробурчала я в ответ.
Во время приема с шампанским, устроенного в Большом дворе Тринити-колледжа, Эстель показывала мне на девушек в платьях, которые узнала по иллюстрациям в «Вог». Потом, перед танцами, мы все устроились за столами, где подавали изысканный ужин из пяти блюд.
Мы с Джонни спокойно кружились в танце, а Эстель крутила пируэты вокруг Эдварда, в основном красуясь перед восхищенной толпой. Выжившие после фейерверка, отправились на завтрак, и мы вчетвером расположились на лужайке около реки, чтобы встретить рассвет. Над водой поднимался легкий туман, сонное щебетание просыпавшихся птиц предвещало наступление очередного теплого дня.
– Я мог бы прожить в Кембридже всю жизнь, – мечтательно произнес Эдвард, глядя на розовеющее предрассветное небо.
– Вот уж нет, – откликнулся Джонни. – Я с нетерпением жду, когда закончу его и отправлюсь на офицерскую подготовку в Монс[35]. И вообще, я учусь здесь только потому, что отец настоял на получении диплома на тот случай, если мне захочется пораньше уйти из армии. Жду не дождусь, когда мне дадут назначение и я отправлюсь в путешествие смотреть мир. – Повернувшись ко мне, он сжал мою руку. – Поузи, ты ведь тоже хочешь этого, верно?
– Я… в общем, наверное, – вяло ответила я, застигнутая врасплох, поскольку до этого момента особенно не задумывалась о будущем, или, во всяком случае, о будущем с Джонни…
– Ладно, – пришла мне на помощь Эстель, сбрасывая туфли. – Бежим посмотрим, сможем ли мы побить знаменитый рекорд Большого двора Тринити-колледжа. Кто первый? – Она вскочила и убежала, легкая, как фея, и я устремилась за ней, прежде чем Джонни успел удержать меня.
В то лето я все-таки познакомилась с семьей Джонни. Меняя поезда, я доехала от Корнуолла до Суррея, везя с собой в качестве подарков выданные мне Дейзи банки джема и маринованных огурцов. Джонни встретил меня на станции в Кобхеме в элегантном спортивном «форде» зеленого цвета.
– Дорогая моя! Как приятно видеть тебя.
Мы поцеловались, и я устроилась на кожаном сиденье в салоне, а когда мы тронулись в путь, восторженно смотрела на проносящиеся мимо пышные деревья, зеленеющие по обочинам дороги, и на симпатичные загородные дома с ухоженными газонами. Наконец мы свернули на подъездную аллею, обсаженную такими ровными живыми изгородями, словно грабы стригли строго по линейке. Джонни выскочил из машины и открыл мне дверцу. Я шла по гравиевой дорожке, пытаясь унять волнение, от которого у меня сводило живот.
Входная дверь открылась, и первым из дома величаво выступил старый лабрадор, а за ним появилась симпатичная блондинка с короткой стрижкой и приятной улыбкой, лет сорока с небольшим. За ней следовал высокий худощавый мужчина с прогулочной тростью, на лице его темнели такие же, как у Джонни, усики.
Джонни взял меня за руку и повел им навстречу.
– Поузи, познакомься с моими родителями.
Первым мне пожал руку мистер Монтегю, его пожатие оказалось сухим и крепким.
– Рад с вами познакомиться, Поузи, Джонни так много рассказывал о вас.
– Да, очень приятно познакомиться, – добавила миссис Монтегю. – Добро пожаловать в наш дом.
Я последовала за ними, лабрадор тащился рядом со мной, тяжело дыша и обнюхивая мои ноги, а я с удивлением заметила, что у отца Джонни, несмотря на деревянную ногу, очень ровная походка.
– Джонни, милый, отнеси, пожалуйста, вещи Поузи в гостевую спальню.
– Конечно, ма.
Джонни послушно отправился вверх по лестнице, а мы с его матерью прошли из холла в чистую белую кухню. На буфете стоял бисквитный торт «Виктория».
– Надеюсь, вы не будете против, я подумала, что в такой чудный летний денек лучше выпить чай в саду.
– Прекрасная идея. – Я улыбнулась.
Выйдя вслед за миссис Монтегю из кухонной двери, я оказалась на террасе, обрамленной кустами ароматных гардений. Две девушки, расставляя на столе фарфоровые чайные чашки, с улыбкой взглянули на меня.
– А вот и наши Дороти и Фрэнсис, – сказала миссис Монтегю, и обе девушки подошли ко мне.
– Пожалуйста, зови меня Дотти, – попросила одна из них, пожав мне руку так же крепко, как ее отец.
Им достались в наследство гладкие светлые волосы и голубые глаза, как и у Джонни, и еще меня порадовало, что мы с ними были примерно одного роста, хоть разок мне не придется возвышаться в компании над всеми женщинами.