ючила их телефоны, уложила их обеих на свою кровать и задернула занавеску, чтобы если кто-то заявится к ней, то не увидел их. И после этого приняла таблетку от тошноты, которая так и подкатывала к горлу, и вернулась к навесу, где продолжали бражничать коллеги. Вот сейчас ей нужно сделать так, чтобы все ее заметили и запомнили. Отвлечь людей шампанским не получилось, все ее личные запасы закончились, однако на Лидии была приметная большая белая шаль. Но, как потом выяснилось, и без шали ее запомнили бы все без исключения. Потому что на сцене появились двое мужчин, которым она уж точно была не рада и присутствие которых чуть ли не довело ее до истерики! Адвокат и следователь. И приехали ведь по их душу! Искали сестер Супониных! Мысль о том, что девицы вдруг возьмут и проснутся, что все увидят, где они спали, привела ее в ужас. Но потом она успокоилась. Да что в этом особенного-то? Ну, пригласила она к себе девчонок, выпили винца, да они уснули. Теперь вот проснулись… Но нет, никто не проснулся и не появился. Адвокат упорствовал, пытался выяснить, где они, когда и кто видел их в последний раз. Дотошным оказался и следователь, высокий такой красивый парень по фамилии Ребров. Компания, которую потревожили эти двое, продолжала подливать себе водочки. Словом, никакой трагедии во всем происходящем никто не почувствовал, разве что Лида сходила с ума от страха. Но спустя время и убедившись в том, что Супониных в деревне нет, что они скорее всего уехали в Москву на такси, поскольку машина Вероники стояла на парковке, эти двое уехали, и над площадкой снова зазвучали песни, смех…
Распрощавшись со всеми и пожелав спокойной ночи, Лида вернулась в вагончик (сестры крепко спали), подогнала машину к двери вагончика, с трудом перенесла спящих в машину и отправилась, как и планировала, в Водыкино. Вытащила их из машины уже при свете луны и уложила прямо на остывающую землю, на сухую траву…
Да, вот так, голубушки. Полежите немного на пустыре. Придите в себя и подумайте хорошенько, что же это вы такого натворили, что с вами так поступили. Помучайтесь. Напугайтесь до смерти. А когда проснетесь, возвращайтесь, а я посмотрю на вас. Нет, это мы все посмотрим на вас.
Подумала ли она о том, что будет потом, когда они вернутся? Подумала. Может, вспомнят, как пили чай у нее в вагончике. Ну и что? Как они докажут, что это она опоила их снотворным? Да кто им поверит? Все же видели, что Лида вместе со всеми ночью сидела за общим столом, к тому же вспомнят адвоката с Ребровым, которые приезжали по их душу, разыскивали их… Все сразу поймут, что вляпались девушки в нехорошую историю, что напились в дурной компании…
А если девушки умные, так и вовсе не вернутся. Может, догадаются, кто их увез, и не сунутся больше в Переделкино.
Это уже потом в вагончике, глуша в одиночестве коньяк, она поняла, что совершила. Что действовала на эмоциях, что ничего лучше не придумала, как усыпить их и увезти на пустырь. Ну не травить же их было! Не убивать! Разговоры разговаривать с ними, показывая видео и обрушивая на них всю злость, было бессмысленно. Они, хабалки, могли бы наброситься на нее с кулаками. Их двое, и обе отмороженные, наглые. Может, и сами бы задумали чего… Избили бы, покалечили, плеснули бы в лицо кислотой, с них станется…
Обращаться за помощью к Водкину означало признаться в том, что в вагончике установлены видеокамеры. Ох и разозлился бы он на нее! Он сообразительный, сразу понял бы, для чего они были установлены. И убеждай его потом, что у нее когда-то там украли сережки с брильянтами, и она именно после этого решила установить камеры, все равно не поверит. Разразился бы настоящий скандал, и неизвестно еще, чем бы он для нее закончился. Возможно, в тартарары полетела бы ее карьера.
После третьей рюмки коньяка Лида снова посмотрела злосчастное видео. Пока смотрела, чувствовала, как кулаки сами сжимаются. И в какой-то момент поняла, что слишком уж мягко поступила с девицами. Надо было как-то пожестче…
Уснула, не раздеваясь, с головой укрывшись пледом.
1010 августа 2021 г
– Женечка, вы на самом деле не умеете готовить или это просто у вас по отношению к нам кураж какой?
Петр, снова в шикарном велюровом халате, подпоясанном золотым шнуром, вальяжный и румяный, словно только что поднялся с постели, несмотря на вечер, стоял в дверях кухни, где Женя по его просьбе готовила кофе, и улыбался ей милейшей улыбкой. Кофемашина источала крепкий аромат кофе, который расползался по всему дому, дразня и приглашая на кухню. Вот только приглашать было пока некого – Борис еще не вернулся, хотя было почти десять вечера. И не звонил. Хотя Петр пару раз побеспокоил его звонками, но брат его каждый раз сбрасывал. Петр не обижался, такое бывало часто, он понимал, что Борис занят.
– Да никакой не кураж! – отмахнулась от него, сердясь, Евгения. На ней на этот раз были желтая юбка с фиолетовой тесьмой по кромке подола и сиреневого цвета трикотажная кофточка. На шее болтался серебряный медальон с изображением какого-то чудовища. Волосы ее были повязаны желтым шарфиком. И вообще она была похожа на большую тропическую птицу, залетевшую в их дом, чтобы сварить кофе. Петр чуть было не произнес это сравнение вслух, но побоялся. Зато решил вставить это описание молодой женщины в лилово-желтых тонах в свой новый роман. Правда, он его так и не начал. Несколько раз пытался, но, написав пару предложений, оставался недовольным написанным и удалял их безжалостно. И снова сидел за письменным столом, попыхивая сигареткой и с тоской глядя на многообещающее начало страницы: «Петр Бронников. Роман». Ничего, он еще напишет. Всех удивит! Главное, он уже «видел» свою книгу на полках магазинов. Кожаный переплет и золоченый обрез книги – солидно и не для всех! И книга будет дорогая, шикарная. Вот только он никак не мог определиться, исторический ли писать роман или нет. Однажды в Стамбуле, где он провел почти месяц, отдыхая и расслабляясь с молодой женщиной, возле одной мечети, где он наблюдал, как мужчины перед тем, как войти туда, моют ноги в специально отведенном для этого месте, он разговорился с одним старым турком, прекрасно говорящем на русском языке. Старик представился, назвал свое трудно запоминающееся имя, сказал, что он известный турецкий писатель, но что, к его большому сожалению, пишет о современном Стамбуле и его жителях. После чего добавил, что мог бы стать настоящей знаменитостью, если бы написал исторический роман, действие которого происходило бы в Османской империи. Тогда он точно выиграл бы все литературные премии мира! И тогда Петр, который время от времени пописывал рассказы, пряча их ото всех в стол и стесняясь своего тайного творчества, взял и сказал этому важному турку, что и он тоже писатель, но пока еще неизвестный. И что его всегда интересовала история Османской империи. Но ведь для того, чтобы написать правдивый и достоверный роман, надо получить доступ в архивы, покопаться в старых документах, а там все на турецком… И тогда турецкий писатель посоветовал ему найти толкового переводчика в Стамбуле, обладающего хорошими связями с влиятельными людьми, который и поможет ему проникнуть в архивы и ознакомиться с необходимыми для романа материалами. Ну и пожелал удачи, конечно, смеясь в прокуренные усы.
Петр бы так и сделал, если бы не чудесная женщина, с которой они так весело проводили время, гуляя по старинным улочкам Стамбула, лакомясь вкуснейшими национальными блюдами в ресторанчиках и попивая ароматный чай. Больше всего почему-то в памяти осталась большая людная площадь в Стамбуле неподалеку от Босфора, рядом с Галатским мостом, где они с Наташей (так звали эту светловолосую и белокожую женщину с янтарными глазами, причем замужнюю, сбежавшую от мужа на целый месяц, только для того, чтобы провести время с Петром!) с аппетитом поедали уличную еду, балык экмек – жареную скумбрию с луком и теплой булкой, сидя на бетонном парапете. По возвращении в Москву эта женщина исчезла из его жизни, она не отвечала на звонки, как если бы ее телефон просто не существовал. Должно быть, она поменяла сим-карту, таким образом решив расстаться со своим легкомысленным любовником навсегда. Интересно, как поступил с ней муж, когда она вернулась? Может, побил? И вообще, жива ли она теперь?
– Кофемашина вам в помощь! – Он послал ей воздушный поцелуй.
– Чем вас ударить, половником или скалкой? – Она погрозила ему кулаком, отлично понимая, что этот бездельник не обидится на нее даже в том случае, если она на самом деле огреет его чем-то тяжелым. Быть может, поэтому она ему и улыбнулась?
– Хотите сказать, что жаль, что не нашелся еще такой изобретатель, который придумал бы машину, которая сама варила бы борщ?
– Примерно это я и хотел сказать. В сущности, моя дорогая Евгения, такую машину уже придумали. Это классическая мультиварка, в которую все складываешь, кроме души, конечно, включаешь и уходишь по своим делам. Но я не сторонник такой техники. И вообще, не представляю даже, как это можно сложить в холодную воду мясо и овощи, томат и все остальное, чтобы получилось вкусно. Это неправильно, когда женщины готовят вот таким оскорбительным для борща способом. А хотите, мы вместе с вами приготовим борщ?
– Вы шутите? А как же ваш роман?
– А куда он от меня денется? Вон он, в ноутбуке, дремлет себе, пока я не вернусь к нему и не напишу еще пару предложений. Дело в том, моя обожаемая Женечка…
Она от этой «обожаемой» закатила глаза и отвернулась, покачивая головой, – ну и дает этот Петр!
– …что я пока что не обозначил для себя концепцию романа. Он у меня пока еще зреет в голове.
И он, сказав это, так смешно, по-детски, поморщил аккуратный нос, подпираемый снизу щеточкой усов цвета пшеницы, что Женя прыснула в кулак.
– Ладно, валяйте. Учите меня готовить борщ.
– Да? Вы согласны? Отлично! Итак! Достаем из холодильника…
– Грудинку! Я все купила, как вы и просили! – Она выложила на стол шикарный, с жирком, кусок говяжьей грудинки.