ительного в этом не вижу. Я так поняла, что бедный командировочный выпил крепко, да и увязался за девушками, как раз за Варей с подружкой, но спьяну перепутал их с моими жиличками, поднялся к ним… Получается, что они его до этого и не знали, хотя я предполагала, что там какой-то серьезный мотив, ну, типа там мести, короче, думала, что это убийство связано с прошлым девчонок. А он, выходит, просто приставал к ним, может, вел себя так грубо, что одна из них шарахнула его по голове бутылкой. Да, я что звоню-то! Понимаешь, может быть, он не сразу умер, Горевой этот. Ты же видела труп, не помнишь, вернее, ты не видела, то место, где ему разбили голову, не было обработано йодом?
– Тоня! Что за вопрос?
– Ну, может, он оставался еще жив, и они пытались ему помочь, обработать рану йодом, перебинтовать…
– Нет, я ничего такого не видела, ни потеков йода, ни бинтов. А почему ты спрашиваешь? – Женя предположила, что Тоне хотелось, чтобы ее квартирантки не выглядели в ее глазах совсем уж пропащими. Бессердечными убийцами.
– Понимаешь, я вот сейчас здесь, в этой комнате. Внешне она выглядит прибранной. Сама же знаешь, Супонины убирались здесь. Но одна деталь показалась мне подозрительной. Открытый пузырек с йодом. И рядом старая рюмочка, в которой ватная палочка, знаешь, какая, да? Как если бы прижигали ранку… Я еще подумала, что если бы они решили обработать его рану на голове, то вообще вылили бы чуть ли не весь пузырек, а здесь – просто палочка, которую, может, пару раз окунули в йод. Причем этот пузырек куплен не так давно, в прошлом году. Вернее, его произвели в прошлом году, а срок хранения до 2022 года, понимаешь? Я просто хочу сказать, что это не я покупала. Тебе не кажется странным, что мои квартирантки в прошлом году купили йод?
– Да нет. Может, в прошлом году одна из сестер поранилась, может, порезала палец и постоянно делала себе перевязки… Не знаю. Но и странным назвать не могу. Это же просто йод!
– Ну и ладно. Просто я стала такая подозрительная. Надо срочно продавать эту комнату. Все-таки в ней было совершено убийство. Хоть бы мои соседи не помешали, расскажут еще потенциальному покупателю.
– Не спеши. Сама же говорила, что барак будут сносить. Просто запри ее и возвращайся домой. Вот тебе мой совет.
– Хорошо, я так и сделаю. А что у тебя-то, Женечка? Как ты там вообще? Подружилась?
– С Петром подружилась, он добрый. А вот Борис… Посмотрим… Ладно, Тоня, у меня второй звонок, кстати, это как раз Борис… Пока.
Борис приказал ей заказать побольше еды в ресторане, сказал, что будет Ребров. А потом в грубой форме спросил: «Сколько еще можно торчать в машине перед домом?»
От его тона настроение Жени испортилось окончательно. Не выходя из машины, она позвонила в ресторан и сделала заказ. И только после этого вышла из машины.
Первое, что ей бросилось в глаза, когда она вошла на кухню, это была большущая коробка на столе. Борис стоял у окна со стаканом в руке, вероятно, пил виски. Петр пытался кухонными ножницами вскрыть коробку.
– Женечка! – встретил он ее улыбкой. – Рад вас видеть! А я купил сервиз! Не «Лимож», конечно, но «Богемия». Рисунок сентиментальный, цветочки и бабочки, но мне сразу понравился. Поможете мне распаковать? А вон там на полу, видите? Пара сковородок, кастрюли и разные кухонные принадлежности – скалка, коврик для теста… А еще постельное белье и полотенца.
– Делать тебе нечего, Петя… – проворчал Борис, бросая косые взгляды то на брата, то на Женю.
Раздались шаги, в кухню вошел Ребров. Вежливо поздоровался с Женей. От него пахло мылом, судя по всему, он вернулся из ванной комнаты, где вымыл руки.
– Заказали? – строго спросил Борис Женю.
– Да. Заказала. И мясо, и рыбу, и салаты, и десерт. Но заказ привезут примерно через час-полтора.
– Что ж, посидим голодными, правда, Валера? А вы, моя дорогая домработница или как вас там, помощница по хозяйству, где были? Что принесли для нас в клювике?
– Боря, хватит уже разговаривать с Женей таким злобным тоном! Не видишь разве, она и без того расстроена. Что случилось, Женечка? – Петр подошел к Жене и похлопал ее по плечу. – Не обращайте на него внимания. И вообще, господа, хватит уже киснуть! Валера, это не относится к тебе, прости… Я все понимаю, то, что случилось с Вероникой и ее сестрой – страшная трагедия. Но надо жить! Понимаю, говорю банальности, но так уже много чего ужасного случилось, если постоянно думать об этом, то можно свихнуться! Нет, вы только посмотрите, что вообще кругом творится! Сначала убили этого бедного Горевого, затем застрелили этих несчастных девочек! Причем они все эти годы были несчастными, потому что сироты! И вообще, если разобраться, то в жизни нет никакой справедливости! Ведь если бы они родились в другой семье, то их жизнь могла бы сложиться иначе, благополучнее! И как же много зависит от того, кто у тебя родители, как тебя воспитывали, где ты учился, в какую среду попал во время учебы и так далее! Насколько я понял, мать девочек была женщиной пьющей. А ведь это тоже трагедия! Пьющая женщина – это настоящий ад для детей. Это голод и холод, господа, вот так! Ну и среда, конечно. Ты прости меня, Валера, но твоя Вероника так много всего пережила, как и ее сестра, что не приведи господь! В квартире наверняка были какие-то мужики, собутыльники матери, и девочки такого повидали… Потом смерть маленькой сестры, матери… Это же глубокая психологическая травма! Может, они и видели, знали, кто их убил, может, они были свидетельницами, и можете себе представить, как они боялись этого человека? И хорошо, что их взяла на воспитание тетя. Судя по всему, хорошая женщина. А если бы не она, то оказались бы девочки в приюте. Я все это для чего говорю? Что все, что с ними произошло, – как бы следствие, результат их прежней жизни, ждать от них, чтобы они были в полной мере адекватными, нельзя. Под адекватностью я имею в виду ощущение жизни, понимаете? Возможно, они все видели в черно-белых тонах…
– Петя, что это ты так разошелся. Хочешь их оправдать?
– Просто понимаю, почему они получились такими толстокожими. А еще – закрытыми. Меня не…
– Что вы имеете в виду, когда говорите, что они были толстокожими? – спросил Ребров, принимая из рук Бориса стакан с виски.
– Посудите сами. Они убили человека, отвезли труп в лес, а после этого вернулись в Переделкино и продолжили сниматься. Вероника не помчалась к тебе, Валера, искать помощи и поддержки. Почему? Этот вопрос меня мучает с самого начала!
– Думаете, меня не мучает? – с горечью ответил Ребров. – Получается, что они не доверяли мне.
– Или же были настолько уверены, что все обойдется и они сами выкрутятся… – предположил Петр.
– А по мне, ты уж прости меня, Валера, – сказал Борис, – Вероника скрыла от тебя все, что с ними произошло, чтобы ты не передумал на ней жениться. Ну или же просто чтобы не расстраивать тебя.
– Борис Михайлович! Да мы же с вами все обговорили!
Женя во время разговора слушала и машинально помогала Петру распаковывать сервиз. Открыв коробку, она с величайшей осторожностью принялась извлекать оттуда запеленатые в пупырчатую пленку чудесные, в цветах, бабочках и птичках, тарелочки, соусник, супницу.
– Дети из неблагополучных семей, вырастая, имеют только одну цель – как можно более комфортно устроиться в жизни, обрести жилье и разбогатеть. Это грубо, но так, – обронила она то, что думала. И понимая, что влезла в чужой разговор и, возможно, причинила боль Реброву, даже зажмурилась в ожидании словесной затрещины от Бориса. Но и не закончить свою мысль не смогла: – И пойдут по головам… Ничем не побрезгуют.
– Это вы о себе, барышня? – после непродолжительной паузы спросил насмешливо Борис.
– Нет. Я из хорошей и благополучной семьи. Меня воспитывала мама, она научила меня шить, вышивать, вязать, рисовать, оплачивала частные уроки живописи, музыки, ландшафтного дизайна и прочее. Я закончила филологический факультет одного из провинциальных университетов, но поняла, что преподавание – это не мое. Я где только не работала, даже таксистом, садовником, расписывала стены в богатых домах, продавала цветы, пытаясь найти себя, пока не запуталась окончательно, потому что мне нравится многое… Моя мама встретила человека, вышла замуж и родила двоих детей, мальчика и девочку, они погодки. Квартиру, где мы жили, мы сдаем, а деньги копим на образование ее детей. Моя родственница, а именно троюродная сестра Марта, на одной из семейных встреч предложила мне поработать у них в доме. У них и до этого работала девушка, но что-то там украла… Словом, Марта, для которой было важно иметь в доме человека, которому можно было бы доверять, предложила мне хорошие деньги, и я сразу согласилась. И так же, как и вас, я предупредила их, что не умею готовить. Но поскольку Марта и сама хорошо готовит и вообще любит это дело, проблем не было. Работая у Марты с Гришей, я копила на свою собственную квартиру. А когда куплю, то продолжу поиски себя. Вот как-то так.
– Да ты ж моя девочка… – Петр, осторожно вынув из коробки и поставив на стол изящную длинную, как рыбина, селедочницу, не выдержал и обнял Женю. – Борис, ты же этого добивался? Да? Хотел унизить Женю, предполагая, что и она тоже из неблагополучной семьи, раз трудится домработницей? Но промахнулся! Да? А если бы она действительно была дочерью пьяницы? И что тогда? Продолжал бы глумиться над ее судьбой? Издеваться?
– Просто я не верю, что дети из неблагополучных семей, став взрослыми, превращаются в тварей! Я не в лесу все эти годы жил и встречал много людей, родители которых были пьющими. И не всегда они были такими, как их описывает Женя.
– Удивительно, что они не стали пьяницами, – вдруг выдала Женя. – Генетику, знаете ли, еще никто не отменял. Но соглашусь, что этот наш спор ни к чему хорошему не приведет. Просто все рассоримся. Конечно, все люди разные. Но сестры Супонины – это отдельный случай. И если бы я не была знакома с вами, Валерий, но кого-то интересовало бы мое мнение, исходя из того, что я уже знаю о них, то я бы сказала, что у них не было сердца. Или же было одно сердце на двоих. Вот так. Они жили как единый организм и принимали решение тоже одно на двоих. И в кино пошли не из большой любви к искусству, а как к одному из возможных способов прославиться и разбогатеть, а вы, Валера, нужны были им как страховочный пояс. Я бы очень удивилась, если бы узнала, что они интересовались живописью, музыкой, настоящими киношедеврами, театром. Больше, чем уверена, что их квартира похожа скорее на перевалочный пункт, на общагу, где нет ни одного живого цветка, вазы, красивой картины, а в кармане пальто вы не найдете смятого билета в музей или на концерт… Что они смотрели дешевые сериалы и интересовались конкретными актрисами, на которых хотели бы быть похожими и чей успех и легкий взлет вдохновлял их. Что в их записной книжке, тоже, наверное, одной на двоих, можно найти не длинный список друзей или родных, а фамилии известных продюсеров и даже номера их телефонов. Валера, что вы молчите? Я права?