м – это не про них. В той семье каждый рубль шел на выпивку, а имеющиеся случайные фотографии были засунуты либо в книги, если таковые вообще имелись, либо в учебники. Вот что сохранилось, то и сохранилось. Или, что более вероятно, эти снимки принадлежали самой тетке. Они могли быть ей подарены во время ее визитов к сестре в Подольск.
Внимательно рассмотреть несколько уцелевших фотографий с изображением сестер было невозможно – слишком уж низкого они были качества. И тогда Женя перешла к письмам. Взяла в руки первый конверт с чистыми полями для заполнения, оттуда выпала довольно большая, как раз по его размеру, явно увеличенная фотография маленькой девочки. Это была, безусловно, Танечка. И Женю словно током пробило, когда она увидела над ее верхней губой едва заметную родинку. По словам внимательной и неравнодушной Антонины, точно на этом месте палочкой, смоченной в йоде, была обозначена и родинка на… кукле! Той самой кукле, которая восседала за столом на стуле в дни, когда сестры поминали своих близких.
Женя позвонила Тоне:
– Да, подруга, ты была права! Это у Танечки над губой родинка! Сейчас сделаю снимок и пришлю тебе! Ну ты даешь! Надо же, догадалась!
– Я случайно, когда хотела засунуть куклу в мусорный пакет, заметила это коричневое пятнышко на кукольном лице. И сразу поняла, что это нарисовано йодом. Ох, Женя, как же тяжело находиться здесь! Понимаешь, хочу избавиться от всего, что могло бы напомнить о том, что здесь произошло! Убийство! Но все равно хорошо, что я ее не продала. Вот третью выкуплю и буду ждать, пока снесут барак… Уф, заговорилась.
– Да нет, ничего. Все в порядке. Тоня, но тебе же принадлежит две комнаты?
– Вторая была заперта, – опередила она ее вопрос. – Хотя бы ее не надо отмывать от крови…
– А те соседи, что слышали крики…
– Это в соседней квартире.
– Понятно.
– Так, значит, говоришь, что у Танечки убитой была родинка, да?
– Выходит – да.
– За столом они, получается, сидели только втроем, четвертого стула рядом со столом не было. Хотя он есть в комнате. То есть про мать словно позабыли или… Тебе не кажется это странным?
– Кажется. Странно и то, что среди редких семейных фотографий нет ни одной, представляешь, где бы она была изображена.
– Думаешь, она жива?
– Я теперь уже и не знаю… А вдруг? В жизни, как ты знаешь, может случиться все что угодно.
– Вот это была бы бомба! Но это уже, как я понимаю, совсем другая история. Кстати говоря, их так и не поймали? Главного-то я не спросила!
– Нет… – уклончиво ответила Женя, так и не решившись сообщить подруге о смерти сестер.
– Как там вообще обстановка в вашем доме? Борис этот по-прежнему обижает тебя?
– Не то слово! Знаешь, так надоела уже эта невесомость. Того и гляди уволят.
– Может, найдешь другое место? Знаешь, каждый день испытывать стресс от того, что тебя обижают или оскорбляют… Это не жизнь. К тому же не факт, что они тебе заплатят обещанные деньги. Я права?
– На сто процентов.
Еще раз поблагодарив Антонину и распрощавшись с ней, Женя принялась дальше изучать архив сестер Супониных.
Заинтересовалась двумя почтовыми квитанциями – это были денежные переводы, осуществленные в сентябре и декабре 2014 года некому Саржину Василию Петровичу в размере пяти тысяч рублей. И, что самое главное, там был адрес этого Саржина – г. Подольск, ул. Караваева, дом 14…
Потом, через два года, в 2016 году (квитанции нашлись в пожелтевшем конверте с изображением веточки шиповника) – еще несколько переводов, но уже с разными суммами, от двух до шести тысяч, уже на имя Саржиной Виктории Дмитриевны, проживающей по этому же адресу. И в этом же конверте почтовые квитанции на отправку посылок все по тому же адресу и на имя Саржиной. Все эти переводы и посылки отправлялись с указанием обратного адреса, того самого, московского, по которому проживали сестры. И отправителем была Вероника Супонина.
Кто же такие эти Саржины? Где-то она уже слышала эту фамилию… Может, кто-то из ее хозяев ее называл? Или Ребров?
А вот и поздравительные новогодние открытки, адресованные теперь уже Веронике и Кате от Саржиных, подписанные «д. Василий» и «т. Вика». Текст – дежурный, с пожеланиями здоровья и счастья в новом году. В одной – большой привет Александре Васильевне. Стало быть, тете сестер.
Женя сложила бумаги и фотографии снова в коробку. Надо было возвращаться на кухню, чтобы привести ее в порядок. Да и прибраться в ванной комнате надо было, постирать полотенца. А завтра уже она займется уборкой во всем доме. И тут вдруг ей позвонила Марта. Наконец-то!
– Привет, Женечка, – тихим голосом поздоровалась с ней Марта, и Женя, услышав ее голос, улыбнулась. А ведь она уже успела соскучиться по Марте, Грише и всей семье.
– Привет, Марта. Как поживаете на новом месте? Хорошо устроились? Нашли домработницу? – Она спросила это безо всякого намека на обиду, в ее вопросах не было цели как-то поддеть, уязвить родственницу, не пожелавшую взять ее с собой на новое место, а отдавшей на растерзание новым хозяевам.
– Обиделась, да? – виноватым голосом отозвалась Марта. – Мы поживаем хорошо. Да и что нам будет-то? Дом отличный, удобный, светлый, почти весь из стекла… Но я очень скучаю по нашему дому. Но еще больше – по тебе. Ты, наверное, думаешь, что мы бросили тебя, забыли, не хотели брать тебя в свою новую жизнь. Но это не так. Просто это неправильно – видеть, как на тебя пашет твоя троюродная сестра. В этом было что-то унизительное для тебя. Для нас. Думаю, мы обе это чувствовали. Грише-то все равно, он вообще толстокожий. Но ведь и он тоже, представь, скучает по тебе. И до сих пор никого не нанял. Никому не доверяет.
Женя, с которой слетела сонная оцепенелость, мгновенно взбодрилась. Словно проснулась. Уж не собирается ли Марта позвать к себе на Рублевку? И звонит так поздно, словно весь вечер долго говорили на эту тему с Григорием и пришли к выводу, что лучше Жени они все равно никого не найдут?
– Марта, у вас точно ничего не случилось? – спросила она на всякий случай.
– Нет-нет, говорю же, все в порядке.
– Если ты позвонила, чтобы позвать меня, то напрасно, я точно не поеду, – предупредила она сразу.
– Нет-нет. Дело не в этом. Просто знаю, зачем ты вообще так много работаешь, почему моешь полы вместо того, чтобы заниматься творчеством… Ты же талантливая девочка, много чего умеешь. Я знаю, что ты копишь на квартиру. Знаю, как благородно ты поступила, отказавшись от наследства и позволив своей матери сдавать квартиру… Все знаю, что она живет теперь своей жизнью, воспитывает детей. А ты? Тебя, получается, бросили все: и мама, и вот я теперь. Вряд ли Бронниковы будут платить тебе такие же деньги, как мы. Думаю, у вас уже был разговор с ними о том, что ты не умеешь готовить…
«Господи, – взмолилась Женя в душе и перекрестилась, – только бы она не предлагала мне оплатить кулинарные курсы!»
– Женя, ты слушаешь меня?
– Да-да, слушаю.
– Так что они ответили на это? Или… Постой, может, ты уже и не там? Ты до сих пор в нашем доме?
– Марта, они знают, что я не умею готовить. Я же сразу их предупредила.
– Понятно… И сколько они тебе платят?
– Пока еще не знаю, я же проработала всего несколько дней.
– Но вы же не могли не поговорить об оплате!
– Я назвала им цифру.
– И что?
– Сказали, что подумают, – слукавила она, еще не определившись, как себя вести с Мартой, о чем говорить, чтобы ее оставили в покое.
– Женя, мы с Гришей решили подарить тебе одну из наших квартир, ту, что на проспекте Мира, двухкомнатную. Ты была там, видела ее. Там, кстати говоря, недавно сделали ремонт. Женя, ты слышишь меня?
Конечно, она все слышала, но подумала, что это сон. Что это невозможно. Гриша не тот человек, который будет вот так запросто раздаривать свою недвижимость домработницам. Другое дело, он обожает свою Марточку и готов для нее на все. Это факт.
– Ты серьезно?
– Да. Но с одним условием.
Начинается!
– С каким еще условием? – Она поморщилась, как от боли. В голову не успели прийти варианты условий, как она услышала:
– Чтобы ты перевела матери хотя бы половину из тех денег, что ты накопила на покупку квартиры.
– Уф… Марта! – Женя вдруг расплакалась. Да что же это такое? Она вдруг поняла, чего боялась – что Марта скомандует, как ей жить дальше и чем заниматься. К примеру, поступить в художественное училище или на какие-нибудь курсы. Вот этого бы она точно не вынесла. Она всегда сама распоряжалась своей жизнью и не потерпела бы, чтобы ей что-то навязывали. И к советам относилась избирательно, не любила, когда ей что-то там подсказывали, учили.
– Марта, но так не бывает. С чего бы это Гриша…
– Сегодня вернулся домой, сидим, ужинаем. И он вдруг начал спрашивать меня про тебя. Как ты поживаешь? Не обижают ли тебя Бронниковы, сказал, что у Бориса дурной характер. Что не уверен, что ты продержишься там, у них, долго. И что тебе наверняка нужно будет искать другое место работы, а у тебя нет специального образования… А тебе надо накопить денег на собственную квартиру. И вдруг говорит: давай поможем твоей сестре.
– Вот прямо так и сказал?
– Ну да! А потом предложил переоформить на тебя квартиру. Сказал такую еще фразу: «Да не оскудеет рука дающего!»
И тут Женя вспомнила, что Григорий занимался благотворительностью. Но считал, что переводить деньги в какие-то фонды опасно, нельзя быть уверенным, что они попадут по назначению. И помогал каким-то конкретным людям, семьям. Теперь, стало быть, решил помочь ей, Жене.
– Даже не знаю, как и реагировать. Все это – как сон… – Горло снова сдавили рыдания. – Спасибо, Марта.
– Грише скажешь потом спасибо. В выходные приезжай к нам на обед. Посидим семьей, поговорим. Я утку приготовлю. Мы очень будем рады тебя видеть. И паспорт возьми, мы пригласим нашего нотариуса.
– Хорошо. Спасибо. – Женя хотела подобрать еще какие-то важные и теплые слова благодарности, как Марта тоже, словно очнувшись, озабоченно и чересчур эмоционально спросила: