Гелла его помнила, как помнила и то, что он ей никогда не нравился. Вежливо улыбнувшись, она протянула ему руку.
– Как вы поживаете?
– Je suis ravi, mademoiselle[113], – сказал Жак. Ему было известно, что Гелла его недолюбливает, и это его забавляло. Чтобы подкрепить ее неприязнь и заодно показать, как он сейчас меня ненавидит, Жак демонстративно низко склонился над протянутой рукой, и его фигура в этот момент была вызывающе, до омерзения женоподобной. Я видел в нем надвигавшуюся на меня издалека неотвратимую опасность. Жак повернулся ко мне с игривым видом.
– Теперь, когда вы здесь, – промямлил он, – Дэвид предпочитает от нас прятаться.
– Вот как? – сказала Гелла и, придвинувшись ближе, взяла мою руку. – Это никуда не годится. Если б я знала, что мы прячемся, постаралась бы это исправить. – Она усмехнулась. – Но он никогда ничего не рассказывает.
– Не сомневаюсь, – глядя на нее, произнес Жак, – что у вас есть более интересные темы для разговоров. Понятно, почему он скрывается от старых друзей.
Мне не терпелось уйти до прихода Джованни.
– Мы еще не ужинали, – сказал я с вымученной улыбкой. – Может, увидимся позже? – Этой улыбкой я молил Жака о снисхождении.
Но тут зазвенел колокольчик у дверей, и Жак объявил: «А вот и Джованни!» Я спиной почувствовал, как Джованни неподвижно стоит сзади, не спуская с меня глаз; одновременно Гелла судорожно сжала мою руку и вся напряглась, утратив обычную выдержку.
Когда Джованни заговорил, в его голосе слышались ярость, с трудом сдерживаемые слезы и облегчение.
– Куда ты пропал? – воскликнул он. – Я думал, тебя нет в живых! Тебя могла сбить машина, а тело могли бросить в реку! Что ты делал все это время?
Странно, но я нашел в себе силы улыбнуться. Мое спокойствие удивило меня.
– Джованни, – сказал я, – позволь познакомить тебя с моей невестой. Мадемуазель Гелла – месье Джованни.
Джованни, конечно, видел ее во время своей сбивчивой речи и теперь с удивительным спокойствием вежливо пожал Гелле руку. Он пожирал ее своими черными глазищами, словно никогда прежде не видел женщину.
– Enchanté, mademoiselle[114], – сказал Джованни. Голос его прозвучал холодно и безжизненно. Он бросил на меня беглый взгляд, а потом снова уставился на Геллу. На какое-то время мы вчетвером застыли, изображая немую сцену.
– Ну раз все мы встретились, думаю, не грех будет выпить, – предложил Жак. – Пропустим по одной? – И, не дав Гелле возможности вежливо отказаться, взял ее руку. – Ведь не каждый день встречаются старые друзья. – Он подталкивал нас к выходу – Джованни и я оказались впереди. Когда Джованни открыл дверь, колокольчик вновь пронзительно зазвенел. Вечерний воздух обдал нас теплом. Мы двинулись от реки к бульвару.
– Когда я решаю съехать с квартиры, – сказал Джованни, – то сообщаю об этом консьержке, чтобы она знала, куда пересылать мою почту.
Я вспыхнул от стыда. От меня не укрылось, что Джованни был чисто выбрит, в белоснежной рубашке и галстуке, который наверняка принадлежал Жаку.
– Не пойму, на что тебе жаловаться, – сказал я. – Ты ведь знал, куда идти.
Джованни посмотрел на меня таким взглядом, что злость моя мигом испарилась и я чуть не разрыдался.
– А ты злой, – сказал он. – Tu n’est pas chic du tout[115]. – После этих слов Джованни замолчал, и дальше мы шли в полном молчании. Сзади до нас доносилось неразборчивое щебетание Жака. На углу мы остановились, дожидаясь, когда к нам присоединятся Гелла и Жак.
– Дорогой, – сказала подошедшая Гелла, – если хочешь, останься и выпей с друзьями. Я, к сожалению, не могу. Правда, не могу. Что-то неважно себя чувствую. – Она повернулась к Джованни. – Пожалуйста, извините меня, но я только что вернулась из Испании и пока толком не отдохнула. В другой раз – с удовольствием, но сегодня мне нужно выспаться. – Гелла улыбнулась и протянула ему руку, но тот как бы ее не заметил.
– Провожу Геллу в гостиницу и вернусь, – пообещал я. – Только скажите, где вас искать.
Джованни вдруг расхохотался.
– Далеко мы не уйдем. Найти нас будет не трудно.
– Очень жаль, что вы неважно себя чувствуете, – сказал Жак Гелле. – Тогда в другой раз? – Он склонился к ее протянутой руке и поцеловал. Потом выпрямился и обратился ко мне. – Заходите ко мне вдвоем как-нибудь вечером – отужинаем вместе. – И, состроив гримасу: – Зачем прятать от нас свою невесту?
– Да еще такую очаровательную, – сказал Джованни. – Мы тоже постараемся, – улыбнулся он Гелле, – не ударить в грязь лицом.
– Хорошо, – сказал я и взял Геллу под руку. – Увидимся позже.
– Если ты придешь, когда меня здесь уже не будет, – сказал Джованни мстительно и в то же время на грани слез, – ты знаешь, где меня искать. Я буду дома. Помнишь, где это? Рядом с зоопарком.
– Помню, – ответил я, пятясь назад, как будто выбирался из клетки с хищником. – Увидимся. À tout à l’heure[116].
– À la prochaine[117], – сказал Джованни.
Когда мы отходили, я чувствовал, что нам смотрят вслед. Гелла долго молчала – наверное, как и я, боялась начать разговор. Потом сказала:
– Не выношу этого типа. От него у меня мурашки по спине ползут. – И еще добавила: – Вот уж не ожидала, что ты так тесно общался с ним, пока меня не было.
– Не так уж и тесно. – Я не знал, что делать с руками, и, чтобы чем-то отвлечь себя, остановился и закурил сигарету. Я чувствовал на себе ее взгляд. Она ни о чем не подозревала – просто тревожилась.
– А кто такой Джованни? – спросила Гелла, когда мы двинулись дальше. И вдруг хохотнула: – А ведь я только сейчас поняла, что даже не поинтересовалась, где ты жил все это время. У Джованни?
– Мы снимали с ним одну комнатенку на окраине Парижа, – ответил я.
– Не очень хорошо с твоей стороны пропасть надолго, даже не предупредив его, – упрекнула меня Гелла.
– Господи, но Джованни всего лишь мой сосед по комнате. Откуда мне знать, что он станет искать меня в Сене из-за того, что я отсутствовал пару ночей.
– Но Жак сказал, что ты оставил его без денег, без сигарет, без всего и даже не сказал о моем приезде.
– Я много чего не говорил Джованни. Прежде он никогда не устраивал мне сцен – может, на сей раз был пьян? Я поговорю с ним позже.
– Ты вернешься к ним?
– Если не сейчас, то загляну к нему потом. Я в любом случае должен это сделать. Надо же мне побриться, – усмехнулся я.
Гелла вздохнула.
– Не хотелось бы, чтобы друзья обижались на тебя. Пошел бы и выпил с ними, раз обещал.
– Может, пойду. А может, и нет. Я ведь на них не женат.
– То, что ты собираешься жениться на мне, вовсе не означает, что тебе нужно рвать с друзьями. Как и не означает, что они мне должны нравиться, – прибавила она.
– Я прекрасно все понимаю, Гелла.
Мы свернули с бульвара и пошли к гостинице.
– Он, похоже, очень впечатлительный, – сказала Гелла. Я смотрел на темный холм, где располагался сенат[118], в него упиралась наша улица, слегка идущая в гору.
– Ты о ком?
– О Джованни. Он, видно, очень к тебе привязан.
– Что поделаешь – итальянец, – сказал я. – Театральность у них в крови.
– Даже для итальянца он слишком пылкий, – засмеялась Гелла. – Как давно вы стали жить вместе?
– Месяца два уже. – Я выбросил сигарету. – В твое отсутствие я поиздержался – до сих пор жду денег, кстати, – и перебрался к нему, так было дешевле. Джованни тогда работал и почти все время жил у любовницы.
– Вот как? – сказала Гелла. – У него есть любовница?
– Была, – ответил я. – И работа была. А теперь – ни того, ни другого.
– Бедняжка! – посочувствовала она. – Неудивительно, что у него такой потерянный вид.
– С ним все будет в порядке, – поторопился успокоить я Геллу. Мы остановились у дверей гостиницы. Гелла нажала кнопку ночного звонка.
– Он близкий друг Жака? – спросила она.
– Возможно, не настолько близкий, чтобы осчастливить Жака, – ответил я.
Гелла рассмеялась.
– Меня всегда словно холодом обдает, когда я нахожусь в обществе мужчины, который, как Жак, активно не любит женщин.
– Тогда нам надо держаться подальше от него, – сказал я. – Мы ведь не хотим, чтобы наша девочка замерзла. – И я поцеловал ее в кончик носа. В этот момент из гостиницы донесся грохот, и дверь, страшно содрогаясь, распахнулась. Гелла лукаво заглянула в темноту.
– Всякий раз сомневаюсь, хватит ли у меня духу войти, – сказала она и посмотрела на меня. – Может, поднимешься ко мне выпить, а уж потом пойдешь к друзьям?
– Идет, – согласился я.
Мы на цыпочках вошли в гостиницу, осторожно закрыв за собой дверь. Мои пальцы не сразу нащупали minuterie[119], но наконец нас окутал тусклый желтый свет. Грубый голос рявкнул что-то неразборчивое, а Гелла в ответ выкрикнула свою фамилию, стараясь произносить ее на французский лад. Когда мы поднимались по лестнице, свет погас, и мы с Геллой захихикали, как дети. Мы никак не могли нащупать выключатели на лестничных площадках, и это почему-то каждый раз вызывало у нас новый приступ смеха. Так, держась друг за друга и не переставая смеяться, мы добрели до номера Геллы на верхнем этаже.
– Расскажи мне о Джованни, – попросила Гелла через какое-то время, когда мы лежали в кровати, глядя, как ночь затягивает чернотой накрахмаленные белые портьеры. – Меня он интересует.
– Довольно бестактно сейчас заговаривать о другом мужчине, – сказал я. – И что ты, черт возьми, хочешь о нем знать?
– Ну кто он, чем интересуется? Откуда у него такое лицо?
– А что с его лицом?
– Ничего. Просто он очень красивый, ты не заметил? Но в его красоте есть что-то старомодное, что ли.