Да. Этот Фу Манчу действительно знал что к чему. Он сидел на краю койки с зажатыми между колен сцепленными руками. Интересно, а ее действительно звали Мэри? Вроде, да. Да какая, нахрен, разница. Мэри-Шмэри. Что в имени твоем. Как бы ее там ни звали, пахла она всегда одинаково. По-любому, она была лучше, чем ничего. Он усмехнулся. Он и правда знал, где все это находилось, коварный сукин сын. Смотрит, просто смотрит, сидя на краю койки, зажав ладони между колен…
Черт. Он встал и сделал шаг к двери. К черту. Нахер все это дерьмо, он сует лицо в маленькое окошко. Размытое отражение бросается на него. Он смотрит на лицо и сквозь него на стену и на таблички над корзинами, да, да, да, синий, зеленый, желтый, фиолетовый и серо-буро-малиновый в крапинку. Он посмотрел в зеркало над раковиной умывальника, на лицо и на стену за ним. Несколько долгих минут он смотрел на залитые кровью глаза.
Наклонившись поближе, он смотрит на чертов прыщ на щеке. Он, сволочь, в два раза больше стал с того времени, как он на него последний раз смотрел. Он был красным и злым, распространяясь как какая-то гниль. Он ткнул пальцем, тут же дернувшись от резкой боли, будто кто-то сунул ему в лицо раскаленную проволоку. Его тело резко дернулось. Глаза вопили. Его руки парализовало, будто тело блокировало возможность того, что он выковыряет эту чертову хрень из щеки. Его затрясло от ярости. Вопящие глаза уставились на собственное отражение, а рука замерла в дюйме от проклятой щеки и этого блядского прыща, сводившего его с ума. Ему хотелось рвать и раздирать плоть лица и уничтожить эту гнилую гадину и весь тот яд, сводивший его с ума.
Внезапно его руки опустились, его тело дернулось, и он прислонился к стене. Вот же суки. Эти сраные ублюдки. Боже, как бы я хотел, чтобы они сейчас были тут. Я б их поубивал нахрен. Бля буду, поубивал бы. Я бы им глаза вырвал. Гондоны. Жалкие хуесосы. Он метался по камере, голос рычал в его голове, ВЫ МРАЗИ ВОНЮЧИЕ. ЗЛОЕБУЧИЕ БЕСПОНТОВЫЕ УБЛЮДКИ, он душит руками воздух, швыряя тело по камере, Я ВАС УБЬЮ, УБЬЮ, МРАЗИ ПОГАНЫЕ. УБЬЮ ВАС, УБЬЮУБЬЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮАААААААААААААААА, его кулаки вкручиваются в угол стены рядом с толчком. Он бьется головой о руки, ребра в его груди разрывает растущий ком, медленно удушающий его. Убью, убью. Он сползает по стене. Убью, убью, убью. Он садится на унитаз, спрятав лицо в руки. Убью вас, суки.
Вот так, да. Просто мерзкие суки. Ты знаешь об этом, бог? Ты никчемный. Вообще. Никчемный сукин сын. Слышишь меня, бог? СЛЫШИШЬ МЕНЯ, УБЛЮДОК МЕРЗКИЙ? ТЫ БЕСПОЛЕЗЕН. ТЫ ГНИЛОЙ ГНУСНЫЙ СУКИН СЫН, И Я ТРАХНУ ТЕБЯ ТУДА, ГДЕ ТЫ ЕШЬ, И ТВОЮ МАМУ ТОЖЕ. Он поворачивается к зарешеченному окну. В молочном стекле отразился намек на свет. Ты никчемный, он опускает голову и смотрит на серый бетонный пол. Ноги на полу, руки на бедрах, голова наклонена вперед. Он уставился на серый бетонный пол. Весь в пятнышках, трещинках и выбоинках. На нем были места, где краска стерлась, и там был чуть другой оттенок серого. Сколько же оттенков серого там было? Драная камера, казалось, состояла сплошь из одних оттенков серого цвета. Мерзкие серые стены, такой же мерзкий серый потолок с трещинами, спускавшимися по стенам к осточертевшему серому полу. Мерзкая серая решетка. Недостатка в трещинах и сером у них точно не наблюдалось,
возможно, это была Северная Каролина. Да, кажется, так это называлось. Склей это вонючим клеем. Боже, как же он вонял. Хуже тухлых яиц и стариковского пердежа. Покрасил ту чертову штуку в серый цвет. Надо было в разные цвета покрасить. Лучше было бы в белый и синий. Может, даже в камуфляжные цвета. Хрен знает. Не уверен, была ли вообще в те времена камуфляжная расцветка. Похеру. Серый тоже нормально вышел. А потом на рождественские службы. В церкви на рождество всегда холодина.
Как будто в нормальное время нельзя службы проводить, когда сраная церковь хоть как-то обогревается. Обязательно заряжают с раннего утра, когда от мороза у всех шлюх на жопе иней. Или на сиськах, или где там еще. Насрать. По крайней мере не надо было петь иисус меня любит. Каждую, сука, неделю в воскресной школе поют иисус меня любит, и я это знаю, и прочую подобную хрень. Пиздец как любит. Иисус меня любит, и я это знаю. Взъебал я как-то народ с помощью того набора юного химика, который мне на рождество подарили. Эти бомбы-вонючки были офигенными. Воняли хуже жопы скунса. Опустошил целый кинотеатр Риджвэй, когда сунул их в вентиляцию.
Иисус меня любит – вот же чушь несусветная. Они едут по городу в своей сраной патрульной машине, обсуждая, как ловко они меня взъебали. Всем своим дружкам хвастают о том, как упекли меня за решетку. Раскатывают по городу, ржут как кони, тормозят женщин-водителей, угрожая им штрафами, если те не дадут им потискать их за задницы или сиськи. Высматривают дамочек помоложе, которые едут в машине без компании, чтобы потом, включив мигалку, прижать к обочине. А потом они вываливаются из своей говенной патрульной машины, поправляя свои фуражки и пистолеты и пиздуют вразвалочку, будто пара бабуинов, потом суют свои рожи в окно машины девушки и начинают грузить ее старым проверенным способом. Извините, мисс, но мы вынуждены попросить вас предъявить ваши права и документы на машину.
А в чем дело? Что не так, офицер?
Мэм, ваша машина, кажется,
попадает под описание угнанной несколько часов назад.
Но это какая-то ошибка. Это моя машина.
Тогда у вас не возникнет проблем с тем, чтобы это подтвердить. Вытащите, пожалуйста, ключ из замка зажигания и дайте его мне. Он светит фонарем на приборную панель и в лицо женщине, заглядывая ей в декольте, когда она наклоняется, чтобы вытащить ключ. Опускает луч фонаря чуть ниже, разглядывая ее стройные ноги. Потом светит лучом на ее документы и снова на ее лицо. Вы миссис Хагстром?
Да, офицер, так и есть. Но я не понимаю, каким образом – все в порядке, миссис Хагстром. Мы сейчас выясним, что к чему. Он возвращается к патрульной машине и наклоняется к окну. Что у нас в этот раз, Фред? Настоящая куколка, Гарри. 90–60–90 плюс офигенные сиськи и задница. Сколько ей лет? Тебе не похуй? Жопа у нее зачетная. Они ржут. Я поведу ее тачку, а ты следуй за нами. Туда, на холмы? Ага.
Он возвращается к машине и наклоняется к окну. Прошу прощения, миссис Хагстром, но есть кое-какие нестыковки. Боюсь, нам с вами придется проехать в участок и прояснить кое-что. Он открывает дверь и, навалившись на женщину, дает понять, что ей нужно пересесть. Однако мне нужно по дороге забрать мою дочь от няньки. Я правда не понимаю, в чем дело. Все нормально, миссис Хагстром. Много времени это не займет. Успокойтесь.
Когда они проехали с милю или около того по району, казавшемуся весьма запущенным, она спросила, куда они едут. Не похоже, что в этих краях есть полицейский участок. А мы и не едем в участок, миссис Хагстром. Мы едем в специальное отделение бюро по автомобильным моторам, которое работает всю ночь как раз для таких вот случаев. Они ваши права и регистрацию за пару минут проверят. Надеюсь на это. Моя малышка болеет, и я уже опаздываю. Вскоре они уже ехали по совершенно пустынным улицам в районе, заросшем деревьями. Внезапно он свернул на проселочную дорогу, шедшую сквозь лес, и припарковался на небольшом пятачке. Она уставилась на него с открытым ртом. Хлопнула дверь подъехавшей патрульной машины. Ведите себя тихо, и все будет хорошо, миссис Хагстром, он рылся в ее сумочке. У меня всего несколько долларов, но вы можете их забрать. Ее трясло. Очень любезно с вашей стороны, но нам ваши деньги не нужны. Он достает из ее сумочки салфетки и носовой платок и запихивает ей их в рот, в то время как Гарри через заднее окно выкручивает ей руки. Просто расслабьтесь, мэм, и все будет в порядке. Они заклеили ей скотчем рот. Лампочка плафона подсветки вывернута, чтобы не светила, когда откроется дверь. Гарри удерживал ее, а Фред расстегивал пуговицы на ее блузке. Не дергайтесь, мэм, и все пройдет гораздо легче. А будете так крутиться, боюсь, пуговицы на вашей блузке оторвутся. Гарри выкрутил ей руки еще сильнее, и она перестала дергаться, дрожа всем телом, пока Фред медленно расстегивал ей пуговицы на блузке. Слезы текли из ее глаз, приглушенные всхлипывания исходили из ее заклеенного скотчем рта. Закончив с блузкой, Фред защелкнул наручники на ее заведенных за спину руках. Они стояли перед ней и ухмылялись. Фред схватил рукой ее грудь, поиграл с ней. Я же говорил тебе, что сиськи у нее знатные. Тут ты прав. Есть за что подержаться. Передаю это тебе, они засмеялись. Она заерзала, и Фред крутанул ее сосок, сильно сжав пальцы. Давай посмотрим, как выглядит остальное. Я не против. Она стала заваливаться на бок. Гарри схватил женщину, притянув к себе, в то время как Фред продолжил ее раздевать. Он стянул с нее туфли, швырнув их в сторону, затем расстегнул ей юбку, стянув вниз, медленно проводя ладонями по бедрам, чувствуя дрожь ее плоти. Потом он медленно стянул с нее трусики и, выпрямившись, сунул их в руки Гарри. На вот, пожуй. Она именно то, что ты так долго искал. Блондинка, которая носит пояс для чулок. Круто, да? У нее действительно пояс. Как раз вовремя. Ага. Можно трахнуть шлюшку, не снимая с нее чулки. Вот бы моя баба перестала носить рейтузы и купила бы себе пояс с чулками. Он смотрит на ее светлые лобковые волосы, массируя ее промежность. Он помял ей грудь, потом снова сильно крутанул ее сосок, вонзаясь ногтями в плоть. Она застонала и сделала пару шагов назад. Слезы катились из ее глаз. Постой, не уходи, дорогуша. Я тебя отдеру как следует. Фред засмеялся. Давай это на потом оставим. Давай, хахахахаха. Не напрягайся по этому поводу. Смеясь, они толкали ее к зарослям низких кустов. Вроде там неплохое местечко. Ага. Гарри пнул ее по ногам, и она упала на спину. Вот это заводная телочка. Ей прямо не терпится. Они заржали. Гарри перевернул ее на живот и открыл один из наручников. На освобожденную руку они пристегнули еще одну пару, перевернули женщину на спину и приковали ее руки к кустам. Ты смотри, осторожнее. Ты же не хочешь, чтобы она от нас в одних чулках сбежала, а? Прошу прощения. Они посмеивались, стоя над ней, массируя свои члены. Знаешь, а ей, по-моему, очень нравятся здешние виды. Смотри, как глаза выпучила. Наверное, звезды считает. Они захихикали, а Фред подошвой ботинка помассировал ее грудь. Эй, мужик, ты там не пачкай. Я это потом кусать буду. Да у нее вторая грудь имеется, не беспокойся. Он смотрел, как выпучиваются ее глаза и как она крутит головой из стороны в сторону, потом нажал ботинком сильней, поцарапав ее грудь. Эй, что это за странные звуки она издает? Она тебе любовную серенаду исполняет? Хахахахаха. Нет. Она просто звезды считает. Ахахаха. Ну, пока она их считает, мы к делу перейдем. Она, кажется, пытается держать двери в лавку закрытыми. Он смотрит на ее скрещенные ноги. Эй, малышка, так дела не делаются. Он сует ногу между ее бедрами, и она раздвигает ноги, избегая царапающего кожу ботинка. Он стоял между ее ног, растолкав их по сторонам пинками ботинка. Знаешь, а она самая блондинистая из всех шлюшек, которых я видел. Да уж, они стоят на коленях и светят фонариком в ее промежность. Охренеть, так и есть. Они почти такие же белые, как на голове. Надо бы ребятам нашим несколько волосинок привезти. А это мысль. Они отрывали волосинки с ее паха и усмехались, видя, как подрагивает ее живот. Надо признать, это куда веселее, чем курицу ощипывать. Да, хахахахаха, черт возьми. Не вырываются. Из пальцев, сука, выскальзывают. Не все получается с первого раза. Я не успокоюсь, пока не выдеру. О, получилось. Теперь доволен? Ага. Ладно. Уступаю тебе первый заход. Не нужно. Только после вас. Ведь другого такого шанса на первую палку с цыпочкой в чулках и поясе может и не случится. Хаха. Ты настоящий друг. Подержи фонарь, а я ее слегка раскачаю. Они раздвинули ей ноги пошире. Фред поднес фонарик ближе к ее щели, а Гарри потыкал в нее палкой. Несколько минут он тыкал, крутил и пихал эту палку в нее, потом сказал Фреду, чтобы тот разложил ее. Фред схватил ее за лодыжки и, подняв ее ноги вверх уселся ей на голову. С силой упершись ей в коленки, он заставил ее держат