мерзкие ублюдки. Хуесосы. Все им с рук сходит. Все. Скорее всего, едут и ржут будто короли. Болтают о том, как моя задница в сраной тюрьме гниет, и ржут как пидорасы. Мрази охуевшие. Мерзкие хуесосы. Боже, как бы мне хотелось вырвать им глаза и растоптать их. Просто, сука, взять и раздавить. Гондоны. Он мечется по камере от стены к двери, от двери к стене, от стены к двери и обратно,
потом останавливается перед зеркалом, пару секунд разглядывает прыщ, затем изо всех сил выдавливает его. Его глаза слезятся от резкой боли в щеке. Он стискивает кончиками пальцев прыщ, пока из ранки наружу не выходит пара капель жидкости. Пиздец как больно. Он с закрытыми глазами трясет головой. Хрен что выходит. Жмешь его, а оттуда нихера не выходит. У меня от этого ебучего прыща просто крыша скоро поедет. Хрен от него избавишься. Что бы ты, сука, ни делал, он там. Бесит так, что пиздец. Ух, как жжет. Может, когда головка созреет, я его выдавлю раз и навсегда. Он наклонял голову то так то эдак, выискивая намек на созревающую белую головку прыща, потом вернулся к койке и сел на ее край.
Патрульная машина остановилась за его спиной. Из нее вышли копы и попросили показать документы и прочее такое, а он стукнул их головами друг о друга и нажал на нервные окончания на их шеях, вырубив их, и разложил на тротуаре так, чтобы их члены были во ртах друг у друга, зафиксировав их наручниками в таком вот положении, а потом включил огни и сирену. Весь следующий день он хохотал в голос над тем, как это описывали в газетах, особенно над той частью статьи, где было написано, что они были найдены в странной и неестественной позе.
Хахахахаха, странная и неестественная. Неплохо. Странная и неестественная. Он улыбается серой стене, расцветая внутри, и тут дверь камеры открывается, и он идет в столовую, чтобы поклевать то, что там дают, а потом вернуться в камеру и вытянуться на койке.
Он выдерживает драматическую паузу перед тем, как продолжить свое выступление. Он смотрит на свои руки, переводит взгляд на лица сенаторов, сидящих за длинным столом. Он непоколебим и при этом полностью осознает присутствие множества микрофонов, камер, ламп и глаз. Он также осознает, что свидетельствует перед следственной комиссией сената Соединенных Штатов Америки и что вся страна или даже весь мир услышит его слова и увидит его на экранах кинотеатров и ТВ, и все же он спокоен. Подобное спокойствие приходит, когда у тебя есть четкая цель. Когда ты полон решимости и твои мотивы правильны, ты спокоен, даже когда понимаешь, что твоя жизнь в опасности, что угроза смерти повсюду с тобой – ежеминутно и ежедневно, неважно, спишь ты или бодрствуешь, находишься в людном месте или один-одинешенек в своей комнате. Эта угроза не исчезает даже в кабинетах сената Соединенных Штатов. Тем не менее, при полном осознании этой постоянной угрозы своей жизни, он понимал, что должен продолжать бороться с несправедливостью, чем бы это для него ни закончилось, невзирая на опасности и последствия. Перчатка была брошена к его ногам, и он принял вызов.
Джентльмены, я говорю не только от своего лица, но от лица миллионов тех, кто пострадал до меня, и тех, кто страдает сейчас, именно в этот момент, когда мы сидим здесь в комфорте и безопасности – думаю, мне следует добавить, что эта безопасность мнимая, поскольку моя жизнь постоянно находится под угрозой, о чем свидетельствуют множество попыток лишить меня жизни, и это роднит меня с тем, кто все еще страдает от жестокости и произвола беззакония. Беззакония, вышедшего из-под контроля и угрожающего всем и каждому в этой великой стране. Я говорю это не только миллионам наших граждан, но и тем, кто, возможно, последует за мной. Тем, кому, возможно, неизвестны те боль и страдания, через которые пришлось пройти мне и миллионам других. Мы развернем и поднимем знамя правды и победим беззаконие, где бы оно ни пряталось, будь это мегаполис или маленькая деревушка, ярко освещенное место или самый темный угол. Не имеет значения, где, зачем и сколько времени это займет. Для всех нас, ответственных за нашу страну граждан, важно только то, что беззаконие существует и что нет такого понятия, как маленькая несправедливость. То, что угрожает меньшинству, угрожает нам всем. Эта злокачественная опухоль должна быть обнажена и уничтожена испепеляющим лучом света правды. А защищают эту опухоль ложь и равнодушие. Эту опухоль нельзя подпитывать. Она растет благодаря апатии, распространяя яд коррупции до тех пор, пока сами основы нашей страны не будут инфицированы и ослаблены. На самом деле я всего лишь рядовой гражданин, однако во мне есть сила правды, сила всех тех, кто пронес знамя истины до самых врат смерти.
Опустив голову, он ждал, когда смолкнут аплодисменты, и стоял так – с опущенной головой, – а огромный зал с высочайшими потолками вибрировал от оваций. Когда рукоплескания стали смолкать, он продолжил. Я уже рассказал вам о своем опыте, и вы знаете, через какие страдания и унижения мне пришлось пройти. Но какими бы ужасными и унизительными ни были мои страдания, они ничто по сравнению с той агонией, которая выпала на долю других. Наше внимание – мистера Лори, мистера Престона и мое – привлек случай одной молодой женщины. И мы, с другими заинтересованными лицами, навестили ее в государственной психиатрической клинике. На момент нашего к ней визита она пробыла там почти год, и с ней все еще случались приступы истерики. Она не могла общаться без серьезной дозы седативных препаратов. С ней уже провели более сотни сеансов шоковой терапии, но результатов пока нет. Неделю-другую она могла пребывать в нормальном состоянии, но затем, постепенно, ей становилось хуже, и ее приходилось изолировать и снова назначать шоковую терапию. Во всяком случае, в прошлый четверг, когда мы связывались с персоналом клиники, прогноз был прежним… надежды нет. Лечащие врачи говорят, что ей придется провести остаток жизни в закрытых учреждениях и большую часть этого времени она будет безнадежно безумной. Ей всего 24 года, и она обречена провести всю оставшуюся жизнь в закрытых палатах психиатрических клиник, причем половину жизни она проведет в смирительной рубашке.
Когда она поступила в клинику, ей было всего 23 года и у нее была дочь двух лет. Вкратце, насколько это возможно, я расскажу вам о том, что нам удалось выяснить, что именно привело ее к такому состоянию. В ее истории есть пробелы и нестыковки, но доктора получили достаточно полную картину произошедшего благодаря гипнозу и тем редким моментам, когда она была адекватна, соответственно, у нас есть понимание того, что случилось с ней в ночь на второе апреля прошлого года.
Эта молодая женщина не отличалась от миллионов других. Она росла в хорошей семье, получила хорошее образование и никогда не попадала в неприятности. Окончив колледж, она вышла замуж. Спустя год она родила девочку, и они были счастливы до той ночи второго апреля. Ее мужа не было в городе. Он уехал по делам. Она оставила ребенка у матери и поехала к друзьям. Когда она возвращалась к матери, чтобы забрать ребенка, ее остановили два офицера полиции. Они сказали ей, что ее машина попадает под описание угнанной и что им нужно ее проверить. Один полицейских сел за руль ее машины, а второй последовал за ними в патрульной машине. Они отвезли ее в безлюдное место в лесу, заткнули ей рот кляпом, вытащили из машины и долго насиловали. Я не могу вдаваться в подробности, поскольку они ужасающи, однако у нас имеются копии подробного отчета этого инцидента, которые мы предоставим комиссии. Тем не менее есть несколько моментов в этой истории, которые следует озвучить сейчас.
Во время изнасилования ее сковали наручниками таким образом, что ее запястья и лодыжки были глубоко рассечены, и эти шрамы останутся с ней до конца жизни. Раны были настолько глубокими, что виднелась кость, говорят доктора. Они не просто изнасиловали ее извращенным образом, но и прижигали сигаретами, и били. И все то время, пока они делали все эти отвратительные, мерзкие вещи, они смеялись. Закончив, они бросили ее голой в ее машине, и женщину нашли только на следующий день. От шока она была уже при смерти, когда она попала, наконец, в больницу, а ее лодыжки и запястья были настолько изуродованы и инфицированы, что ей пришлось ампутировать ступню на правой ноге, а на заживление других ран ушли месяцы. Месяцы интенсивной терапии также потребовались на то, чтобы она наконец смогла заговорить. До этого она могла лишь бормотать что-то под сильнодействующими седативами. Согласно показаниям персонала, оформлявшего ее в больницу, все, что они от нее слышали, было: пожалуйста, дайте мне умереть. Она повторяла это постоянно. Пожалуйста, дайте мне умереть. И только после длительного периода интенсивной терапии доктора в конце концов смогли воссоздать более-менее внятную картину произошедшего той ночью. Прекрасная молодая жена и мать, любимая дочь, живущая счастливой жизнью и дарящая счастье своей семье, сталкивается с двумя офицерами, решившими развлечься. И теперь эта молодая женщина безнадежно безумна. Она сидит в углу закрытой на замок палаты в психиатрической клинике, сосет палец и плачет. Она неспособна контролировать функции своего тела, не может самостоятельно есть, не может делать вообще ничего, кроме как сидеть в углу, сосать палец и плакать. И все это результат того, что парочке полицейских нечем было заняться. Данный случай был доведен до сведения комиссара полиции города, и он предоставил докторам фотографии полицейских, дежуривших в ту ночь.
В один из моментов просветления этой молодой женщине показали фотографии и когда она увидела эту парочку, она закрыла глаза руками и закричала, нет, нет, нет. В другие моменты, когда она приходила в себя, ей также показывали другие фотографии с теми же полицейскими, и, когда она их видела, с ней всегда происходило то же самое. Нет никаких сомнений в том, что именно эти два офицера напали на нее той ночью, но, поскольку нет никаких доказательств, привлечь их не представляется возможным. Они по-прежнему несут свои обязанности в качестве служителей закона.