– Что ты мелешь? Я чудовище? Ты… на себя посмотри, тварь! Знаешь ли ты что-нибудь о том, как все должно происходить? Кто ты такой? – она завизжала. – Откуда ты взялся?
– Показать наглядно? – ребенок покосился на ее живот. Ольга почувствовала боль между ног.
– Ты не имеешь права сюда приходить, – сказала она тихо.
Мальчик отвернулся от нее, рассматривая видеокассеты, достал сборник мультфильмов.
– Почему?
– Ты не человек.
– Уверена? Это ты так решила?
– Я знаю! Ты чуть не убил меня, когда рождался, и я не знаю, кто твой отец.
– Твой муж, – сказал мальчик.
– Саша? Не может быть!
– Я сказал, твой муж. Виталий. Подумай хорошенько, вспомни, тогда все встанет на свои места.
– Виталий умер, – прошептала она.
– Какое это имеет значение? – спросил мальчик.
Он поглядел на нее с таким чувством превосходства и уверенности, что Ольга не сумела ни слова произнести в ответ. Из нее разом ушли все силы. Ольга ощутила, что не может стоять на ногах. Если это сон, сродни предыдущим, надо проснуться, пока еще цел рассудок.
Она села на диван. В ее голове разворачивались широкие красочные картины. Комнату Ольга видела сквозь призму, в которой смешалось все, что она видела за последнюю неделю. Мальчик, улыбаясь, подошел к ней и положил руку на плечо. «Уходи», – прошептала она. Тот покачал головой, давая понять, что просить его бесполезно. Ольга пыталась защититься от наступающих, как приливная волна, воспоминаний. Ее плечи одеревенели, сжались, но ребенок своими пальцами все равно причинял ей боль, пригибал к диванным подушкам.
Свободной рукой мальчик дотронулся до ее левой груди…
Ольга сказала Саше, что едет к подруге, вечером в прошлый четверг. Он не возражал. Сказал даже, что ей не мешает сменить обстановку.
К Вере Ольга наведывалась дважды в год на день-два. К той самой Вере, убежденной разведенке, считавшей, что у нее впереди бессмертие и куча возможностей обрести счастье. К той самой Вере, которая выгнала своего мужа, как выгоняют подросшего и уже поднадоевшего щенка, который прудит на ковер. Вере – суперженщине и супернеудачнице в личной жизни. Саша относился к Ольгиной подруге с настороженной иронией, но не возражал, чтобы они общались. В его глазах она была личностью карикатурной, и отчасти Ольга разделяла это мнение. С детства Вера завоевала себе репутацию девчонки не от мира сего. Ей нравилось ставить на своих подружках дурацкие эксперименты, а потом наблюдать за их реакцией. Детство прошло, но временами Ольге казалось, что Вера осталась прежней.
Так или иначе, они всегда находили общий язык. С ней было интересно. Вера, порядочная врунья, постоянно сочиняла невероятные небылицы. В основном, она говорила про себя, про свою охоту на мужиков или про свою борьбу с ними же. Ольга знала, что значительная часть приключений происходила лишь в ее фантазиях, но соблюдала установленное для себя правило: не подвергать сомнению никакие Верины легенды. Зачем? Ничего не изменится от того, что Ольга будет говорить: верю – не верю. Вера – ее старая подруга. Она да Альбина – вот и все, что у нее осталось от прошлого. Они были как драгоценные артефакты мира, безвозвратно ушедшего в небытие. Вместе им удавалось путешествовать сквозь время, худо-бедно преодолевая трудности пути.
Ольга была рада вырваться из череды однообразно текущих дней и немного передохнуть. Она взяла отгул на три дня, рассчитывая пробыть у Веры до воскресенья, и вечером в четверг принялась собирать вещи. Помнится, она напевала от радости, ее переполняли ощущения, и казалось, что после долгого застоя в ее жизнь ворвался свежий ветер. Тем вечером Саша тоже был в хорошем настроении. Они поужинали и с удовольствием позанимались любовью.
Вера, не предающая своих привычек, позвонила в полночь, чтобы узнать, не изменилось ли чего, не передумал ли Ольгин бой-френд благословить свою суженую на поездку. Она готова была дать ему бой в случае оказания сопротивления и уже приготовила весь свой арсенал, который использовала против мужчин, но этого не понадобилось. Ольга заверила подругу, что все тип-топ. Вера снисходительно похвалила Сашу за «прогрессивность» взглядов и просила передать привет. Еще раз уточнив все детали, она повесила трубку, и еще полчаса Ольга с Сашей говорили о ней и смеялись в темноте.
Ольга была счастлива абсолютно. Ее посещали мысли, что она самый везучий на свете человек. Небо над ее головой было безоблачным. Последующие тысячи лет обещали быть золотыми временами.
Она уснула с полным ощущением полноты бытия.
Утром Саша отвез ее на вокзал и посадил на электричку, удивляясь тому, как много она тащит с собой ерунды. Ольга ответила, что он мужчина, что ему не понять таких вещей, и вошла в вагон, подарив ему на прощание поцелуй. С этой минуты ее мысли были заняты исключительно Верой и двумя восхитительными днями в их девчачьей компании. Ольга махнула стоящему на платформе Саше. Тот поднял руку в ответ и поспешил по своим делам.
Поезд еще не тронулся. Пассажиров было мало, невзирая на пятницу. Ольга подумала, что лучше занять место где-нибудь в начале состава, и двинулась в путь. Она преодолела один вагон, другой и вошла в тамбур перед третьим. Нога ее за что-то запнулась, она остановилась, чтобы осмотреть обувь, и тут ее схватили. Рука зажал рот. Кто-то был сзади нее. Ольга забилась в крепких объятиях. Другая рука незнакомца обхватила ее талию, сдавила живот и грудь, и Ольга почувствовала, что задыхается…
Она посмотрела на мальчишку, стоящего рядом с диваном, на котором сидела, и его образ расплылся из-за слез. Ребенок кивал, словно одобряя действия насильника…
Ольга, почти лишенная воздуха, начала дико сопротивляться. Перед глазами словно разлилась красно-багровая жидкость. Мешки и сумки упали на грязный металлический пол тамбура. Ольга била локтями по туловищу сзади себя, но толку от этого не было. Все равно что лупить тяжелую боксерскую грушу детскими кулачками. Она застонала, выгнула спину. Чьи-то руки стали давить сильнее. Еще немного, и сломаются ребра. Ольга сумела различить возле уха довольное дыхание и даже уловить его запах, который показался ей знакомым. Большой палец, закрывающий ей левую ноздрю, отодвинулся. Ольга вдохнула носом и чуть не лишилась сознания от такого усилия.
Ее держали крепко, здесь, в электричке, где повсюду народ. В дверном проеме была видна платформа, Ольга скосила глаза в ту сторону, но не увидела ни одного человека, только залитый солнцем асфальт и микроскопические камушки.
Она прекратила сопротивление и обмякла. Внутренний голос посоветовал ей прекратить вырываться. Агрессивность может только ухудшить положение.
Ольга представляла, как ее выволакивают из электрички и несут вниз по насыпи, в кусты, а там… где-то ждет машина, ее заталкивают в багажник и везут на Кавказ, где… Побежали слезы.
Она снова попыталась освободиться, скорее инстинктивно, чем сознательно. Насильник встряхнул ее. Ольга притворилась смирной овечкой. Он развернул ее лицом к серой железной стене, убрал свою руку с талии, но тут же запустил ее под платье. Край трусиков оказался в жестких, как дерево, пальцах. Ольга поняла, что он стаскивает их. Она кричала, но закрывающая рот ладонь не давала вылететь ни звуку. Трусики спали до лодыжек. Никто в вагон не заходил, поезд будто вымер. Отовсюду из двух смежных вагонов люди могли наблюдать эту сцену, но Ольга знала, что никто ничего не видит. Она попробовала сжать ноги и почувствовала обтянутое джинсами колено, которое сильным движением раздвинуло их…
Мальчик посмеивался, поглаживая Ольгину грудь, а она смотрела на него, не в силах отвести глаз от этого кошмарного лица, которое проступило сквозь детские черты. С этим она уже встречалась когда-то в детстве. Встречались отец и мать, ее брат.
Ребенок раздвинул халат на ее груди, он исследовал набухший сосок, стал играть им. Ольга застонала, не понимая, чего в ней больше, сладострастия или отвращения.
Перед собой она увидела насильника, его такое знакомое, до ужаса, до обморока лицо.
Это не было связано с тем, о чем Ольга думала. Это совсем иное.
На нее смотрел Виталий, человек, похороненный три года назад после гибели в ДТП. Ольга помнила, как ездила с Альбиной в морг на опознание, как хоронила его, как закрывали крышку гроба. Сейчас Виталий улыбался ей, словно все происходящее в порядке вещей. Он пришел навестить бывшую жену и, казалось, был доволен своим визитом.
Видя, как расширились и побелели Ольгины глаза, мертвец засмеялся. Теперь она стояла на ногах только благодаря тому, что он прижимал ее левой рукой к стене. Хватка была неимоверной. Ольга уже не видела ни тамбура, ни вагона, ни платформы, ничего. Ее сознание ушло куда-то в темный угол и осталось там, предпочитая не замечать того, что есть.
Виталий стал трясти тело в своих руках. Ольга была вялой, словно тряпичная кукла. Он ущипнул кожу у нее на животе, и боль заставила ее посмотреть на него. Снова появилась эта гнусная улыбка мертвеца, проглядывающая сквозь обыкновенные с виду мышцы и кожу. Крик снова ударился в ладонь, запечатавшую рот, и ушел глубоко внутрь. Ольга заморгала, чтобы лучше видеть. Взгляд Виталия был никаким, пустым, вернее, опустошенным, какие-то мысли бродили на заднем плане, но оставались чуждыми, непонятными.
Виталий вынул из расстегнутых джинсов эрегированный член, прижался им к животу Ольги. Член был ледяным. Тут она на короткое время потеряла сознание, а потом обнаружила, что Виталий насилует ее, прижав к стене тамбура. От его движений она поднималась и опускалась, в голове плавал туман, и эти минуты почти не отложились в ее памяти.
Потом, кончив, Виталий резко выдернулся. Ольга стала сползать по стене, но он подхватил ее, поставил на ноги. В памяти всплыл его рычащий шепот, приказывающий собраться, натянуть белье и поднять сумки. В носу был резкий запах спермы, вовсе не такой, какой она помнила его при жизни Виталия. Семя это уже не принадлежало человеку. Она думала об этом в состоянии полусна, когда выполняла его приказания. Виталий сказал ей, что теперь все будет в порядке – они добились того, что хотели. У них родится ребенок. Еще он уверил ее, что беспокоиться ни о чем не нужно. Все про