Во время летних каникул друзья купались в озере Вашингтон и ходили на дешевые утренние сеансы в кинотеатр «Атлас». Там Джими влюбился в киносериал «Флэш Гордон» и особенно в фильм «Принц Вэлиант», злодея в котором звали Черный Рыцарь. Джими и Леон часами фехтовали на метлах, изображая рыцарский поединок, они каждый раз спорили, кому достанется роль подлого Черного Рыцаря. Когда в семье появилась собака, ей дали кличку Принц в честь Принца Вэлианта.
Та же метла, что была оружием во время рыцарских турниров, превращалась в воображаемую гитару. Хотя раньше Джими не проявлял особого интереса к музыке, в 1953 году он начал следить за чартами и подыгрывать песням с радио, «играя» на метле, словно на гитаре. «Мы слушали “Хит-парад топ-10”», – вспоминал Джимми Уильямс. Им нравились популярные крунеры: Фрэнк Синатра, Нэт Кинг Коул и Перри Комо. Любимым музыкантом Джими в то время был Дин Мартин.
Почти каждый день после школы Джими слушал радио Эла и делал вид, что подыгрывает на метле. Эл, считавший, что метлу стоит использовать только по назначению, был не в восторге от этой затеи. «Джими дурачился, играя на метле, – вспоминал Леон. – Тут заходил отец, и Джими делал вид, что подметает. Отец выходил из себя, когда замечал солому на кровати».
Братья проводили лето, собирая бобы и клубнику на полях в двадцати милях (около 32 км. – Прим. пер.) к югу от Сиэтла. Работа предполагала ранний подъем, нужно было успевать на автобус до фермы. Эл будил их в 4 утра, и они шли в пекарню Wonder Bread, где работник, знакомый с Джими, угощал их вчерашними пончиками. Затем они добирались до промышленного района Сиэтла и садились на автобус. Оплата зависела от количества собранного урожая, поэтому они работали до тех пор, пока не зарабатывали себе на обед или не объедались клубникой. Время от времени они купались в реке Грин-Ривер, и однажды Леон чуть не утонул, его спас брат. «Я упал в канал, а Джими нырнул следом и вытащил меня», – рассказывал Леон. Много раз, возвращаясь ночью с полей, парни ели бургеры с кониной, которые стоили по десять центов. «Покупка гамбургеров была самым ярким событием за день. Потом мы шли домой и ждали папу, но он не всегда приходил».
Через год Грейс и Фрэнк были сыты по горло поведением Эла. Когда они съезжались, Эл обещал время от времени брать на себя готовку, но вскоре Хэтчеры обнаружили, что к своим обязанностям он относится недобросовестно. «Он просто подавал рис, бобы и сосиски, – рассказывал Фрэнк Хэтчер. – А мясо покупал самое дешевое». Устав от этого, Хэтчеры съехали, и мальчики снова остались наедине с отцом. Эл не доверял сыновьям ключи. Поэтому, чтобы попасть домой, Джими или одному из его друзей приходилось искать бар, в котором сидел отец, и забирать ключи лично. «Он постоянно ходил примерно в пять баров, – вспоминал Пернелл Александер. – Нужно было только выяснить, в каком из них он был в тот момент». Эл часто предпочитал Shady Spot Tavern на Двадцать третьей авеню и Mt. Baker Tavern на пересечении Двадцать пятой авеню и Джексон-стрит. Джими было достаточно заглянуть в окно, чтобы увидеть, сидит ли там отец. Много раз Джими и Леон отказывались от поисков Эла и ночевали у друзей.
Тем временем игра в кошки-мышки с департаментом соцзащиты продолжалась. К 1954 году из-за неоднократных жалоб соседей социальный работник начал наведываться к Хендриксам каждую неделю. Долорес Холл и Дороти Хардинг стали регулярно убираться в доме семейства и проверять, есть ли у детей чистая одежда, так что угроза временно миновала. Долорес вспоминала, как однажды вечером зашла в гости и обнаружила, что Эла нет дома, а мальчики пытаются приготовить себе ужин: «Джими жарил яичницу. Когда он увидел меня, то расплылся в широкой улыбке и заявил: “Я готовлю ужин!”» Многие обязанности по дому и забота о брате легли на плечи Джими, которому тогда не было и двенадцати лет. «Джими был защитником Леона, – вспоминал Пернелл. – Он делал все, что было в его силах, чтобы окружить брата заботой».
В конце концов социальные работники застали Эла врасплох, и никакие попытки тетушек навести порядок в доме не смогли скрыть его халатность по отношению к сыновьям. Элу дали выбор: или его детей отправляют на патронажное воспитание в приемную семью, или отдают на усыновление. Хотя мальчики существовали в суровых условиях, они не знали лучшей жизни и умоляли отца не бросать их. Эл принял решение, которое должно было все поменять: он заявил, что Джими уже взрослый и меньше нуждается опеке, поэтому остается с отцом. Леона, любимца Эла, согласно плану, следовало отправить в патронажную семью. Социальный работник согласился, но сказал, что младший сын должен уехать в тот же день. «Не забирайте его прямо сейчас, – взмолился Эл. – Завтра я сам отвезу его в новый дом». Это был один из немногих моментов, когда мальчики видели слезы отца. Социальный работник сжалился, и Леону дали отсрочку на день.
В ту ночь, которая, как они думали, должна была стать последней для троицы, Эл был необычайно ласков. Обычно высшим проявлением любви от него, на которое могли рассчитывать мальчики, было похлопывание по спине или рукопожатие. Больше всего им нравилось, когда Эл мягко тер их головы своими костяшками. От многолетнего физического труда пальцы Эла стали мозолистыми и грубыми, и, возможно, он думал, что костяшки приятнее его грубой ладони. Это был довольно странный способ выразить любовь, но Джими и Леон научились принимать эти краткие моменты единения и нежности. После ухода социального работника Эл провел большую часть ночи гладя детей костяшками по головам. Он будто бы верил, что прикосновения его грубых искалеченных рук были бальзамом от всей той боли, через которую прошли его сыновья, и от той, что ждала их впереди.
Весь следующий день братья были подавленны, однако перемена в их жизни оказалась гораздо менее драматичной, чем они ожидали. Приемная семья Леона жила всего в шести кварталах от их дома, поэтому они с Джими продолжили видеться каждый день. «Я либо шел к отцу играть с Джими, – вспоминал Леон, – либо Джими приходил ко мне. Мы никогда по-настоящему не расставались». Это подтверждает и Артур Уиллер, приемный отец Леона: «Джими проводил здесь все время. Он часто ужинал вместе с нами».
У Артура и Юрвилл Уиллер было шестеро собственных отпрысков, но они охотно открывали двери своего дома для нуждающихся, иногда беря под опеку до десяти детей. Они были набожными людьми и жили по учению Господа, обращаясь со всеми своими детьми, включая приемных, как с равными. Джими стал их неофициальным приемным ребенком. «Джими бывал в нашем доме чаще, чем у своего отца, – вспоминал Дуг Уиллер, один из сыновей семьи. – Много раз он оставался на ночь, чтобы позавтракать перед школой, иначе ему, возможно, пришлось бы остаться голодным». Джими и Леона поражало то, что на кухне Уиллеров всегда была еда, а на столе стояла ваза с фруктами. Джими часто вздыхал: «Хотел бы я жить здесь». По сути, именно это он и делал.
Несмотря на беспокойную жизнь, Джими стабильно посещал начальную школу Лещи. Он не показывал выдающихся результатов, но учился сносно и подавал надежды в искусстве. Он заполнял свой блокнот бесчисленными мальчишескими рисунками: летающими тарелками и гоночными болидами. Его так увлекло рисование автомобилей, что он отправил несколько эскизов новых моделей в Ford Motor Company. По настоянию Эла той осенью Джими записался в юношескую футбольную команду. Его тренером был Бут Гарднер, который несколько десятков лет спустя стал губернатором Вашингтона. «Он не был спортсменом, – вспоминал Гарднер. – Он был недостаточно хорош, чтобы начать карьеру». Также недолгое время Джими был членом 16-го отряда бойскаутов.
В 1955 году в интересе двенадцатилетнего Джими к музыке происходит еще один скачок. Это случилось после того, как он увидел Джимми Уильямса, исполняющего «Wanted» Перри Комо на школьном шоу талантов. «В тот день аплодисменты были громкими, – вспоминал Уильямс. – После шоу Джими подошел ко мне и сказал: “Вау, ты станешь звездой. Ты ведь будешь по-прежнему дружить со мной, когда станешь знаменитым?”. Во время этого выступления Джими – возможно, впервые в своей жизни – осознал силу сцены, которая способна превратить даже застенчивого мальчика вроде Джимми Уильямса в звезду. Этот урок Хендрикс запомнил надолго.
В Центральном районе Сиэтла есть множество семей, которые утверждают, что Джими регулярно ужинал и ночевал у них. В то время Джими почти не бывал в доме отца и из практических соображений жил за счет доброты других членов афроамериканского сообщества. Вклад Уиллеров и подобных им семей в благополучие Джими нельзя недооценивать, они в буквальном смысле помогли ему выжить.
Ни одна семья в те годы не сделала для Джими Хендрикса больше, чем Хардинги. Тетушка Дурти помогала Люсиль во время родов, меняла ему подгузники, когда он был младенцем, и постоянно заботилась о его благополучии. Джими называл Дороти тетей, но она была для него матерью в большей степени, чем любая другая женщина в его жизни, включая биологическую мать. Когда тетя Дурти долгое время не видела Джими, она разыскивала Эла и отчитывала его. Это происходило регулярно. Дороти была единственной женщиной, к критике которой Эл прислушивался.
Хардинг была матерью-одиночкой и работала на двух работах, чтобы обеспечить своих девятерых детей. В 1955 году она отрабатывала дневную смену клепальщицей в Boeing, а затем спешила домой, чтобы накормить детей, прежде чем отправиться на свою вторую работу в качестве домашней прислуги в богатой белой семье. У Хардингов была квартира с тремя спальнями в Рейнир Виста, и в течение двадцати пяти лет, что они там жили, Дороти спала на диване в гостиной, отдав спальни детям. Несмотря на все трудности, дети Дороти всегда были сыты и опрятны и каждое воскресенье посещали службу в католической церкви Святого Эдварда. Джими часто сопровождал их и, казалось, наслаждался этим ритуалом, потому что чувствовал себя частью настоящей семьи.
Мальчишки из семьи Хардингов стали защитниками Джими. «Из-за нас его никто не трогал, – вспоминал Мелвин Хардинг. – Он не был бойцом. Он был спокойным мальчиком, у него в арсенале была только улыбка, способная растопить сердце любого». Джими был замкнутым и всегда выглядел немного печальным. «Он был невероятно чувствительным, – отмечала Эбони Хардинг. – Он никогда не говорил, что скучал по маме или папе, но было видно, что он скучал. Джими много плакал».