В один из вечеров у Хардингов Джими произнес настолько пророческие слова, что все Хардинги, рассказывающие эту историю, верят в ее сверхъестественность. «Он сказал мне, – вспоминала Дороти Хардинг, – «Я уеду отсюда, далеко-далеко. Я стану богатым и знаменитым, и все будут мне завидовать». Он собирался покинуть страну и никогда не возвращаться. Я сказала ему, что он не может оставить меня здесь. Он ответил: “Нет, тетя Дурти, я возьму тебя с собой”. Все дети Хардинг рассмеялись над пафосом этой речи.
Еще одно пророчество прозвучало в сказках на ночь, которые дети рассказывали друг другу. Хотя Джими боготворил братьев Хардинг, большее влияние на его карьеру оказала Ширли. Она укладывала младших братьев и сестер спать: укрывала всех поудобнее, приглушала свет и садилась в коридоре между спальнями. Так начиналось ежевечернее представление: девушка рассказывала истории, или байки, как их называл Джими. Он обожал их, для него они были волшебным эликсиром.
В сказках на ночь всегда фигурировали три персонажа: Бонита, Одри и Рой. Их личности менялись каждую ночь, но имена оставались неизменны. «Ее истории были похожи на басни Эзопа, – вспоминала Эбони Хардинг. – В них всегда была мораль». Если кто-то делал что-то особенно доброе в тот день, Ширли рассказывала историю так, чтобы все понимали, что она об этом человеке. А если кто-то допускал оплошность, ребенок узнавал себя в образе Бониты, Одри или Роя и получал объяснение своей ошибки. Джими часто становился прообразом Роя. Уборка в доме Хардингов была нескончаемой рутиной, и Джими так часто брался за подметание кухни, что выделялся на общем фоне, став в рассказах «Роем, мальчиком-подметальщиком». В сказках Ширли Рой, Бонита и Одри переживали множество успехов и неудач, но ни одна из историй не принесла детям и Джими большей радости, чем сказка о том, как Рой прославился игрой на гитаре. «Рой стал богатым и знаменитым благодаря своей гитаре-метле, – рассказывала Ширли. – Люди приезжали отовсюду, чтобы послушать, как он играет. Он стал настолько богат, что разъезжал на длинном черном «кадиллаке». Он всегда был счастлив. У него было много денег, но он все равно убирался на кухне, подметал пол и мыл посуду». Здесь в сказке проскальзывала мораль: даже богатые и знаменитые мальчики должны не забывать подметать пол. «Рой был богат и знаменит, и у него был свой «кадиллак», – продолжала она, – он мог бы отправиться в любую точку мира. Но Рой был не таким мальчиком – он путешествовал по свету и всегда возвращался домой. Он приезжал в Рейнир Виста и сигналил, а дети сбегались и дарили ему свою любовь». Слушая сказку, Джими был уверен, что видит собственное далекое будущее, словно это сладкий сон.
Глава 5Джонни ГитараСиэтл, Вашингтонмарт 1955 – март 1958
«Герой: Меня зовут Джонни. Джонни Гитара.
Первый Плохой Парень: Это не имя.
Второй Плохой Парень: Орел – и я убью тебя; решка – и ты нам сыграешь».
Весной 1955 года Джими Хендрикс сфотографировался вместе со своим шестым классом начальной школы Лещи. Этот снимок сорока шести детей мог бы стать открыткой для Организации Объединенных Наций: в его классе одинаковое количество афроамериканцев, представителей европеоидной расы и американцев азиатского происхождения. «Это были идиллические место и время, – вспоминал Джимми Уильямс. – Как будто раса не имела значения. Мы чувствовали себя частью одного великого целого». Выражение лица Джими на фотографии говорит о том, что его забавляло, как все эти взрослые заставляли детей стоять смирно. Той весной Джими окончил Лещи на «удовлетворительно» и перешел в среднюю школу.
В его семье, впрочем, дела шли далеко не удовлетворительно. 30 марта 1955 года на слушании в здании суда округа Кинг – там же, где Эл и Люсиль когда-то поженились, – пара отказалась от своих родительских прав на Джо, Кэти, Памелу и Альфреда. Заседание было формальностью, поскольку дети уже давно воспитывались в приемных семьях, но тем не менее, подписывая постановление суда, Эл и Люсиль навсегда отказывались от «любых прав и интересов в отношении детей». Долорес Холл рассказала, что Люсиль была «морально уничтожена», когда признавала в суде свою материнскую несостоятельность. Это слушание также важно в свете последующих заявлений Эла Хендрикса о том, что он не был родителем этих детей: в суде он признал себя отцом всех четверых.
Слушание проходило в то время, когда ситуация в доме Джими пробила очередное дно. Эл потерял работу и задержал выплаты по ипотеке. Условия ухудшились настолько, что даже усилиями тетушек не получалось побороть грязь и запущенность их жилища. Зашедший к ним как-то тренер Бут Гарднер застал Джими одиноко сидящим в темноте. «Электричество отключили из-за долгов», – вспоминал он.
Беспризорный Джими бродил по окрестностям в любое время дня и ночи. Вскоре его знали почти все жители Центрального района, как знают бездомную собаку, бесцельно ходящую от дома к дому. И все же в блужданиях Джими проскальзывало детское любопытство. Прислушиваясь к звукам репетиций, он вскоре познакомился со всеми музыкантами в округе – он просто стучал в дверь, когда слышал, что в доме играет музыка. «Мой брат играл на клавишах, – вспоминал Сэмми Дрейн. – Однажды Джими услышал это и просто зашел в гости».
И все же странствующий образ жизни подростка был чреват определенными опасностями. Однажды Джими гулял в лесу с группой детей. Один из их соседей, мальчик с отклонениями в развитии, все время отставал от компании. Джими и остальные окликали его, чтобы он поторопился. После того как парень пропал из виду, ребята пошли обратно по его следам. Когда они обнаружили мальчика, то спугнули взрослого мужчину, который собирался его изнасиловать. Десять лет спустя Джими рассказал своей девушке, что сам в юности стал жертвой сексуального насилия. Он не вдавался в подробности, но сказал, что преступником был человек в форме. Этот случай сильно на него повлиял.
Тем летом департамент соцзащиты снова пригрозил судебным заседанием о передаче Джими в патронажную семью. В качестве компромисса отец разрешил Джими переехать к дяде Фрэнку – родному брату Эла, тот жил неподалеку. В доме дяди Джими познакомился с женщиной, которая стала для него очередной материнской фигурой, это была Перл, жена Фрэнка. Она командовала семьей, как сержант по строевой подготовке, но также окружала домочадцев любовью и готовила им домашнее яблочное варенье. «Мама объяснила мне, что Джими нужно было где-то остановиться, потому что Эл больше не мог о нем заботиться», – вспоминала Диана Хендрикс. Фрэнк работал в Boeing и получал приличный доход, так что еще одна тарелка за столом не разорила бы семейство. Для Джими же переезд означал переход в новую среднюю школу и разлуку со старыми приятелями. Осенью он пошел в седьмой класс Мини, а его друзья стали учиться в школе Вашингтона.
Эл устроился садовником и проработал на этой должности всю оставшуюся жизнь. Однако за стрижку газонов платили мало, поэтому он был вынужден делить жилье с другими людьми. Так с ним поселились Корнелл и Эрнестина Бенсон, они на некоторое время заняли бывшую комнату Джими. Эрнестина обнаружила, что Эл решил не обходиться взиманием арендной платы. Он также ожидал, что девушка будет выполнять работу по дому. Несмотря на то что Эл и Люсиль уже несколько лет были в разводе, он часто вспоминал бывшую жену. «Он называл ее пьянчугой, – рассказывала Эрнестина. – Причем иногда обзывал ее так, когда сам был пьян. Но именно так мужчины относились к женщинам в те дни. Мужчинам пить разрешалось, а женщин за это клеймили». Эрнестина вспоминала, что сам Эл пил неконтролируемо и временами терялся по дороге с работы. «Обычно он подходил к случайному зданию с оградой и, поскольку в его доме тоже были ворота, считал, что это его дом, – рассказывала она. – Он входил, садился на диван и спрашивал у жильцов: «Почему вы все здесь?» Они отвечали: «Мы живем здесь, в отличие от тебя». А потом вызывали полицию, чтобы выгнать его оттуда».
Эрнестина Бенсон привнесла в жизнь Джими кое-что хорошее: она была поклонницей блюза и привезла в дом большую коллекцию пластинок. Именно благодаря им Джими познакомился с творчеством Мадди Уотерса, Лайтнина Хопкинса, Роберта Джонсона, Бесси Смит и Хаулина Вулфа. «Я обожала свою коллекцию, и Джими тоже в нее влюбился», – вспоминала Эрнестина. Единственным инструментом Джими была его метла, но по мере того как он слушал эти блюзовые партии, его игра на воздушной гитаре становилась все более оживленной. «Он так усердно играл на этой метле, что на ней не осталось соломы», – отмечал Корнелл Бенсон.
В феврале 1956 года бесконечная череда злоключений Джими продолжилась. Фрэнк и Перл расстались и отправили его обратно к Элу. Бенсоны тоже съехали, так что какое-то время в доме жили только Эл и Джими.
Переезд к отцу позволил Джими перевестись в среднюю школу Вашингтона и воссоединиться со своими друзьями. Раньше он был неплохим учеником, но в тот год его оценки резко ухудшились. За первый семестр он заработал одну четверку, семь троек и одну двойку. Во втором семестре у него было три тройки, четыре двойки и два незачета. Директор школы Фрэнк Фидлер говорил, что Джими был частым посетителем его кабинета, но скорее из-за плохих оценок, чем из-за проблем с дисциплиной. «Он был не из тех, кто попадает в большие неприятности, – вспоминал Фидлер. – Но его учеба оставляла желать лучшего».
В сентябре 1956 года Джими не смог пойти в восьмой класс этой школы из-за семейных проблем. Банк забрал дом, и Джими с Элом переехали в пансион, которым управляла миссис Маккей. Джими снова пришлось сменить школу, и он вернулся в Мини.
У Маккей был парализованный сын, который когда-то играл на потрепанной акустической гитаре с единственной струной. Когда гитару решили выбросить, Джими убедил миссис Маккей продать музыкальный инструмент ему. «Она сказала, что отдаст гитару за пять долларов», – вспоминал Леон. Эл не захотел раскошеливаться, и в конце концов Эрнестина Бенсон дала Джими деньги на его первую гитару. Для окружающих это был бесполезный кусок дерева, но Джими превратил инструмент в свой научный проект: он экспериментировал с ладами, заставлял струну дребезжать и звенеть, изучал все способы, которыми гитара могла извлекать звук. Он создавал не музыку, а скорее шум. «У него была только одна струна, – вспоминала Эрнестина Бенсон, – но он действительно мог заставить ее говорить».