Теперь, изображая игру на гитаре, он хотя бы мог держать в руках настоящий инструмент. На утреннем сеансе в кинотеатре «Атлас» Джими увидел «Джонни-гитару» Николаса Рэя. За весь фильм актер Стерлинг Хейден, игравший главного героя, исполнил лишь одну песню. Большую часть времени акустическая гитара висела у него за спиной грифом вниз. Тем не менее этот образ произвел на Джими неизгладимое впечатление. «Он увидел этот фильм, и ему очень понравилось, как выглядел тот парень с гитарой за спиной, – вспоминал Джимми Уильямс. – Он стал носить свою гитару точно так же». Как и многие подростки, Джими видел в гитаре модный аксессуар. Несколько его одноклассников вспоминали, как он брал изувеченную гитару в школу, чтобы покрасоваться. Когда его просили сыграть, он отвечал, что гитара сломана. Он никогда не упускал ее из своего поля зрения и даже спал с ней на груди.
Летом 1957 года Джими было четырнадцать лет. Два события, произошедшие в течение следующих восемнадцати месяцев, запомнились ему на всю жизнь: он видел, как выступает Элвис Пресли и как проповедует Литл Ричард.
1 сентября король рок-н-ролла играл на стадионе Sick’s в Сиэтле. Билет за пятьдесят долларов был Джими не по карману, поэтому он смотрел шоу с холма с видом на стадион. Хоть Элвиса оттуда было не видно, Джими наблюдал за безумием шестнадцати тысяч фанатов, приветствовавших появление звезды на сцене. Элвис исполнил свои самые известные хиты и покинул сцену, прыгнув на заднее сиденье белого «кадиллака». Когда автомобиль выехал с поля, Джими увидел Короля, одетого в золотой костюм из ламе. Через два месяца после концерта Джими нарисовал в своем блокноте Элвиса с акустической гитарой в руках, а вокруг написал названия его главных песен.
В следующем году Леон, выполняя поручение своей приемной матери, заметил лимузин, из которого выходил Литл Ричард. Ричард пожал Леону руку и сказал, что будет проповедовать в местной церкви, – встреча произошла в тот короткий период, когда он отказался от рок-н-ролла в пользу Господа. Леон побежал разыскивать Джими, и тем вечером они вместе пошли слушать проповедь Ричарда. «У нас не было никакой приличной одежды, – вспоминал Леон. – Джими надел белую рубашку, но на нем были ужасно рваные теннисные туфли. Люди в церкви оглядывались на нас». Впоследствии Джими заявлял, что его «вышвырнули» из церкви за неподобающий внешний вид, но все было не так. Несмотря на неодобрительные взгляды прихожан, Джими и Леон сидели на скамье и как завороженные смотрели, как подпрыгивали уложенные в конский хвост волосы Литл Ричарда, когда он рассказывал о геенне огненной и ее муках. После проповеди мальчики встали в очередь к Ричарду, но, в отличие от присутствующих, они не хотели говорить о Библии – они хотели прикоснуться к первой знаменитости, с которой когда-либо находились в одном помещении.
В сентябре 1957 года Джими пошел в девятый класс. Главным событием года и, возможно, всей его жизни на тот момент была встреча с Кармен Гауди, его первой девушкой. Тринадцатилетняя Кармен была такой же бедной, как и он. «Если нам хватало денег на эскимо, это было великим событием, – вспоминала она. – Мы разламывали его пополам». В те немногие дни, когда подростки ходили на утренний сеанс, они могли позволить себе билеты только потому, что Кармен тратила на них деньги для воскресной школы. Большую часть времени они проводили, гуляя по улицам или парку.
Кармен тоже жила в пансионе, но даже на контрасте с ней Джими считался бедным. «В то время он носил маленькие белые мокасины из оленьей кожи, – рассказала она. – В подошве была дырка, поэтому он вырезал кусочки картона, чтобы ее заделать. Он так много ходил, что картон постоянно изнашивался. Тогда ему в голову пришла идея сделать запас картона и носить в кармане. Так что, если он шел пешком и картонка изнашивалась, он мог вытащить маленькую заготовку и положить ее в ботинок». Джими редко приносил в школу ланч, поэтому Кармен делилась с ним своим сэндвичем.
Чего у каждого из них было в избытке, так это мечтаний. Кармен хотела стать знаменитой танцовщицей. Главным желанием Джими была настоящая гитара. Кроме того, он собирался стать известным музыкантом. Это была своеобразная подростковая бравада, за которую могли высмеять одноклассники, но для Кармен и Джими она была основой отношений. «Мы называли это «притворством», – рассказала Кармен. – Мы подбадривали друг друга, не допуская и мысли о том, что мечты другого могут не сбыться».
У Кармен было еще одно преимущество, привлекавшее Джими: ее сестра встречалась с гитаристом. Джими крутился вокруг него, как будто он мог тоже научиться играть, просто наблюдая за чьей-то игрой. После этого Джими стал дополнять свою игру на воздушной гитаре звуками, которые издавал ртом. «Эти звуки были похожи на ноты, – сказала она. – Это немного напоминало скэт, но на самом деле он мог исполнять гитарное соло, не словами, а горловыми звуками». Что до пения, Джими считал, что у него плохой голос, поэтому, независимо от того, как часто Кармен убеждала его в обратном, он отказывался ей подпевать. Детское заикание прошло и проявлялось лишь когда он нервничал, что в их с Кармен отношениях происходило часто.
В том году многим соседским мальчишкам одного возраста с Джими стали покупать их первые инструменты. Пернелл Александер стал первым из его друзей, у кого появилась акустическая гитара (впрочем, ее вряд ли можно было назвать качественной из-за грифа шириной с бейсбольную биту). Чуть позже Пернелл приобрел электрогитару. Она была настолько популярной, что соседские мальчишки заходили к нему домой, чтобы просто на нее поглазеть.
Когда Джими наконец удалось обзавестись струнами для своей акустики и начать по-настоящему играть, он почувствовал облегчение. Впрочем, из-за искривленного грифа гитара была постоянно расстроена. Несмотря на это, он бренчал на ней постоянно или, по крайней мере, до тех пор, пока его не замечал Эл. Джими родился левшой, но отец настоял, чтобы он писал правой рукой. Эл считал, что это должно касаться и игры на гитаре. «Отец думал, что все левши от сатаны», – вспоминал Леон. Джими перенастроил гитару так, чтобы играть на ней левой рукой. В результате это приводило к почти комедийному ежедневному ритуалу: каждый раз, когда Эл приходил домой, Джими моментально переворачивал гитару, продолжая играть. «Он научился играть и левой, и правой рукой, потому что каждый раз, когда папа входил в комнату, ему приходилось переворачивать гитару и играть вверх ногами, чтобы на него не накричали, – рассказывал Леон. – Тот и так был недоволен тем, что сын все время играет, вместо того чтобы работать». При каждой возможности Эл заставлял Джими помогать косить газоны – младший Хендрикс старался избегать этого всеми способами.
Осенью того года Леон временно покинул патронажную семью, и трое Хендриксов снова оказались вместе в крошечной комнате пансиона. С появлением рядом младшего брата Джими стал веселее, чем обычно, а его оценки немного улучшились. Той осенью у него были тройки по английскому, музыке, естественным наукам и металлообработке, а по физкультуре по-прежнему была двойка. Но даже такие оценки были успехом, учитывая, что как минимум раз в неделю он прогуливал занятия – гулял по окрестностям, обычно с гитарой, привязанной к спине, как у Джонни Гитары.
Хотя Джими и Леон несколько месяцев не видели свою мать, они узнали от Долорес, что 3 января 1958 года Люсиль снова вышла замуж. После непродолжительного романа она связала себя узами брака с Уильямом Митчеллом, грузчиком на пенсии, который был старше ее на тридцать лет. По словам Долорес, несмотря на новый брак, Люсиль все еще иногда виделась с Элом, по крайней мере, когда они сталкивались в баре на Йеслер-уэй, в котором оба были постоянными клиентами. «Они сталкивались друг с другом в баре, и все начиналось по новой», – вспоминала Долорес.
Именно проблемы со здоровьем из-за алкоголя ускорили следующую встречу Люсиль с сыновьями. Осенью 1957 года она дважды попадала в больницу Харборвью с циррозом печени. В середине января 1958 года, только-только выйдя замуж, снова оказалась в больнице с гепатитом. Долорес отвела Джими и Леона навестить ее. Мальчики были шокированы увиденным: бледная и исхудавшая женщина в инвалидном кресле резко отличалась от того, какой они запомнили маму в их прошлую встречу. «Раньше она всегда выглядела величественно и эффектно, – вспоминал Леон. – Она носила украшения и приятно пахла. Но на этот раз все было иначе».
Люсиль несколько раз обняла и поцеловала мальчиков, а когда Джими и Леон вышли из комнаты, поговорила с Долорес наедине. «Знаешь, сестра, – сказала Люсиль, – я долго не проживу. Я люблю своих детей, хочу заботиться о них и быть хорошей матерью, но я не смогу. Я просто не смогу». Раньше Люсиль оставалась жизнерадостной независимо от того, как шли дела. Долорес была шокирована, услышав, как подавленна ее младшая сестра. «С тобой все будет в порядке, – сказала ей Долорес. – Ты просто береги себя». Состояние Люсиль и правда улучшилось, и на следующей неделе ее выписали из больницы, что вселяло надежду на то, что она идет на поправку.
Годы спустя Джими напишет свою самую автобиографичную песню “Castles Made of Sand” («Замки из песка». – Прим. пер.). В ней рассказывается о женщине в инвалидном кресле с «печалью в сердце». «Это песня о нашей матери», – рассказал Леон. Песня начинается с домашней ссоры, во время которой жена хлопает дверью перед пьяным мужем. В следующей строфе рассказывается о маленьком мальчике, который играет в лесу, притворяясь индейским вождем. В конце концов искалеченная женщина решает покончить с собой, бросившись в море. «Ты больше не сделаешь мне больно», – кричит она и прыгает. Она приземляется на «златокрылый» корабль. Джими заканчивает песню строками о неподвластности времени, используя образ замков из песка, смываемых в море.
Через две недели после той встречи с Джими и Леоном Люсиль умерла.
1 февраля Долорес узнала, что сестра снова попала в больницу: ей позвонила подруга Люсиль и сказала, что ту нашли без сознания в переулке рядом с баром на Йеслер-уэй. Вместе с Дороти Хардинг Долорес немедленно отправилась в больницу Харборвью, чтобы увидеть Люсиль. «Медсестры сказали, что не знают, что с ней, но уверили нас, что все будет в порядке, – рассказывала Долорес. – В ту ночь коридоры были переполнены раненными в перестрелках и поножовщинах, поэтому врачам было не до нее». После жалоб женщин Люсиль наконец отвели в палату. Они остались ждать снаружи, но, когда пришел врач, Люсиль уже скончалась от разрыва селезенки. «Они могли бы спасти ее, – сказала Долорес, – но не успели обнаружить внутреннее кровотечение».