Прежде чем отправиться во Францию, все три участника подписали контракты с Чендлером и Джеффри. По их условиям Чендлер и Джеффри получали 20 % от всего дохода; группа получала 2,5 % авторских роялти от продаж. Джими также подписал отдельное соглашение с Чендлером, по условиям которого Чендлеру отходила половина авторских прав Джими на песни, написанные им в течение шести лет. В качестве аванса группе полагалась зарплата в 15 фунтов в неделю. Эти контракты были очень выгодны для руководства, в будущем они сделают менеджеров в разы богаче самих музыкантов. Однако в то время никто не мог сказать, заработает ли группа хоть шиллинг. Большинство неизвестных новых коллективов с радостью ухватились бы за такие условия и были бы счастливы получать любую зарплату. Чтобы оплатить снаряжение группы и дорожные расходы, Джеффри занял денег у своих родителей, а Чендлер продал свои бас-гитары. В случае если группа когда-либо заработает серьезные деньги, участники согласились переводить их через подставную компанию Yameta, зарегистрированную на Багамах. Джеффри успешно использовал этот метод, чтобы избежать уплаты налогов с большей части доходов The Animals, но даже Чес Чендлер у него за спиной жаловался, что многочисленные офшорные компании приносили больше денег самому Джеффри, потому что делали невозможным точный учет доходов.
Джими, однако, был более чем доволен своими пятнадцатью фунтами в неделю. Как обычно, он подписал контракты с Джеффри и Чендлером, даже не прочитав их, – его мысли занимали только наличные, которые он получал авансом. Эти деньги он поспешил потратить на обновление гардероба в нескольких лондонских модных бутиках с необычными названиями вроде «Бабушка отправляется в трип» (Granny Takes a Trip) или «Я был камердинером лорда Китченера» (I Was Lord Kitchener’s Valet). Эти магазины специализировались на винтажной одежде. Заходя в «Бабушку», посетители проходили мимо огромного портрета Сидящего Быка[11], а над входом висела цитата Оскара Уайльда: «Каждый должен быть произведением искусства или носить на себе произведение искусства». Эти слова глубоко запали в душу Джими. Он сменил свое потрепанное нью-йоркское пальто на богато украшенный старинный военный мундир времен Британской империи. Кроме того, он купил несколько пар ярких вельветовых брюк разных цветов. Хотя Чендлер попытался убедить его купить костюмы из мохера, Джими заявил, что покончил с этим стилем и больше к нему не вернется. Благодаря совершенно возмутительному выбору одежды впервые в своей жизни Джими оказался не позади модной волны, а в ее авангарде. Вокалист Терри Рид вспоминал, что одежда Джими была главной темой для обсуждений среди других музыкантов: «Еще до того, как мы узнали его имя, мы называли его “тот парень, который выглядит так, будто надел на себя весь женский гардероб”». Выросший в заштопанных обносках мальчик внезапно превратился в законодателя моды и стал одним из первых мужчин, распробовавших «винтажный шик».
В вельветовых брюках, военной куртке, гигантской черной ковбойской шляпе и с огромной копной волос на голове, Джими, просто идя по улице, заставлял прохожих оборачиваться. «Люди останавливались и смотрели ему вслед, – вспоминала Этчингем. – Не потому, что знали его, а потому, что он очень странно выглядел». Сама Этчингем одевалась по последней моде и шла в ногу с современными трендами. Вместе с красавцем Джими в его старинной военной одежде они были настоящим зрелищем. Время от времени Джими и Кэти делали покупки в элитном универмаге Selfridges, чем вызывали шепот и недовольное фырканье у покупателей. Отчасти такую реакцию вызывало то, что межрасовые отношения все еще не были распространенным явлением, но в основном главной причиной был причудливый внешний вид Джими.
Джими и Кэти сразу съехались, но он с трудом мог оплачивать их номер в отеле. Как-то раз Этчингем столкнулась в клубе с Ринго Старром и пожаловалась ему на стесненные обстоятельства. Ринго предложил им пожить в его квартире с двумя спальнями, которой он не пользовался. Так Джими и Этчингем переехали на Монтегю-сквер, 34, вместе с Чесом и его девушкой. Менеджер и музыкант обычно редко становятся соседями по квартире, но случай Джими и Чендлера наводит на мысль о том, что в то время Чес играл отцовскую роль в жизни Хендрикса. Что до настоящего отца, Джими месяцами не писал Элу, а когда попытался дозвониться, обнаружил, что тот переехал. От Эрнестины Бенсон Джими узнал, что Эл снова женился и что его новой мачехой стала японка Аяко Джун Джинка, имевшая пятерых детей.
Наконец Джими дозвонился до Эла. В своей автобиографии Эл написал, что во время этого телефонного звонка сын рассказал ему о группе и жизни в Англии, а Эл, в свою очередь, поведал Джими о том, что женился и планирует усыновить одного из детей Джун. Но со слов и Джими, и Кэти Этчингем, разговор проходил совсем по-другому. «Джими позвонил за счет собеседника, и Эл был взбешен тем, что ему придется тратить деньги, – вспоминала Этчингем. – Джими говорил ему об Англии, но Эл не верил». Сам Джими позже рассказывал: первое, что спросил Эл, услышав, что сын в Лондоне, было: «У кого ты украл деньги, чтобы заплатить за перелет?» Наконец Джими передал телефон Кэти, надеясь, что ее акцент сможет убедить его отца в том, что он не врет о своем местонахождении. «Мистер Хендрикс, это правда, Джими здесь, в Великобритании», – сказала Этчингем. Ответ Эла был для нее такой неожиданностью, что она помнила его даже спустя десятилетия. «Скажи моему мальчику, чтобы он писал мне письма. Я не собираюсь платить ни за какие звонки», – с этими словами Эл повесил трубку. Джими взглянул на Кэти и сказал: «О чем он думает, усыновляя чужих детей, если не может позаботиться даже о своих собственных?»
В четверг, 13 октября, The Jimi Hendrix Experience отыграли свое дебютное шоу в театре Новелти во французском городе Эврё. Сет продлился всего пятнадцать минут, так как группа выступала на разогреве у Джонни Холлидея. Это было довольно странное сочетание: Холлидея часто называли «французским Элвисом» – его стиль был гораздо ближе к Пресли, чем к утонченному блюз-року, в котором пытались играть The Experience. Тем не менее выступление группы было настолько коротким, что им просто не хватило времени, чтобы произвести на публику хоть какое-то впечатление, хорошее или плохое. The Jimi Hendrix Experience сыграли “Hey Joe”, “Killin’ Floor” и несколько каверов. Французская газета назвала Джими «плохой смесью Джеймса Брауна и Чака Берри, которая в течение четверти часа корчила гримасы на сцене и играла на гитаре зубами». По воспоминаниям Ноэля, в тот день группа была неслаженной и недостаточно подготовленной. «Петь для Джими все еще было в новинку. Мы едва знали друг друга», – рассказывал он.
Несколько дней спустя короткий тур отправился в Париж на шоу в «Олимпии». Из-за популярности Холлидея билеты были распроданы, и зал заполнили две с половиной тысячи фанатов. В лайн-ап также входили The Trinity Брайана Оже. «Если вы не нравились французской публике, вас могли закидать помидорами, – вспоминал Оже, – но если вы заставляли их полюбить себя, фанаты буквально сходили с ума». Группа исполнила примерно тот же сет, что и во время дебюта, но на этот раз звучала более уверенно и добавила в репертуар потрясающую кавер-версию “Wild Thing” от Джими. Это было первое по-настоящему великолепное шоу The Jimi Hendrix Experience, и французов оно покорило. «Джими с легкостью поставил зал на колени», – вспоминал Вик Бриггс. План Чендлера начинал работать: по крайней мере во Франции нашлась аудитория для такой смеси блюза и рока.
Спустя неделю после шоу в Париже и месяц после приезда Джими в Великобританию Чендлер отвел группу в студию, чтобы записать их первый сингл “Hey Joe”. Для би-сайда Джими предложил записать “Mercy, Mercy”, но Чендлер ответил, что если он хочет зарабатывать деньги на музыке, ему придется сочинять песни самостоятельно. Хотя как автор Джими все еще чувствовал себя неуверенно, при поддержке Чендлера он написал свою первую полноценную песню “Stone Free” за один вечер. Позже Чендлер вспоминал, что просто посоветовал Джими игнорировать свое чувство неуверенности, и этого хватило, чтобы помочь его зарождавшемуся умению писать песни. “Stone Free” (англ. «Совершенно свободен») была довольно простой композицией с правдивым текстом о том, что Джими не хочет быть привязан ни к одной женщине, а следовательно, он «совершенно свободен».
Первое упоминание Джими в британской прессе появилось в журнале Record Mirror 29 октября: «Чес Чендлер подписал контракт и привез в нашу страну 20-летнего негра по имени Джим Хендрикс, который, помимо всего прочего, играет на гитаре зубами и в некоторых кругах считается главным претендентом на звание «следующей большой шишки»». В этом первом пресс-релизе неправильно написали имя Джими, неверно указали его возраст, назвали негром и отметили в основном только гримасы и трюки на сцене. Хотя статья была полна ошибок, она привела Джими в восторг. Он хранил вырезку в своем бумажнике, как сокровище. Журналист Кит Олтэм довольно точно заметил: «Это кажется нелепым, но на раннем этапе карьеры все эти гримасы и трюки были необходимы для рекламного продвижения. Чтобы вас заметили, нужно сначала привлечь внимание СМИ». Джими с наслаждением демонстрировал британцам весь свой арсенал броских сценических трюков. Он упивался вниманием, которое они привлекали, но быстро начал уставать от их выполнения вечер за вечером.
Следом The Jimi Hendrix Experience отправились в Германию, в Мюнхен, где Джеффри договорился о четырех вечерних выступлениях в клубе Big Apple. Из Мюнхена Джими отправил открытку отцу: «Дорогой папа, хоть я и потерял адрес, чувствую, что должен написать до тех пор, пока не уехал слишком далеко. Сейчас мы в Мюнхене; мы приехали из Франции, из Парижа и Нанси. Сейчас мы играем в окрестностях Лондона. Вот где я в эти дни. У меня есть своя группа The Jimi Hendrix Experience, и примерно через два месяца выйдет наша пластинка Hey Joe. Надеюсь, эта открытка дойдет до тебя. Обещаю написать нормальное письмо. Думаю, что дела налаживаются».