На следующий день после своего второго выступления в клубе Whisky The Experience улетели в Нью-Йорк, где дали два клубных концерта, а затем – в Джексонвилл во Флориде, чтобы начать свой тур на разогреве у The Monkees. Его организовал Майкл Джеффри. Когда он сообщил Чесу Чендлеру о концерте, тот спросил: «Ты, блять, с ума сошел?» The Monkees были феноменом поп-музыки, и билеты на все их концерты были распроданы, однако их связка с The Jimi Hendrix Experience являлась, пожалуй, одним из самых странных сочетаний в истории рока. «Нашим фанатам они совершенно не понравились», – вспоминал Питер Торк из The Monkees. По правде говоря, единственными новыми поклонниками The Experience стали четыре участника The Monkees. «Мы приходили пораньше и наблюдали за Джими из-за кулис, – рассказывал Торк. – То, что он делал, было верхом совершенства. Мне нравилось наблюдать за тем, как двигаются его руки, – игра давалась ему так легко, что казалось, будто струны звучат без его усилий». Торк сравнил игру Хендрикса с непринужденным приветствием королевы Елизаветы II – она махала рукой так изящно и легко, что это движение можно было повторять весь день без особого напряжения. «У большинства гитаристов руки настолько напряжены, что мышцы сводит, – заметил Торк. – Но чем больше ты расслаблен, тем шире твой диапазон для самовыражения, а Джими играл с необычайной легкостью».
Однако любовь к игре не особо улучшила настроение Джими. Выступление на разогреве у подростковой сенсации казалось ему шагом назад, и, кроме большого запаса марихуаны у The Monkees, он не видел в туре ничего особенного. После восьми концертов Чендлер убедил промоутеров разорвать контракт с The Experience. Тем не менее для прессы он написал отдельное заявление, в котором говорилось, что The Experience отстранили от концертов из-за жалобы «Дочерей американской революции»[13], посчитавших их шоу слишком эротичным. Участницы ДАР вряд ли были фанатками Хендрикса, пресс-релиз полностью сфабриковали. Тем не менее новость о том, что группу выгнали из-за чрезмерной эротичности выступлений, получила большую огласку, а заголовок в N.M.E. «Хендрикс: ушел сам или его заставили?» еще больше подогрел споры.
Из-за отмены тура в расписании The Experience возникла дыра. Они заполнили ее, вернувшись в студию в Нью-Йорке и запланировав несколько клубных концертов. Одним из немногих мест, где готовы были принять в последнюю минуту, было Café Au Go Go в Гринвич-Виллидж. Прошло меньше года с тех пор, как Хендрикс играл в Au Go Go под именем никому неизвестного Джими Джеймса. Теперь он вернулся в тот же клуб, где его оскорбил Джуниор Уэллс и где он был бэк-гитаристом у Джона Хэммонда. Зал был достаточно мал, и за концерт они получали лишь малую часть того, что могли заработать в Великобритании. Тем не менее было приятно наблюдать, как очереди из желающих попасть на выступление растягивались на целый квартал. Оказавшись в Нью-Йорке, Джими первым делом разыскал Чарльза Отиса и вернул ему сорок долларов, которые занял перед отъездом в Англию. Было приятно в конце концов вернуть долг, но еще лучше было то, что он совершил именно то, о чем говорил: насколько бы невероятным это ни казалось, он поехал в Лондон и вернулся звездой.
Глава 17Черный шумНью-Йорк, Нью-Йоркавгуст 1967 – февраль 1968
«Он играет вообще без рук и своей «квакушкой» [педаль wah-wah] безумно, но мелодично искажает звук гитары. И все это на такой максимальной громкости, что басы и барабаны создают цунами черного шума, который скорее чувствуешь давлением на глазные яблоки, чем слышишь ушами».
В течение следующего месяца The Experience проводили концерты в клубах Нью-Йорка, что позволило Джими восстановить контакты со своими друзьями из аптауна. Немногие в Гарлеме разбирались в музыкальном мире Англии, поэтому Джими привез с собой пластинку Are You Experienced, чтобы убедить друзей, что он и вправду стал сенсацией в Лондоне. «Мы не понимали, что он добился успеха, – вспоминал Танде-Ра Алим. – Вот Джеймс Браун – другое дело, да, он добился успеха. Но в Джими мы не были так уверены, ведь до нас молва о нем просто не доходила». Его одежда казалась Алимам странной, но когда Джими вытащил из кармана горсть ЛСД, они поняли, что перед ними уже не тот застенчивый мальчик, которого они знали раньше. И все равно, слушая его альбом, Алимы не были уверены, что Джими не привирал насчет своей славы. «Мы думали: “Бедный Джими, у него ничего не получается”», – вспоминал Тахарка. К тому времени близнецы уже стали первыми среди музыкантов Гарлема и организовали для Джими встречу с популярным чернокожим диджеем Фрэнки Крокером. Надежда была на то, что знакомство поможет ему попасть на радио, но Крокеру музыка не понравилась, никто не остался доволен встречей, и Джими ушел с нее в подавленном состоянии.
Как-то вечером Джими пришел с Алимами в Small’s Paradise, ожидая вернуться в знакомое место победителем. Вместо этого все вокруг стали смеяться над его причудливой одеждой, которая сильно выбивалась на фоне афроамериканского стиля местных. Чтобы избежать драки, Алимам пришлось извиниться за внешний вид Джими. «Все вокруг носили небольшие шляпы-федоры, в то время как на голове Джими громоздилась ведьминская шляпа с огромными полями, – вспоминал Танде-Ра. – В моде были обтягивающие брюки, а он постоянно надевал гигантские расклешенные. Что бы мы ни носили – он носил то же самое, но абсурдных размеров. Прическа, штаны – вообще все у него было больше. В сообществе темнокожих его недолюбливали».
В Гринвиче, куда все же доходили импортные копии британских синглов Джими, его приняли намного лучше. В лофте Баззи Линхарта – царстве музыки и наркотиков – с ним даже обращались как со знаменитостью. «У нас была буквально тонна красного ливанского гашиша, который кто-то доставил на частном самолете, – рассказывал Линхарт. – Джими, Дилан, Роджер Макгинн, Дэвид Кросби – все постоянно приходили в лофт». То ли Хендрикс очень скучал по Дилану, то ли все дело было в наркотиках, но Джими проводил в лофте многие вечера, обычно заканчивавшиеся джем-сессиями. Как-то раз Джими принял кислоту и играл восемь часов подряд, поражая всех своей выносливостью.
Даже Гринвич-Виллидж изменился за то время, пока Джими был в Англии. Битников заменили хиппи и скинхеды. Молодежь теперь разделялась по стилю одежды, употребляемым наркотикам и любимой музыке, в то время как расовая принадлежность имела куда меньшее значение. В том месяце The Experience неделю играли в клубе Salvation, и между выступлениями Джими ходил в расположенный неподалеку офис Crawdaddy, одного из первых рок-журналов. Может, некоторые музыканты и пытались влиять на прессу, но Джими никогда не ставил себе такой цели: «Мы много говорили о музыке, но иногда он просто заходил покурить травку, – вспоминал редактор Crawdaddy Пол Уильямс. – Когда вы вместе принимаете запрещенные препараты, вы становитесь соучастниками преступления. В то время Джими было спокойнее и комфортнее делать это в обществе белых хиппи». Джими стал таким любителем Crawdaddy, что когда журнал опубликовал его фотографию с короткой заметкой, он купил стопку экземпляров и раздал их зрителям на концерте в Byrds. Он кричал: «Меня зовут Джими Хендрикс. Прочтите этот журнал! Здесь обо мне написали». Реагировали лишь немногие. Этот случай показывает, как малоизвестен был Джими в США: в Лондоне поклонники преследовали его на улицах, пытаясь отрезать прядь волос, а в Штатах он раздавал брошюры со своей фотографией.
В августе того же года Джими встретился со своим старым другом по группе Кертисом Найтом и сыграл для него раннюю версию Axis. «Из этого получится что-то особенное», – сказал он Найту. Друзья хотели пойти поужинать, но у Джими не было с собой денег. Найт предложил ему взять в долг у Эда Чалпина, того самого продюсера, с которым Джими подписал контракт на рекламу за один доллар в 1965 году.
В два часа ночи Найт и Хендрикс пришли домой к Чалпину и разбудили его. Затем все трое отправились в закусочную. Сам факт такого совместного вечера крайне странен, и это лишний раз демонстрирует одну из главных и противоречивых черт Джими: он жил музыкой, но не обращал внимания на перипетии музыкальной индустрии. Умение жить моментом помогало Джими творить, но оно же мешало ему как следует обдумывать деловые сделки. Контракт, подписанный с Чалпином, преследовал его долгие годы: когда Джими стал знаменитым в Англии, Чалпин пытался помешать любым записям The Experience. Их конфликт даже дошел до суда – но при встрече Хендрикс обращался с ним как со старым другом.
По воспоминаниям самого Чалпина, ужин с Хендриксом и Найтом прошел на дружеской волне, и в конце он одолжил Джими небольшую сумму денег. Кажется абсурдным, но после этого посреди ночи Джими повел их в студию и записал для Чалпина шесть треков. Во время записи Джими предупредил, что его имя не должно появляться ни на одном треке. «Ты не можешь, ну… ставить на них мое имя», – сказал он. Чалпин вспоминал, что поведение Джими было приветливым и уж точно не таким, какого ждешь от противника по судебному делу. «Ему понравилось, как я организовал ему запись в 1965 году, и в 1967-м он вернулся за тем же», – считает он. Джими при этом, казалось, просто хотел покрасоваться мастерством в управлении «квакушкой». Чалпин записал треки на пленку и в конце концов выпустил их под именем Джими, что еще больше усложнило их юридический конфликт. Будто этого странного случая было недостаточно, Хендрикс еще раз вернулся в студию в августе и провел очередную сессию с Чалпином и Найтом.
В августе The Experience отыграли еще несколько концертов в Нью-Йорке и других городах Америки, в том числе в рамках шоу Hollywood Bowl, где открыли себя для семейной аудитории. 21 августа они улетели обратно в Англию, впервые за почти три месяца. О приезде в Великобританию написали в двух крупных газетах, а сами музыканты появились в нескольких телевизионных шоу, продвигая свой свежий сингл «Burning of the Midnight Lamp». Джими и Кэти Этчингем воссоединились, хотя очень скоро снова поссорились из-за ее готовки.