этот выбор, перемены пошли на пользу его здоровью: из-за стресса от работы с Хендриксом у Чендлера развилась алопеция и начали выпадать волосы. Уход Чеса был весомой потерей, потому что этот человек создал The Jimi Hendrix Experience. «Чес был одним из немногих, кто говорил Джими правду. После его ухода вокруг группы остались лишь поддакивающие болванчики», – заметила Кэти Этчингем. Джеффри предпочитал не вмешиваться даже в самые необычные решения Джими до тех пор, пока тот соглашался ездить на гастроли и записывать пластинки. Чендлер, напротив, был одним из немногих, кто сказал бы Джими, что он идет не по тому пути.
Позже Чес обвинил Джеффри в том, что он подсадил Джими на ЛСД и стал его «кислотным приятелем», чтобы втереться в доверие. Хендрикс действительно стал употреблять больше ЛСД: он чувствовал, что наркотик помогает ему писать песни, к тому же позволяет на какое-то время перестать быть Джими Хендриксом. «Кислота действительно освободила его, – вспоминал друг Джими Диринг Хоу. – Благодаря ей он возвысился над рок-н-роллом, над своим цветом кожи, над бременем славы. Она освободила его от всех обязательств». Когда журналисты спрашивали Джими о кислоте, он очень осторожно подбирал слова, чтобы не звучать как новичок. «Если бы я принимал ЛСД, то только для личного развлечения, для забавы или просто потому, что мне это нравится», – сказал он в 1967 году. Чаще всего Джими уходил от вопросов об употреблении наркотиков. «Музыка – это безопасный вид кайфа», – часто говорил он.
Разрыв с Чендлером означал для Джими смену места жительства: в то время они все еще жили в одной квартире. Этчингем арендовала новую квартиру на Брук-стрит, 23, в лондонском районе Мейфэйр. Квартира занимала два этажа в доме георгианской эпохи, на первом этаже располагалось кафе. Дом по соседству когда-то был резиденцией Джорджа Фридерика Генделя, который, как позже говорил Джими, вдохновил его на написание многих песен. Из-за известности Джими пришлось вносить арендную плату за шесть месяцев вперед, но зато в новом доме он мог шуметь столько, сколько хотел.
Тем летом у Джими на уме была еще одна аренда: они с Майклом Джеффри заключили договор о приобретении закрытого клуба Generation в Нью-Йорке по адресу 8-я Западная улица, 52. Он был одним из любимых мест Джими для джемов. Первоначально их идея заключалась в том, чтобы вновь открыть клуб, но в конце концов они решили перестроить его под студию. Одна из причин этой перемены скрывалась в астрономических счетах за аренду студии из-за долгих сессий во время записи альбома “Electric Ladyland” – за деньги, которые ушли на аренду, они спокойно купили бы студию.
К середине 1968 года Джими и Джеффри стали проводить все больше времени в США, где группа могла получать большие гонорары. «Я американец, – сказал Джими Melody Maker. – Мне близка Великобритания, но у меня нигде нет дома». В интервью с тем же журналистом Митч Митчелл был более прямолинеен: «Давайте посмотрим правде в глаза, в Штатах вращаются большие деньги». Только в США были большие арены, на которых в то время выступала группа.
О значительных переменах свидетельствовало и то, что Джеффри открыл менеджерский офис в Нью-Йорке, закрыв офис в Лондоне после того, как за него не заплатили арендную плату. «Когда я приехала в Лондон, чтобы забрать наши вещи, то обнаружила, что все исчезло, даже телефоны. Посреди офиса на полу была лишь большая стопка бумаг», – вспоминала Трикси Салливан. Несмотря на то что The Experience приносил все больше дохода, расходы росли в той же пропорции, и казалось, что все это предприятие было на волоске от краха. Ноэль Реддинг, как и некоторые другие члены команды, регулярно жаловался на то, что, по его мнению, Джеффри их обворовывает. «Проблема была в том, что мы даже не знали, сколько у нас денег, – заметила Трикси. – К тому же Майк и Джими жили по принципу «Давайте сразу все потратим»». Слыша, что за какой-то концерт они выручили десять тысяч долларов, Джими часто спускал эту сумму на украшения или одежду, не учитывая расходы на подготовку шоу или те 10 %, которые забирала офшорная компания Джеффри Yameta в качестве платы за руководство. Только на лимузины они тратили тысячи долларов в месяц. «Джими мог потратить десять тысяч в бутике на девушку, с которой только что встретился и больше никогда не увидится», – добавила Трикси. Счета в лондонском Speakeasy, в котором чаще всего обедала группа, превышали четыре тысячи долларов в месяц. Судебные издержки от продолжавшихся судебных разбирательств с Эдом Чалпином из-за контракта PPX также обходились Джими в тысячи долларов.
И Хендрикс, и Джеффри были чрезмерно щедрыми. В 1968 году в качестве компенсации за то, что Фейн Приджен поддерживала его, когда у него не было ни гроша в кармане, Хендрикс начал платить за нее арендную плату. После первого визита в Сиэтл Джими перевел отцу десять тысяч долларов на новую машину и пикап.
Кроме того, Джими также поддерживал разные предприятия, иногда непублично. Например, он дал десять тысяч Эбби Хоф-фман и The Yippies, когда они искали спонсора для анонимного распространения марихуаны. Идея состояла в том, чтобы разослать наркотик по почте людям, случайно выбранным из телефонного справочника Нью-Йорка. К косякам прилагалось письмо, в котором сообщалось, что, получив посылку, человек стал преступником, и рассказывалось, сколько людей на тот момент отбывали тюремный срок за хранение марихуаны. Первоначально The Yippies планировали отправить по почте четырнадцать тысяч косяков, но они не рассчитали, сколько времени уйдет на такое количество конвертов и самокруток, поэтому разослали лишь несколько тысяч. Вскоре о розыгрыше заговорили в телевизионных новостях. Об участии Джими в пранке стало известно лишь годы спустя.
В конце июля The Experience начали свое второе турне по США. Первый концерт проходил в городе Батон-Руж в штате Луизиана. Это было первое выступление группы на Глубоком Юге, и Реддинг и Митчелл были удивлены, обнаружив, что Джими нервничает. По словам Хендрикса, он испытывал опасения всякий раз, когда оказывался в государстве, в котором расовая сегрегация все еще оставалась нормой. Группа опоздала на самолет и была вынуждена заехать в город Шривпорт. От этого беспокойство Джими лишь усилилось. Когда The Experience остановились на обед, Джими сказал участникам, что не сможет пойти в выбранный ими ресторан. «Я не мог поверить, что это возможно, даже в Луизиане», – вспоминал Ноэль. Реддинг убедил Джими пойти вместе с ними. В итоге Хендрикс был единственным афроамериканцем в ресторане, и хотя им не отказали в обслуживании, группа привлекла много недовольных взглядов и поэтому быстро ушла. За несколько дней до этого они столкнулись в аэропорту с легендарным рокером Джерри Ли Льюисом – Льюис не узнал Хендрикса.
Теперь промоушеном большинства концертов Джими занимался Пэт О’Дэй из Сиэтла. По его воспоминаниям, на нескольких концертах на Юге атмосфера была напряженной. На одном из них Джими прошел за кулисы в обнимку с какой-то блондинкой. И тут один из полицейских, нанятых для защиты звезды, направил на него пистолет и закричал: «Ниггер не имеет права лапать эту девушку». О’Дэй испугался, что в тот день Джими застрелят на расовой почве. Один из напарников промоутера встал между Джими и пистолетом. Тут подоспели два других офицера и тоже направили оружие на Хендрикса. В конце концов полиция опустила пистолеты, но в ту ночь все сотрудники отдела безопасности уволились в знак протеста. «Они уволились, потому что им была невыносима мысль о чернокожем мужчине с белой девушкой», – сказал О’Дэй. Он был в ярости после случившегося, но Джими, кажется, сохранял спокойствие. «Пятьдесят лет назад я бы даже не смог войти в этот зал, – сказал ему Джими. – Еще через пятьдесят лет никому не будет до этого дела». В личном дневнике он был столь же философичен. В день происшествия он написал: «Мы могли бы изменить Америку, двигаясь не от белого к черному, а от старого к молодому… Можете ли вы представить, как меня защищает полиция Юга?» В конце была приписка, которая наверняка расстроила бы полицейских. Она написана рукой девушки, с которой Хендрикс познакомился в ту ночь: «Вернулся в отель, обкурился и занялся сексом с высокой блондинкой-южанкой».
В сентябре того года группа остановилась в Сиэтле в рамках тура. Второй визит в родной город прошел для Джими легче, чем первый, но все равно был насыщен событиями так же, как и предыдущий. Большую часть краткого пребывания в Сиэтле Джими провел на вечеринке вместе с Леоном. Это разозлило Эла, потому что он хотел похвастаться своим знаменитым сыном перед знакомыми. «Мы вернулись домой очень поздно и обнаружили, что он переполнен людьми, ожидавшими Джими, – вспоминал Леон. – Отец ждал в дверях, держа в руке ремень. Он сказал: “Мальчики, идите в комнату, вы получите ремня”». Джими и Леон недоверчиво посмотрели на Эла, недоумевая, действительно ли их собираются выпороть на глазах у толпы соседей. Джими было двадцать пять, Леону двадцать. Несколько соседей вмешались в эту сцену, и Эл убрал ремень, но злился всю ночь.
На следующее шоу, которое должно было состояться в Ванкувере, в Канаде, Джими поехал не с группой, а с семьей. Джими, Леон, Эл, его новая жена Джун и семилетняя Джейни, дочь Джун, которую Эл удочерил в том году, отправились в путешествие на новой машине, которую Джими купил отцу. Неподалеку от Маунт-Вернон, штат Вашингтон, они остановились пообедать в придорожном кафе Denny’s. Столик очень долго не обслуживали, Джими, должно быть, подумал, что снова оказался в Луизиане. Они были единственными небелыми посетителями в заведении, и остальные посетители смотрели на них во все глаза. «Мы просидели довольно долго, – вспоминал Леон. – Наконец к нам подошла маленькая девочка и попросила у Джими автограф. Родители попытались удержать ее, но она начала кричать: «Это же Джими Хендрикс!» Она подбежала к столу, и Джими дал ей автограф». Только после того, как остальные посетители узнали, кем был Джими, семью наконец обслужили. Даже в родном штате получить такое же отношение, как к белым, можно было, только если ты рок-звезда.