10 июля Джими должен был появиться в качестве гостя на Tonight Show с Джонни Карсоном. После ухода Ноэля он сразу же попытался разыскать своего старого армейского приятеля Билли Кокса, чтобы предложить ему стать басистом. Однако Билли переехал, что сильно осложняло его поиск. «До этого я жил рядом с мастером по ремонту телевизоров, – вспоминал Кокс. – Джими нашел номер того ремонтника, позвонил и сказал, что даст ему немного денег, если он сможет найти меня». Вскоре Кокс был найден и отправлен в Нью-Йорк, где начал репетировать с Митчем Митчеллом. Джими говорил, что уход Ноэля Реддинга не был большой потерей, однако выступления группы говорят об обратном: за шесть месяцев Джими выступил только на одном фестивале, отыграл один бесплатный уличный концерт и дал два полноценных шоу – нет сомнений, что это был самый спокойный период в профессиональной карьере Хендрикса. Он по-прежнему время от времени выступал в клубах, однако даже эти концерты стали более редкими.
На Tonight Show группа пришла в новом составе. В тот вечер Джонни Карсон заболел, поэтому в качестве приглашенного ведущего на замену наняли Флипа Уилсона. Журнал Rolling Stone назвал то появление на экранах телевизоров катастрофой – из-за того, что Джими постоянно хихикал и жевал жвачку, было почти невозможно разобрать, что он говорит. В то время Хендрикс постоянно жевал лакричную жвачку Blackjack, особенно когда нервничал. Еще строже журнал был настроен по отношению к Уилсону, который, по словам журналиста, «пытался дотянуться до уровня Хендрикса, похлопывая огромный арбуз». После короткой беседы с Уилсоном Джими вышел на сцену для своего первого публичного выступления с ритм-секцией Кокса и Митчелла. Они сыграли “Lover Man”, посвященную Брайану Джонсу. Музыканты прекрасно играли, но, к сожалению, у Джими взорвался усилитель, из-за чего прямая трансляция сорвалась.
К лету 1969 года Джими перенес большую часть своей жизни из Лондона в Нью-Йорк. После ухода Кэти Этчингем его любимыми наложницами стали Кармен Борреро и Девон Уилсон. В Лондоне в круг его друзей входили в основном Митч, Ноэль и Чес. В Нью-Йорке его дружеские связи расширились дальше контактов за пределами музыкального бизнеса и его группы. С Дирингом Хоу Джими впервые встретился в 1968 году – группа взяла в аренду яхту Хоу для однодневного круиза. После этого Диринг стал одним из ближайших друзей Джими. Семья Хоу владела несколькими отелями на Манхэттене, он был меломаном, но напрямую не занимался музыкальным бизнесом. «Я думаю, отчасти моя привлекательность заключалась в том, что я был богат и мне ничего от него не было нужно, – вспоминал Диринг. – У нас не было практически ничего общего, кроме любви к музыке».
Помимо Диринга Джими сдружился с двумя женщинами, владевшими бутиком, в котором он часто делал покупки. Колетт Мимрам и Стелла Дуглас были более образованными, чем Джими, и это качество, наряду с прекрасным чувством стиля, очень привлекало Хендрикса. «Он был просто очаровательным джентльменом, – вспоминала Колетт. – Думаю, его тянуло к нам, потому что мы отличались от его окружения. В его окружении все чего-то от него хотели, ни у кого, кроме него, не было работы, и он думал, что все просят от него подачек». Колетт, Стелла и Диринг стали первыми друзьями Джими за пределами музыкальной индустрии. «Мы познакомили его с определенной утонченностью, с которой он никогда раньше не сталкивался», – отметила Колетт. Диринг показал Джими, как правильно заказывать вино и еду в хорошем ресторане. Хендрикс никогда раньше так не делал.
Тем летом Колетт, Стелла, Джими и Диринг часто обедали вместе, сформировав своего рода салон. «Мы напоминали какую-нибудь компанию из двадцатых годов, – вспоминал Диринг. – Мы собирались вместе, ели и разговаривали». Частые ужины носили непринужденный характер и помогали Джими снять стресс, в котором он находился из-за карьеры. Одно из правил клуба гласило, что за столом никогда не будет обсуждаться работа. Джими часами мог говорить с друзьями об искусстве, философии, религии и политике. Он был очарован новой компанией – хотя бы потому, что с ними он становился учеником, постигающим азы светского общества, а не законодателем мод, которым он был в музыкальном мире.
То, что Джими начал проявлять интерес к другим областям, помимо музыки, сильно обеспокоило Майкла Джеффри: он отчаянно нуждался в том, чтобы Хендрикс как можно скорее закончил новый альбом. Чтобы ускорить этот процесс, тем летом Джеффри арендовал для Джими загородный дом. У самого Джеффри был дом недалеко от Вудстока, а арендуемый находился в десяти милях от него, рядом с Шоканом. Дом представлял собой каменный особняк с восемью спальнями, расположившийся на участке в десять акров (около 405 соток. – Прим. пер.). На территории также находились конюшня и бассейн. Арендная плата составляла три тысячи долларов в месяц, но Джеффри чувствовал, что, если в результате пребывания в этом доме новый альбом увидит свет, потраченные деньги окупятся. Чтобы удовлетворить все потребности Джими, Джеффри даже нанял повара и домработницу.
В новом доме Джими начал продумывать свой следующий шаг в музыке. Он решил использовать уход Ноэля как предлог для создания большой группы, о которой всегда мечтал. Сначала он нанял Ларри Ли, гитариста из Нашвилла, с которым играл много лет назад, на позицию ритм-гитариста. Затем к нему добавились два ударника, Джерри Велес и Джума Султан. Он пересекался с обоими в клубах Нью-Йорка, а Султан к тому же жил на ферме неподалеку от Вудстока. Ли, Султан, Велес и Билли Кокс переехали в поместье Шокан, чтобы сформировать группу. Работу осложнял тот факт, что у группы все еще не было барабанщика – было неясно, согласится ли занять эту роль Митч Митчелл, в то время пребывающий в Англии. Замешательство новой группы усилилось после того, как Джими уехал на день в Нью-Йорк и не вернулся. После звонка Джеффри музыканты узнали, что Джими в Марокко.
Первоначально Джими отправился в Нью-Йорк, чтобы проводить Диринга Хоу, который улетал в Африку к Колетт Мимрам и Стелле Дуглас. Диринг уговаривал Джими присоединиться к ним, утверждая, что нет смысла зарабатывать деньги, если их не на что тратить. Джими редко ослушивался менеджеров, но в этот раз поступил именно так. Он позвонил Майклу Джеффри и сказал, что улетает. Тот пришел в ярость, но не смог остановить Джими. Тогда он позвонил в полицию Торонто, которая должна была выдавать разрешение на любую поездку Хендрикса за пределы Соединенных Штатов, поскольку над ним все еще висело обвинение в хранении наркотиков. Джими отчаянно нуждался в передышке, и канадская конная полиция пошла ему навстречу, любезно одобрив выезд за границу.
В Северной Африке Джими провел девять дней. По всей вероятности, это было самое счастливое время в его жизни. «Это был его лучший и, возможно, единственный отпуск», – вспоминал Диринг. Приземлившись в Марокко, они встретились со Стеллой и Колетт, которые не знали о приезде Джими и были очень рады его видеть. Они арендовали старый «Крайслер» для поездок по пустыне и посещения достопримечательностей. Во время поездки они ели, разговаривали, покупали местные ковры и одежду и отдыхали. «Джими был в восторге, – вспоминал Диринг. – Было интересно наблюдать, как он, чернокожий мужчина, знакомится с Африкой. Ему очень понравились культура и люди. Во время поездки он много смеялся, больше, чем когда-либо до этого». Прибыв в Африку, Джими наконец нашел место, в котором его раса и известность не имели значения. В тот год он был самым известным музыкантом в мире, но никто в Африке не знал, кто он такой. Поездка показалась ему отсрочкой от бремени славы, на эти девять дней он смог отбросить свой образ рок-звезды и наслаждаться жизнью. «Казалось, отпуск придал ему сил, – сказала Колетт. – Поездка зарядила его энергией». За время путешествия Джими узнали всего пару раз. Например, как-то раз его узнали два актера из Нью-Йорка, и Джими быстро с ними подружился. Однажды вечером он пошел читать стихи и был благодарен за то, что аудиторию развлекал кто-то другой. «Мы говорили о театре, искусстве, Африке, но никогда не затрагивали музыку», – рассказывал Диринг.
6 августа Джими улетел обратно, а его друзья остались наслаждаться своим продолжительным отпуском. Его собственный отпуск, как оказалось, закончился не полностью: во время пересадки в парижском аэропорту он столкнулся с Брижит Бардо. Позже Джими расскажет Дирингу, что решил пропустить свой рейс в попытке переспать со знаменитой актрисой: ему удалось, и в течение двух дней, что его безуспешно разыскивало руководство, у него был тайный роман с Бардо. Пропустить рейс из-за возможности соблазнить известную французскую актрису было безумием, но это безумие прекрасно иллюстрирует жизнерадостность, присущую Джими. Настоящим безумием было то, что Хендриксу фактически пришлось уйти в подполье, чтобы сбежать от требований руководства и карьеры. Играя в клубах Нью-Йорка и гастролируя по Chitlin’ Circuit, он стремился прославиться, но с тех пор, как стал известным, жаждал только одного – анонимности.
Наконец Джими вернулся в Америку. Путешествие, казалось, подарило его музыке второе дыхание. Вернувшись, он захотел играть на акустической, а не электрогитаре, и был вдохновлен африканской музыкой, которую услышал в Марокко. Во время джем-сессий в поместье Шокан он стал исследовать эту территорию, сделав ряд записей, в которых участвовали только он и Джума Султан. «Были только его акустическая гитара и моя перкуссия, – вспоминал Султан, – и это было феноменально. Звучание чем-то напоминало Уэса Монтгомери или Сеговию, но с марокканскими мотивами».
Хотя Африка и расширила музыкальное видение Джими, один эпизод африканской поездки запомнился ему на всю жизнь и стал причиной ночных кошмаров. В Марокко жили родственники Колетт Мимрам, в том числе ее дед, который был вождем племени. Мужчина недавно повторно женился, и его новая жена была известной ясновидящей, служившей королю Марокко. В один из дней Джими встретился с этой пожилой женщиной. Она ничего не знала о его истории или карьере, но сразу же объявила, что его лоб указывает на художественный гений. Джи