Глава 23Запретный плодНью-Йорк, Нью-Йоркдекабрь 1969 – апрель 1970
«За ним охотилось столько женщин, будто бы он был запретным плодом».
Осенью 1969 года Джими снял апартаменты на Западной 12-й Западной улице, 59, в Гринвич-Виллидж. Это была его первая собственная квартира в Нью-Йорке, поэтому он с энтузиазмом занялся ее обустройством вместе со своей подругой Колетт Мимрам. Стены он завесил покрывалами и молитвенными ковриками, а над кроватью повесил балдахин. В гостиной поставил три низких дивана и разложил по оставшемуся пространству подушки. «Квартира напоминала марокканский базар. Не хватало лишь кальяна в центре комнаты, – вспоминала Колетт. – Весь потолок был покрыт африканским текстилем».
Превратив квартиру в экзотический оазис, Джими на контрасте постарался придать своему облику как можно более «обычный» вид – подстригся, надел синий блейзер и простые серые брюки. Он готовился к предстоящему судебному разбирательству и в воскресенье, 7 декабря, вылетел в Торонто.
Заседание суда началось в понедельник, 8 декабря, в 10 утра. В зале присутствовало двенадцать присяжных и судья в белом парике. Прокурор сначала вызвал полицейских, обнаруживших наркотики, а затем сотрудников лаборатории, определивших, что белый порошок был героином. Исход дела казался очевидным, и после трех часов показаний сторона обвинения взяла перерыв.
Адвокаты Джими никак не могли оспорить факт хранения наркотиков, поэтому линия защиты строилась на предположении о том, что Джими не знал о содержимом своей сумки. Защита утверждала, что фанаты часто дарили группе подарки, среди которых были наркотики. Адвокаты вызвали Джими дать показания в свою защиту. На вопрос о прошлом он повторил историю о том, как уволился из армии после перелома лодыжки, но также добавил, что «бывал на учениях на Филиппинах и в Германии», что явно не соответствовало действительности. Свою музыку он назвал «электронным блюзом».
После Джими огласил длинный список людей, вовлеченных в его туры, и описал, насколько хаотичной и беспорядочной была организация. Он перечислил различные подарки, которые за много лет получил от фанатов: среди них были плюшевые медвежата, шарфы и печенье с гашишем. Джими также засвидетельствовал, что фанаты присылали ему по почте подарки с ЛСД. Хендрикс утверждал, что за последний год стал употреблять меньше наркотиков: «Я чувствую, что перерос это», – сказал он суду. Важнее всего для его дела было то, что он рассказал о том, как в последний день в Лос-Анджелесе пожаловался на головную боль и какая-то «девушка в желтом топе» дала ему пузырек, в котором, как он думал, было болеутоляющее. Он сунул пузырек в сумку и напрочь забыл о его существовании. Джими утверждал, что понятия не имел, что это был героин.
На перекрестном допросе Джими признался, что видел, как два человека употребляли героин, но сам был к этому непричастен. Прокурор счел линию защиты нелепой и спросил:
– Вас обвиняют в серьезном преступлении, но ваше доказательство невиновности заключается в том, что вы не знаете, как наркотик туда попал или кто его туда положил?
– Да, – ответил Джими.
Следующим свидетелем по делу выступила репортер UPI Шэрон Лоуренс. Она засвидетельствовала, что была в гостиничном номере, когда Джими пожаловался на плохое самочувствие, и вспомнила, что кто-то из поклонников передал ему что-то. Прокурор снова выразил недоверие по этому поводу, но Лоуренс рассказала подробнее о мелких деталях, которые заметила. Затем в защиту Джими выступил Чес Чендлер: он очаровал присяжных своим ньюкаслским акцентом и отметил, что в тот день группа была завалена подарками от фанаток. Также он заметил, что, когда он был участником The Animals, «презенты» с наркотиками от поклонников были обычным делом: «Нашим главным правилом было никогда не есть пирожные и сладости, переданные в гримерку». После этих слов дело было передано на рассмотрение присяжных. После совещания, которое заняло самые долгие восемь часов в жизни Джими, они вынесли оправдательный вердикт. По словам Хендрикса, это был «лучший рождественский подарок, который я мог получить». Он прилетел обратно в Нью-Йорк и сразу же обкурился гашишем.
Через два месяца после суда репортеры Rolling Stone спросили Джими о его словах, произнесенных в Торонто, о том, что он перерос свое увлечение травкой. Хендрикс разразился смехом и долго не мог остановиться: «Ну, по крайней мере, остановил его рост». Репортер снова повторил вопрос. «Не знаю, – ответил Джими с громким смехом, – сейчас я слишком… одурманен». Юмористический стиль Хендрикса строился на остротах, но этот пассаж был слишком смешным даже для него. Сохранять невозмутимое выражение лица не вышло, и он покатился со смеху.
Решение суда стало для Джими временной передышкой, однако его беспокоило множество других неотложных вопросов. Строительство студии, которую они с Майклом Джеффри в конце концов назвали Electric Lady Studios, заняло намного больше времени, чем они планировали, а расходы значительно вышли за рамки предусмотренного бюджета: на этот момент они потратили уже 369 тысяч долларов, и для завершения строительства пришлось занять еще 300 тысяч у Warner Bros. Как будто головной боли от финансовых проблем было недостаточно, Эд Чалпин наконец обсудил с Джими и американскими звукозаписывающими компаниями детали контракта PPX – за границей это дело все еще оставалось незавершенным. По условиям соглашения, в Штатах Чалпин получал долю прибыли от трех студийных альбомов Джими, вышедших на тот момент, а также забирал всю прибыль от следующего альбома, который Чалпин договорился выпустить через Capitol Records. Понимая, что следующий альбом пойдет на пользу карманам Чалпина, а не его собственным, в начале декабря Джими решил выпустить не полноценный альбом, а диск с живыми записями с четырех концертов, запланированных на конец года в Fillmore East.
Покончив с этим, Джими приступил к формированию новой группы. Он рассматривал кандидатуры нескольких музыкантов и предложил пригласить в новый коллектив Джека Кэссиди из Jefferson Airplane и Стива Уинвуда из Traffic, сформировав тем самым своеобразную «супергруппу» из топовых музыкантов. Однако эти идеи было сложно претворить в жизнь, и в конце концов от них отказались. Джими также хотел бы играть с Бадди Майлзом, с которым подружился в предыдущем году, и он решил создать трио с Бадди и Билли Коксом. «Он хотел черную группу и черного барабанщика, – вспоминал Бадди. – Он хотел вернуться к истокам, вернуться к тому, что действительно любил, а это были в основном соул, R&B и блюз». Бадди был разносторонне одаренным барабанщиком и к тому же умел петь, а именно этого Джими уже некоторое время хотелось получить от товарища по группе. Джими решил назвать группу Band of Gypsys (англ. «Группа цыган»). Это название родилось из слов Митча Митчелла по поводу типичного бэкстейдж-окружения Джими («Это как будто группа цыган»), но по иронии судьбы Митч не стал частью группы – впервые за три года Джими не использовал барабанщика. На название, возможно, также повлияли истории, которые Джими слышал от своей светлокожей матери, которую в детстве часто принимали за цыганку. Неправильное написание названия (Gypsys вместо Gypsies) было типично для Джими. Конец декабря группа посвятила репетициям – за десять дней сессий они написали несколько новых песен.
Одной из них была “Earth Blues”, в которой бэк-вокалистом выступила Ронни Спектор из The Ronettes. Как-то в декабре того года Спектор зашла в квартиру Джими и застала его в постели с пятью женщинами. «Они бездельничали, ссорились из-за того, кто зажжет ему сигарету или принесет выпить, – вспоминала она. – Выглядело так, будто он был шейхом. Он разлегся на кровати как король». Как только у Джими появилось постоянное место жительства, он обнаружил, что теперь его окружают десятки молодых женщин, несмотря на то что у него были постоянные подружки в лице Девон Уилсон и Кармен Борреро. В его многоквартирном доме был швейцар, который звонил ему, когда подруги появлялись без предупреждения. Джими был богат, талантлив и находчив, поэтому многие девушки хотели построить с ним настоящие отношения, однако чаще всего он привлекал групи – по крайней мере отчасти это была заслуга знаменитого гипсового слепка. Для фанаток он был сексуальным трофеем, точно так же, как и они для него, хотя Джими уже давно сбился со счета своих подружек. «За ним охотилось столько женщин, будто бы он был запретным плодом, – вспоминал Баззи Линхарт. – Однако девушки видели в нем не человека, а объект. В этом не было романтики». Учитывая все потери, через которые ему пришлось пройти в детстве, вполне возможно, что он боялся сблизиться с кем-либо слишком сильно из-за страха быть снова брошенным. Быстрые и почти анонимные сексуальные связи не требовали никаких эмоциональных вложений, а следовательно, и не несли риска получить травму.
Ронни Спектор была заинтересована только в профессиональных отношениях с Джими, хотя он открыто флиртовал с ней, даже когда был окружен толпой других женщин. В студии Ронни обнаружила, что Джими – еще больший перфекционист, чем Фил Спектор, настаивающий на десятках повторных дублей даже после того, как песня была готова. После окончания сессии Ронни подвезла Джими и его свиту из молодых девушек до дома. На следующее утро она открыла свою дверь и обнаружила его, прислонившегося к ее дверному косяку с застенчивой улыбкой на лице. Он был один. Его предлогом для того, чтобы зайти, было то, что он оставил мастер-кассеты в ее машине; Спектор подозревала, что его настоящим намерением было переспать с ней. Будучи в то время замужем, она улыбнулась, поблагодарила Джими за сессию, нашла кассету и спровадила его восвояси. «Он был похож на чернокожего Хью Хефнера», – сказала Спектор. Немногие женщины могли устоять перед его хитрой техникой соблазнения, но Ронни тоже была не пальцем делана.