Джими провел по крайней мере часть следующего дня с Моникой. Ближе к вечеру они зашли на вечеринку, где Моника представлялась всем вокруг его невестой. Хотя многое в ее рассказе было преувеличено, вполне можно поверить, что Джими опрометчиво попросил ее руки; всего несколько дней назад он попросил того же у Кирстен Нефер. Однако любое предложение вряд ли отражало истинное намерение вступить в брак. Позже тем же вечером Джими и Моника снова отправились в клуб Ронни Скотта, где ему все же удалось выступить с Эриком Бердоном. «В тот вечер Джими выглядел лучше», – вспоминал Бердон. Они сыграли “Tobacco Road” и “Mother Earth”, при этом Хендрикс предпочел вернуться к своей старой роли гитариста. После джема Джими провел ночь в отеле Моники.
На следующее утро, 17 сентября, Джими проснулся поздно. Около двух часов дня он выпил чай в маленьком садике возле отеля. Моника сделала двадцать девять фотографий, на некоторых из них Джими играл на своей черной электрогитаре, которую прозвал «черной красавицей». Во второй половине дня они отправились в банк, аптеку и на антикварный рынок. Джими купил рубашки и брюки. Моника утверждала, что ни на минуту не упускала его из виду, но каким-то образом несколько человек, включая Митча Митчелла и Джерри Стикеллса, связались с ним по телефону в отеле на другом конце города, где, с его слов, он был один. Митч вспоминал, что они с Джими договорились встретиться позже вечером, чтобы поиграть со Слаем Стоуном, но Джими не пришел. В тот день на Кингз-роуд пара столкнулась с Девон Уилсон. Девон прилетела в Лондон довольно быстро и удивилась, обнаружив, что Кирстен Нефер уже заменила другая подружка. Девон пригласила его на вечеринку тем вечером, и Джими сказал, что придет. Моника не ответила на приглашение, хотя ледяной взгляд, которым они обменялись с Девон, говорил сам за себя.
Затем они поехали в сторону его отеля. Пока они стояли в пробке, мужчина в машине рядом с Моникой опустил боковое стекло, ухмыльнулся и пригласил Джими на чай. Тот согласился и последовал за машиной, в которой находились мужчина и две молодые женщины. Монике затея не нравилась, но с такой спонтанностью Джими прожил всю свою жизнь.
Молодым человеком оказался Филипп Харви, сын английского лорда. Около половины шестого вечера компания прибыла в его роскошный дом. Через коридор длиной тридцать футов, увешанный зеркалами, настоящую «комнату, полную зеркал», они прошли в большую гостиную. Дом был богато обставлен в ближневосточном стиле и очень походил на нью-йоркскую квартиру Джими. В этом великолепии Хендрикс сразу почувствовал себя комфортно. Все сидели на подушках, курили и пили чай с вином. Они болтали о своих карьерах, и, когда Харви поинтересовался о планах Джими на будущее, тот ответил, что снова переедет в Лондон. Около 10 часов вечера Моника вконец рассердилась, считая, что ей вообще не уделяют никакого внимания. Она заявила: «С меня хватит!» – и выбежала из дома. Джими вышел на улицу, чтобы вернуть ее обратно. Харви и две девушки слышали, как она громко кричала на улице. «Ты гребаная свинья», – сказала она среди прочего. Позже в суде Харви признался, что, по его мнению, Моника ревновала Джими к другим женщинам. Хозяин дома вышел и попросил их успокоиться, опасаясь, что из-за шума соседи вызовут полицию. Джими и Моника продолжали спорить еще тридцать минут, хотя крики, казалось, стихли. В 22:40 Джими зашел в дом, извинился за поведение Моники и ушел.
Он вернулся в номер Моники и принял ванну. После этого сел и написал текст к песне под названием “The Story of Life” (англ. «История жизни»). Часом позже Моника подвезла его на вечеринку в дом Пита Камерона. Сама она не осталась, скорее всего, из-за недавней ссоры. Пит Камерон помог создать Track Records, и Джими жаловался ему на многочисленные проблемы в бизнесе. Также на вечеринке были Девон Уилсон, Стелла Дуглас и Энджи Бердон, бывшая жена Эрика. Джими поел китайской еды, принял по крайней мере одну таблетку амфетамина и, учитывая его безрассудное употребление наркотиков в том месяце, по всей вероятности, принял несколько других препаратов. Всего через 30 минут Моника приехала забрать Джими с вечеринки; Стелла Дуглас сказала ей вернуться позже. Вернулась Моника очень скоро. «[Джими] разозлился, потому что она не оставляла его в покое, – написала позже Энджи Бердон в письме Кэти Этчингем. – [Джими] снова попросил Стеллу выпроводить ее, Стелла была груба с ней, и цыпочка попросила поговорить непосредственно с Джими». Хендрикс поговорил с Моникой и вместе с ней внезапно покинул вечеринку примерно в три часа ночи.
Свидетельницей следующих нескольких часов жизни Джими была только Моника, и большую часть рассказанного ею можно рассматривать как попытку преувеличить роль невесты музыканта. Так, она утверждала, что приготовила ему сэндвич с тунцом перед тем, как он лег спать, – при этом Кэти Этчингем заявила, что Джими терпеть не мог тунец, и несколько человек засвидетельствовали, что в квартире не было никакой еды. Моника также утверждала, что около четырех утра, выпив немного вина, Джими попросил снотворного. Эта часть ее истории правдоподобна: Джими часто принимал снотворное, и после принятого недавно амфетамина он, должно быть, был на взводе. Смешивать столько наркотиков с алкоголем было для него обычной практикой, за предыдущие две недели он делал это уже несколько раз. В своих мемуарах Моника утверждала, что не давала Джими никакого снотворного: «Я убедила его подождать еще немного, надеясь, что он заснет сам». Около шести утра, когда Джими еще не спал, Моника тайком приняла снотворное и немного вздремнула.
Снотворное Моники Даннеманн представляло собой мощный седативный препарат немецкого производства под названием «Веспаракс». Предполагалось, что пациент должен принимать только половину таблетки за раз – прием целой таблетки, по словам Моники, погрузил бы человека в очень глубокий и долгий сон; это ставит под сомнение ее заявление о том, что свое снотворное она приняла в шесть утра, а проснулась несколько часов спустя. Скорее всего, тем утром около четырех она приняла целую таблетку и потому пропустила все, что происходило в ее комнате в следующие часы.
Пока Моника спала, Джими бодрствовал. Несмотря на то что в течение предыдущих двух недель – а на самом деле всех двух лет – он жаловался на усталость, заснуть он не мог. Моника рассказала, что ее снотворное было на другой стороне комнаты; в какой-то момент рано утром Джими обнаружил «Веспаракс». В запасе Моники было пятьдесят таблеток, он принял девять. По всей вероятности, у него создалось впечатление, что таблетки слабее, чем обычное снотворное, и, отчаянно нуждаясь в отдыхе, он принял побольше. Если он намеревался покончить с собой, было странно, что он оставил в баночке более сорока таблеток.
Как бы то ни было, девять таблеток, которые он проглотил, почти в двадцать раз превышали дозу, рекомендованную для человека телосложения и веса Джими, и он быстро потерял сознание. В какой-то момент тем ранним утром комбинация из «Веспаракса», алкоголя и других наркотиков, которые он принимал ночью, привела к тому, что у Джими поднялось содержимое желудка. То, что он выплевывал, – в основном вино и непереваренная пища – затем попадало в легкие, в результате чего он перестал дышать. У трезвого человека появился бы рвотный рефлекс и тот откашлялся бы, но Джими был слишком пьян. Если бы Моника услышала, как он задыхается, она могла бы прочистить ему дыхательные пути. Так, годом ранее Кармен Борреро регулярно просыпалась, слыша, как Джими задыхается, и несколько раз прочищала ему трахею.
Но пасмурным утром 18 сентября 1970 года на помощь никто не пришел. Обстоятельства, которые привели Джими в этот гостиничный номер, как и то, что с ним там произошло, были исключительно на его совести. Хотя рядом с ним спала молодая женщина, на самом деле она была незнакомкой, и, по сути, Джими оказался наедине со своей судьбой. Ранним утром, примерно в то время, когда остальной Лондон просыпался, он скончался. Как он и предсказывал всего за две недели до этого в Дании во время интервью, он не дожил до своего двадцать восьмого дня рождения. Ему было двадцать семь лет, а до четырехлетней годовщины первого приезда Джими в Лондон оставалось всего пять дней.
Глава 27Мой поезд приближаетсяЛондон, Великобританиясентябрь 1970 – апрель 2004
«Экспресс увез их, и они жили долго и счастливо, и, извините, кажется, я слышу, как приближается мой поезд».
Моника Даннеманн рассказывала несколько разных версий того, что произошло, когда она проснулась в пятницу, 18 сентября 1970 года, и обнаружила лежащего рядом мертвого Джими Хендрикса. По одной из ее версий, Джими на самом деле не был мертв, а просто выглядел больным, она вызвала скорую помощь, и Джими скончался по дороге в больницу в результате некомпетентности медицинской бригады. Эта история, наряду с несколькими другими вариантами, была опровергнута расследованием Скотленд-Ярда в 1994 году. Моника с упорством придерживалась этой версии произошедшего, даже когда все улики указывали на то, что ее история была откровенной ложью.
Должно быть, в то утро Моника проснулась, пошатываясь от снотворного, и обнаружила рядом с собой труп одной из самых известных рок-звезд в мире. Она сделала то, что сделало бы большинство двадцатипятилетних в подобных обстоятельствах: запаниковала. Она не была близко знакома ни с кем из друзей Джими, но начала отчаянно набирать номера тех людей, о которых он при ней говорил. После нескольких телефонных звонков она наконец дозвонилась до Эрика Бердона. Вместо того чтобы заявить, что Джими мертв, Моника сказала Эрику, что Джими «болен и не может проснуться».
Позже Бердон вспоминал, что уговаривал Монику вызвать скорую помощь, но сколько времени прошло между их разговором и ее вызовом, неясно. Согласно официальным отчетам, скорую вызвали в 11:18. Бригада медиков приехала в 11:27. Незадолго до этого на место приехал Эрик и, обнаружив, что Джими уже мертв, забеспокоился о наркотиках. Нельзя недооценивать наркотическую истерию 1970-х годов в Лондоне; немногие звезды в то время были так тесно связаны с наркотиками в глазах общественности, как Джими, – если бы его нашли мертвым с горой запрещенных веществ в квартире у незнакомой женщины, наверняка бы началась масштабная охота на ведьм среди его друзей, коллег и знакомых.