Комната, полная зеркал. Биография Джими Хендрикса — страница 72 из 74

Судебный процесс и так был непростым, но дело осложнилось еще больше после того, как к иску Леона присоединились еще семеро родственников: все они были бенефициарами завещания Эла, а кроме того, среди истцов была родная сестра Джейни – Линда Джинка. Присоединившиеся к делу истцы утверждали, что, несмотря на то что на бумаге в их распоряжении были многомиллионные трасты, которые в 1997 году учредил Эл Хендрикс, за все это время они не получили ни одной выплаты. В этом они обвиняли распоряжавшуюся трастами Джейни Хендрикс. Кроме того, поверенный бенефициаров Дэвид Осгуд утверждал, что компания Hendrix Experience управлялась настолько плохо, а зарплата Джейни была настолько велика (только в 2001 году она получила 804 600 долларов), что трасты и вовсе могут оказаться не в состоянии что-либо выплатить.

В суде Джейни и Боб Хендриксы настаивали на том, что не были замешаны ни в составлении завещаний Эла, ни в распоряжении оставленными им трастами, а также на том, что факт того, что Эл лишил своего сына Леона наследства, был для них такой же неожиданностью, как и для всех остальных членов семьи. Адвокаты Джейни и сама ответчица заявили, что Эл изменил свое завещание не из-за каких-либо слов или действий Джейни, а из-за проблем Леона с наркотиками. Кроме того, сторона защиты утверждала, что последняя версия завещания Эла имела законную силу, так как процесс его подписания был зафиксирован на видео. Что касается трастов, Джейни утверждала, что сейчас их финансированию препятствуют судебные издержки, связанные с иском Леона, и долги компании, но она заверила суд, что трасты, несомненно, будут финансироваться в дальнейшем.

В то время, когда иск Леона находился на рассмотрении суда, Ноэль Реддинг готовил собственный иск против Hendrix Experience. Ноэль обвинял компанию в том, что, когда он отказывался от своих прав на роялти, его интересы представляли ненадлежащим образом, а кроме того, ему обещали пересмотреть соглашения после смерти Эла Хендрикса. Комментируя в апреле 2002 года отсутствие у него и Митча каких-либо постоянных доходов от The Experience, Ноэль сказал: «Будь у Джими восемь рук, он смог бы организовать группу без Митчелла и меня». Месяц спустя во время подготовки своего иска Ноэль Рединг в возрасте пятидесяти семи лет внезапно скончался от болезни печени.


Судебная тяжба между Леоном и Джейни Хендрикс была долгой, тяжелой и дорогостоящей. Процесс дачи показаний и ходатайств растянулся почти на два года. Наконец 28 июня 2004 года в переполненном зале суда округа Кинг судья Джеффри Рамсделл объявил судебный процесс открытым. Разбирательство оказалось непростым и наполненным неожиданными заявлениями, однако, пожалуй, сам удивительный поворот дела произошел в 11 часов, когда в зале суда появился не кто иной, как Джо Хендрикс – сын Эла, которого тот отдал на усыновление почти пятьдесят лет назад. Джо обратился к суду с просьбой предоставить ему статус свидетеля по делу, а также включить его в список наследников. Многие родственники не видели Джо годами: его воспитывала приемная мать, и долгое время он пробыл в разных медицинских учреждениях. Более десяти лет Джо жил в бедности. Однажды в конце девяностых он столкнулся с Элом Хендриксом в местном магазине. Хотя они не виделись друг с другом много лет, окружающие сразу поняли, что это отец и сын, с возрастом сходство мужчин стало таким явным, что их могли бы принять за братьев. Эл обнял Джо и сказал: «Сын мой, сынок». Вот какими были их отношения. Однако в суде Джо утверждал, что, будучи биологическим сыном Эла, имеет такие же права на наследство своего отца, как и кто-либо другой.

Судья Рамсделл приказал Джо пройти тест на анализ ДНК. Образец ДНК Джо сравнили с образцом крови, который Эл сдал несколькими годами ранее, когда забеременела его девушка. Тест показал отрицательный результат. Это означало, что Джо не был его ребенком. В результате судья Рамсделл отклонил его заявление, однако, учитывая феноменальное сходство между Джо и покойным, многие присутствующие в зале суда были шокированы результатами анализа ДНК. «С тем образцом крови было что-то не так, – рассказал друг Джо Джеймс Прайор. – Это просто не могло быть правдой».

Леона Хендрикса суд также обязал пройти тест ДНК: для анализа снова использовался образец крови Эла. После получения результатов теста адвокаты Джейни Хендрикс попытались представить их суду в рамках дела. Однако судья Рамсделл постановил, что результаты анализа – какими бы они ни были – не имели никакого значения, поскольку по закону штата Вашингтон Леон был сыном Эла. Кроме того, он, конечно же, бесспорно был братом Джими, так как их обоих родила Люсиль. Судья распорядился засекретить результаты ДНК теста Леона. Во время процесса ни одна из сторон ни разу не сравнивала ДНК Леона или Джо друг с другом или с ДНК Джими. По словам Леона, Джими не верил, что Эл был его биологическим отцом, однако узнать, было ли это просто безосновательным предположением, высказанным подростком Джими в приступе гнева, или же оно основывалось на каких-то сведениях, полученных от Люсиль, без дальнейшего тестирования двух мертвых мужчин узнать невозможно. Если не брать во внимание тестирование, единственная неоспоримая родословная в любой семье идет по материнской линии. Нет никаких сомнений в том, что Люсиль была матерью Джими, Леона, Джо, Памелы, Кэти и Альфреда Хендриксов.

Судебное разбирательство между Леоном и Джейни растянулось на три месяца. Во время дела свои показания дали многие члены и друзья семьи. Первым свидетелем по делу выступила Долорес Холл. На момент суда женщине было восемьдесят четыре года, поэтому неудивительно, что для того, чтобы добраться до свидетельской трибуны, ей понадобились ходунки. Долорес засвидетельствовала, что Эл прямо сказал ей, что позаботится о Леоне в своем завещании. Долорес, принимавшая непосредственное участие в воспитании Джими, за всю жизнь не получила никакой финансовой прибыли от успеха своего знаменитого племянника – вместо этого она жила на социальное пособие. Однако в обязанности судьи Рамсделла не входило определение того, чью сторону поддержал бы Джими, вместо этого судебный процесс должен был убедиться, что все пожелания Эла Хендрикса были соблюдены. Главный юридический вопрос заключался в том, была ли воля, высказанная в последнем завещании Эла, истинной, и понимал ли Эл, составляя документ, что оставляет своего сына Леона без наследства. Что же до вопроса о том, хотел ли Джими, чтобы его брат унаследовал часть его состояния, в нем все знавшие Джими с детства мужчины и женщины были единогласны: «Джими хотел бы, чтобы Леон получил наследство и чтобы о его брате позаботились, – сказал Джимми Уильямс, также дававший показания на суде. – В этом нет абсолютно никаких сомнений».

Судья Рамсделл вынес свое решение 24 сентября 2004 года – через неделю после тридцать пятой годовщины смерти Джими. Толпа слушала его вердикт в переполненном здании суда округа Кинг. Об этом не упомянул ни один свидетель, но дело рассматривали в том же здании суда, в котором давали свои брачные клятвы Люсиль и Эл и где позже они развелись и отказались от своих четверых детей. В решении, вынесенном на тридцати пяти страницах, судья Рамсделл отклонил требования Леона и поддержал последнюю версию завещания Эла. Хотя судья согласился с некоторыми обвинениями Леона – например, в том, что Джейни в определенной степени оказывала влияние на своего отца, – он пришел к выводу, что наркотическая зависимость Леона и его частые требования денег могли дать Элу повод исключить его из завещания без непосредственного участия в этом Джейни. По итогам судебного процесса в наследство Леон получил лишь единственную золотую пластинку, выбранную Джейни, и огромный счет за судебные издержки. В начале 2005 года Леон начал обжалование решения судьи Рамсделла.

В отдельном деле о бенефициарах, указанных в завещании Эла, судья Рамсделл постановил, что доказательства финансовых нарушений были достаточно весомыми, чтобы отстранить Джейни Хендрикс от должности попечителя трастов и передать управление в руки независимой стороны. Кроме того, суд обязал Джейни выплатить гонорары адвокатам, представлявшим интересы бенефициаров по этой части дела.


Хотя борьба между Леоном и Джейни была сосредоточена вокруг дележки наследства, во время судебного разбирательства всплыл как минимум один вопрос, не имевший никакого отношения к деньгам, – он был связан с местами захоронения. Изначально Эл был похоронен в одной могиле с Джими на Мемориальном кладбище Гринвуд. Несколько месяцев спустя, накануне шестидесятой годовщины со дня рождения Джими, останки были перенесены в новый гранитный мемориал высотой тридцать футов (около 9 м. – Прим. пер.). Монумент стоимостью один миллион долларов находился в сотне ярдов (около 90 м. – Прим. пер.) севернее изначального места погребения.

При транспортировке гробы тридцатилетней давности часто разваливаются, однако могила Джими была защищена цементным барьером, установленным для защиты от потенциальных расхитителей и осквернителей, поэтому останки музыканта остались нетронутыми. Эксгумация проводилась ночью, когда кладбище закрыли для посещения. Поскольку останки были перемещены на территорию кладбища, а не вывезены за его пределы, Джейни Хендрикс не нуждалась в одобрении остальных членов семьи для проведения процедуры. После того как несколько месяцев спустя Леон узнал об эксгумации брата от журналистов, адвокаты направили письмо протеста адвокатам Джейни. Однако из-за того, что тела были перемещены и заключены в новую гранитную конструкцию, дело представлялось спорным. Леон возмущался тому, сколько денег было потрачено на новый мемориал, в то время как Люсиль, их с Джими родная мать, была погребена в бедной могиле даже без надгробия.

Адвокаты Джейни ответили, что Эл никогда не давал никаких указаний по поводу надгробия Люсиль, и заявили, что он не хотел, чтобы Люсиль была перезахоронена. Этому утверждению противоречили по крайней мере два доказательства: когда Эл заключал контракт с кладбищем на установку нового мемориала для сына, он указал Люсиль как одну из тех, кого хотел бы перезахоронить в новую могилу. Долорес Холл также дала показания: Эл говорил ей, что позаботится о том, чтобы у могилы Люсиль было подобающее надгробие. «У него было столько денег, а на могиле Люсиль даже нет ее имени, – сказа