Им требуется несколько секунд, чтобы оценить обстановку. Помещение длиной больше футбольного поля полно густых теней, кое-где царит полная темнота. Лишь в одном месте виден шар света – похоже, от газовой лампы. Бочки, всевозможный мусор. Пустой садовый стул. И еще один стул, не пустой.
Голова его закинута назад, лица не видно, но можно не сомневаться в том, что человек на стуле мертв: он слишком расслаблен даже для спящего. Люди Аккермана настороженно приближаются к нему, пока наконец не видят кровь на рубашке и костюме, служащую окончательным подтверждением. Лицо повернуто к потолку, черты его искажены от повышения давления при детонации, над переносицей – входная рана, но узнать погибшего все еще можно: это Рэндал Ларкин.
Если Ларкин мертв, значит Джейн Хок здесь нет. Вероятно, они опоздали всего на несколько минут.
Маршалл Аккерман говорит в микрофон, укрепленный на дужке, торчащей из уха:
– Мы опоздали.
Не успевает он произнести эти слова, как глухой звук сообщает им о взрыве зажигательного устройства. Затем вырастает густой гриб пламени, отчасти рассеивающий темноту и освещающий, среди прочего, целую гору бумажного мусора. Пламя поднимается футов на двадцать, потом опадает и расползается по сторонам, пожирая все, чего касается.
Может, Джейн Хок оставила здесь по неосторожности то, что могло бы привести их к ней. Поэтому Аккерману и его людям нужно бежать вперед, хватать все подряд, прежде чем огонь подберется к лампе и дым ослепит их. Но это намерение становится неосуществимым – их останавливает какое-то шевеление на полу. Поначалу кажется, что это взбесившиеся тени, порожденные и направляемые мигающим огнем, но вскоре оказывается, что это стая крыс, длиннохвостых, красноглазых: они покидают свои гнезда, охваченные пламенем.
Огонь подбрасывает вверх бумажные комья, закручивает их, гонит на вошедших – потоки воздуха быстро ускоряются по мере увеличения жара, сотни жар-птиц мечтают приземлиться на чью-нибудь голову, и тут Аккерман и его люди разворачиваются и бегут к открытым дверям, а крысы несутся по их ботинкам, хватаются за брючины и тут же отцепляются, попадают под сминающие их подошвы. Люди поскальзываются на том, о чем не хочется даже думать, взмахивают руками, чтобы сохранить равновесие, – упаси господь упасть и оказаться среди этой массы пищащих существ, грязных, блохастых, обезумевших.
Это не товарищи, а конкуренты: они сталкиваются, отпихивают друг друга у узкой двери, выкашливают из легких бледный дымок, сплевывают, желая избавиться от вкуса крысиных испражнений, которым воздух насыщен в не меньшей степени, чем едким дымом от горящей бумаги и шерсти. Аккерман вырывается из удушливых клубов и оказывается в утреннем свете вместе с крысами, которые устремляются по проломленному сорняками асфальту, испугавшись яркого солнца. Он хрипит, понимая, что был на волосок от смерти. И хотя такие мысли ему несвойственны, он думает также, что эта женщина с ее зажигательным устройством нарисовала картину их будущего.
27
«Ты уже покойница… Они узнают всё о тебе в комнате шепотов». Джейн понятия не имела, что́ имел в виду Ларкин. Не стоило размышлять об этом. Если существует место под названием «комната шепотов», она узнает об этом, когда найдет его.
Стояло позднее утро. Мимо проехал городской автобус, который, казалось, терял управление при малейшем наборе скорости. Он прижимался к тротуару на каждой из частых остановок, пневматические тормоза раздраженно шипели, потом он снова втискивался в поток машин, где никто не хотел его впускать. Автобус напоминал не столько транспортное средство, сколько раздувшееся животное, утверждающее свои права благодаря размерам.
Джейн заняла место у окна и отворачивалась от всех, кто садился рядом: лучше пусть ее узнает кто-нибудь из пешеходов, чем человек на соседнем сиденье.
Она видела расползшийся город, то проплывающий мимо, то вдруг становящийся неподвижным, видела калейдоскоп районов, не похожих друг на друга, видела толпы людей, спешащих по делам, о которых она даже не догадывалась. Ничто за окном не казалось ей реальным. Мир стал виртуальной реальностью, в которой существовало только одно реальное место – к югу отсюда, в сельской части округа Ориндж. Там, в конце дороги, высаженной каменными дубами, стоял скромный дом, обшитый белым сайдингом, с глубокой верандой, где друзья Джейн оберегали ее мальчика, где две собаки за милю чуяли любую угрозу.
Она надеялась побывать там до конца этого чудовищного дня, но не могла позволить себе радость воссоединения до того, как побывает в городке под названием Доменная Печь, в далеком Кентукки. Ей страшно хотелось повидать Трэвиса, услышать его голос, взять его на руки, но мы часто не получаем того, чего хотим. Страстное желание чего-нибудь, казалось, могло вызвать демонов, которые не допустили бы воплощения мечты в жизнь.
Она сошла с автобуса на бульваре Уилшир в Беверли-Хиллз и двинулась на юг, в жилой квартал, где раньше встретила двух подростков – Скелета и Автомобиля. «Форд-эскейп» стоял там, где она его оставила. В багажном отсеке лежали два чемодана, кожаная сумка и пластиковый пакет с париками – все было в порядке.
Ехать в округ Ориндж, к Трэвису, она пока не могла. Ей нужно было съесть ланч раньше обычного времени и сделать кое-что в долине Сан-Габриэль, завершив на время работу в этих краях.
28
Когда Лоренс Ханнафин приходит в два часа на встречу с Рэндалом Ларкином, он рассчитывает, как обычно, увидеть его секретаршу Эллен за рабочим столом. Но приемная пуста. Дверь в офис Ларкина открыта, помещения за ней пусты и темны.
Ханнафин в недоумении садится в угол за журнальный столик, берет номер «Вэнити фейр», в котором несколько лет назад был опубликован длинный отрывок из его книги, и перелистывает страницы, предпочитая не браться за статью, которую не успеет дочитать. Он с удовольствием разглядывает помещенную на развороте фотографию молодой актрисы, которая знает, как важно обнажиться посильнее в нужном издании, и тут в приемную входит Картер Вудбайн. Это высокий седой американец с аристократическими манерами, такими, что он мог бы заткнуть за пояс любого члена британской королевской семьи. Вудбайн никогда не спускается со своего четвертого этажа – только по окончании работы, когда едет на лифте в гараж. Ханнафин кладет журнал, поднимается на ноги и говорит:
– Мистер Вудбайн.
Вудбайн, старший партнер, закрывает дверь в коридор.
– Мистер Ханнафин, давайте пройдем в кабинет Рэндала. У меня тревожные известия.
«Тревожные» – явное преуменьшение. Когда они закрываются в кабинете Ларкина, Ханнафин узнает, что Ларкин мертв – похищен этой женщиной, Джейн Хок, и почти наверняка застрелен ею же. А перед этим она спустила его «мерседес» в реку, поднявшуюся после недавних дождей.
– Пожар был таким сильным, что от Рэндала почти ничего не осталось, – говорит Вудбайн, – и вряд ли то, что найдено на заброшенной фабрике, в скором времени идентифицируют как его останки. Если вообще идентифицируют. Напротив, мы сделаем так, чтобы этого никогда не случилось.
– Но «мерседес»…
– Машина, конечно, принадлежала ему. Мы сейчас придумываем историю, которую обсудим с миссис Ларкин. Возможно, вы знакомы с Диамантой.
– Шапочно.
– Тогда вам нужно провести несколько часов вместе с ней, чтобы узнать об особенностях ее характера. Мы хотим, чтобы вы состряпали историю, которую мы собираемся разместить в одной из крупнейших газет.
– Но… какую историю?
– Сейчас мы думаем, что он попытался инсценировать самоубийство, направив свой «S600» в реку. Наша фирма осторожно намекнет на вероятность того, что он похитил у нас несколько миллионов.
– Похитил у вас несколько миллионов?
Вудбайн с задушевной улыбкой говорит, взмахивая рукой:
– Господи, да нет, конечно. Наш финансовый контроль не допустил бы этого. Но у Рэндала и в самом деле был счет на Большом Каймане, и он думал, что никто об этом не знает. Счет на имя Ормонда Хеймдала, с текущим балансом в двадцать миллионов. Станет известно, что в ближайший понедельник, через три дня после его исчезновения, восемнадцать миллионов из двадцати были переведены в еще менее прозрачную банковскую юрисдикцию в другом уголке планеты. Вам предоставят все подробности для вашей истории.
Лоренс Ханнафин знает, что Картер Вудбайн – лицо влиятельное, а его, Ханнафина, роль сводится к тому, чтобы выполнять предписания, словно Вудбайн – оракул, предсказывающий будущее, которое Парки высекли в камне. И все же Ханнафин не может удержаться от вопроса:
– Почему бы не сказать правду и не повесить все на эту чертовку Джейн Хок? Ведь она же виновата в его смерти.
Вудбайн улыбается так, как не улыбается никто другой, – словно терпеливый взрослый, отвечающий на вопрос глуповатого и наивного ребенка:
– Мисс Хок долго сопутствовала удача, но ее время истекает. Мы не воспринимаем ее всерьез. А пока что мы не хотим, чтобы ее имя хоть как-то ассоциировалось с нашей фирмой. Мы не хотим, чтобы люди стали задаваться вопросом, почему неконтролируемый агент ФБР, представляющий угрозу для национальной безопасности, похищает одного из партнеров фирмы «Вудбайн, Кравиц, Ларкин и Бенедетто».
– Она пытала его?
Вудбайн пожимает плечами:
– Мы можем только догадываться.
Ханнафин вдруг осознает, что он глуповат и наивен: только теперь ему пришло в голову, что он, именно он, мог навести эту суку Хок на Рэндала. Вудбайн удостаивает его еще одной улыбкой, которую Ханнафин не в состоянии истолковать, хотя от нее кровь стынет в жилах.
– Как только вы решите, что я должен написать, я тут же возьмусь за дело. Готовый продукт вас порадует.
– Не сомневаюсь, – соглашается Вудбайн. – У нас есть ваши телефоны. Ждите звонка.
– Непременно, – обещает Ханнафин. – Буду ждать.
Вудбайн любезно провожает его к лифту и отправляет в гараж, где Ханнафин припарковался на месте с пометкой «КЛИЕНТ». Он немного удивлен (но в то же время успокоен) тем, что его никто не поджидает. Раньше он собирался пообедать где-нибудь, но теперь едет прямо домой, где будет ждать. На кухне он готовит себе виски со льдом и несет стакан в кабинет. Кубики льда позвякивают о стенки, виски чуть не выплескивается через край, но ему удается не расплескать ни капли.