2
В среду, с первыми холодными лучами солнца, помощник шерифа Роб Стассен вывел «бьюик-универсал» 1961 года выпуска из сарая, где стояли машины – его и Мелани. У него был «форд», пикап с двойной кабиной, который он любил так же сильно, как жену, но меньше кота; у Мелани – «хонда», а «бьюиком» пользовались оба, хотя и не часто. Роб давно собирался привести «бьюик» в первозданный вид, но пока занимался только механикой. Ездила машина хорошо, но ее стремительный корпус требовал мелких работ – точечного удаления ржавчины, – и поэтому машина была покрыта не сверкающей эмалью, а серой грунтовкой. Роб смущенно вылез из кабины и протянул ключи Ребекке Тиллмен.
– Не самый элегантный транспорт, – сказал он.
Жена шерифа, невысокая, но почему-то казавшаяся выше Робби, одетая в кожаное пальто с роскошным кроличьим воротником, сказала:
– А движок работает как часы.
– До Висконсина и назад доедете без проблем. Значит, вы с Джоли помогаете сестре вашей матушки переехать к ней?
– Им надо жить вместе. Мама отказывается переезжать к нам, говорит, что от Миннесоты рукой подать до обратной стороны Луны. И конечно, они решили съехаться именно сейчас, когда Лютер на неделю улетел в Айову.
– Встречается со старыми дружками по колледжу?
– Раз в два года устраивают мальчишник. Ребята, которые пускаются во все тяжкие в сонном Де-Мойне, особых бед не наделают.
– Роджер и Палмер, – сказал Роб. – Он говорил о них. Но обычно они встречались летом.
– У Палмера неважно со здоровьем. Решили не ждать до августа.
– Печально.
– Робби, вы прелесть. Спасибо, что одолжили универсал. Моя «тойота» не годится для переезда тетушки Тэнди.
Помощник шерифа постучал по двери «бьюика»:
– Большой мальчик. С работой справится. Радио в исправности, но навигатора нет.
– А, я все равно не люблю эти искусственные голоса. Раздражает.
Ребекка поцеловала его в щеку и села за руль, он закрыл за ней дверь и проводил машину взглядом. На морозном воздухе из выхлопной трубы вылетали облачка пара.
Ему нравилась жена шерифа: она была хорошей женщиной, хорошей не только для Лютера, но бесконечно хорошей. И все же он задумался: зачем Ребекке понадобился его «бьюик» и куда на самом деле она едет вместе с дочерью?
3
Горы Уошито в Арканзасе обветрились за многие тысячелетия. Прохладным утром с петляющей дороги открывался вид на уменьшившиеся горы и на глубокие впадины, где туман лежал близко к земле и плыл, как воспоминание о снеге, по склонам, поросшим соснами и лиственными деревьями. Мили и мили почти необитаемой земли.
Джейн однажды бывала здесь. Однополосная, пропитанная машинным маслом грунтовка ответвлялась от местного шоссе возле крутой скальной стены, пронизанной кварцевыми прожилками, которые сверкали на утреннем солнце. Она свернула на эту узкую дорогу. Кроны деревьев, росших по бокам, плотно смыкались друг с другом, так что машина ехала чуть ли не в туннеле.
Дети проснулись и теперь, зевая и моргая, разглядывали лес. Сквозь полог пробивались лишь тоненькие лучи света – так, словно солнце ковыляло по лесу, опираясь на тысячу костылей. Лютер ехал следом во взятой напрокат машине.
Через пятьдесят ярдов дорога резко поворачивала вправо, к воротам – трехдюймовой трубе, установленной между стальными опорами на бетонном основании. Ворота были гораздо прочнее, чем казались, а кроме того, короткий подъездной путь не давал возможности набрать скорость для успешного тарана.
Никаких переговорных устройств не было. Вход во владения Отиса Фошера всегда охранялся, хотя со стороны это было незаметно.
Они прождали у ворот три минуты, и часовой убедился, что они знают протокол и, вероятно, бывали здесь прежде. Лохматый и бородатый, он материализовался из тени и фосфоресцирующего тумана, словно сатир, который жил в сердцевине древесного ствола, но мог при желании принимать человеческий облик. В руках он держал автоматический дробовик с увеличенным магазином. Под незаправленной в брюки просторной рубашкой, вероятно, был еще как минимум один пистолет и дополнительная амуниция для того и другого. Кроме него, где-то поблизости были двое других охранников, с более тяжелым вооружением.
Мужчина, не таясь, с минуту или больше разглядывал обе машины, потом подошел к водительской двери «форда». Джейн опустила окно. Лицо, обрамленное темной массой волос, было загорелым, глаза – черными и безжалостными, как у сокола.
– Вас не должно быть здесь, мэм. – Взгляд его скользнул по детям, сидевшим сзади, по Харли и вернулся к Джейн. – Тут не место для таких маленьких, как они.
– Мне нужно увидеть Отиса Фошера.
– Никогда о таком не слышал.
– Если бы не я, его сын Дозье сидел бы сейчас в камере смертников.
– О Дозье я тоже не слышал.
– Позвоните своему боссу и скажите, что девушке, у которой в жилах течет моча гремучей змеи, нужно его увидеть. Только не говорите мне, что он не встает так рано. У него расстройство сна – он уже несколько лет спит не больше трех часов в сутки.
Охранник наклонился к окну и долго смотрел ей в глаза, потом проговорил:
– Я тут не один.
– Насколько я понимаю, на меня нацелены два ствола, не считая вашего, – сказала Джейн. – Я не такая идиотка, чтобы лезть на рожон, даже если бы приехала сюда для этого. А я приехала не для этого.
Он сошел с дороги и линии огня двух других охранников, вытащил рацию из-под рубашки и заговорил с кем-то настолько тихо, что Джейн не смогла разобрать ни слова.
– Наверное, я хочу в ФБР, – сказал Харли Хиггинс.
– Не советую.
– Ну то есть я хочу быть таким, как вы.
– Милый, ты уже такой же, как я. Мы оба в бегах.
Охранник открыл ворота при помощи пульта и махнул рукой – «проезжайте».
Деревья в лощине были более низкими, а вскоре лес и вовсе сменился лугом. Дом Отиса Фошера стоял в начале вырубки: сооруженный его предками, двухэтажный, из кедра, давно посеревшего от ветра и солнца, – такого же цвета, как короткошерстные английские коты Отиса, от которых пришлось избавиться из-за третьей жены, страдавшей аллергией.
Велев детям оставаться в машине, Джейн вышла, закрыла дверь и замерла, прислушиваясь к тишине, такой редкой в нынешнем мире. Утренние птицы разговаривали о погоде, но их голоса лишь подчеркивали глубину безмолвия, не нарушаемого больше никем.
Дальше на лугу стояли другие дома из кедра, соединенные петлей пропитанной маслом дорожки. Постройки, где семья Фошера вела свои дела, были прикрыты сверху кронами деревьев. Вероятно, это был самый процветающий криминальный бизнес на Юге, если не во всей стране.
Казалось, в этих местах не могло быть инженерных сетей. Но электричество сюда все же подвели – многолетние дружеские отношения с политиками округа и ключевыми фигурами штата обеспечили Фошерам защиту от любопытных, мешающих им зарабатывать на жизнь, а также все услуги, которыми пользуются налогоплательщики, хотя Фошеры налогов никогда не платили. На крыше дома стояли три спутниковые тарелки.
Отис ждал Джейн в кресле-качалке на передней веранде. Шестидесятипятилетний, с веселым лицом, он, вероятно, всучил взятку еще и времени – несколько морщинок лишь придавали шарма его лицу, на котором ничто не говорило о прошлых тревогах. На Отисе были удобные мягкие туфли, белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, черный галстук-ленточка и соломенная шляпа, плотно сидевшая на голове. Когда Джейн поднялась по ступенькам, он привстал и слегка кивнул. На веранде стояли два кресла-качалки со столиком между ними и диван-качалка в дальнем конце. С потолка на цепях свисали два цветочных горшка с плющом. Джейн устроилась в кресле, и Отис снова сел.
– Да, девушка, наворотила ты дел на свою голову.
– Не знала, что вы следите за новостями.
– Если человек моих лет будет следить за такими новостями, скоро от него ничего не останется. Просматриваю отдельные эпизоды этой бесконечной истории, только и всего.
– В том, что обо мне говорят, нет ни слова правды, – заверила она Отиса.
– Правды нигде нет. Вопрос в том, почему здесь, почему я, почему сейчас?
– Я спасла вашего сына от пожизненного заключения, от смертного приговора.
– Дозье не был серийным убийцей. Его оговорили, а ты защитила его. Не из христианской любви. Ты просто выполняла свои обязанности.
– Когда он привез меня сюда и познакомил с вами, то просил вас помочь мне как родственнику, если будет нужно.
– У меня одиннадцать сыновей и семь дочерей. Если ты будешь спасать каждого, мне жизни не хватит, чтобы расплатиться с тобой.
– Я избавлю вас от этого бремени, если мы договоримся сегодня.
Отис взял с маленького столика, стоявшего между креслами, жестянку с нюхательным табаком.
– Не хочешь? – спросил он. Джейн отказалась, и он сунул щепоть за щеку. – Когда ты приезжала в тот раз, я понял, кто ты такая. Я сказал тебе: Дозье ты, конечно, помогла, но больше всего хотела бы уничтожить наш несчастный маленький бизнес. Помнишь?
– А помните, что я ответила? – спросила она.
– Может, и вспомню, если пошевелю мозгами как следует.
– Я сказала, что да, хотела бы. Вы делаете любые наркотики, которых требует рынок. Ведете оптовую торговлю по всему Югу. Губите жизни. Ваш бизнес нужно закрыть раз и навсегда. Но я не участвую в проигранных делах. Допустим, я сообщаю о вас Агентству по борьбе с наркотиками, чего, вообще-то, никогда не делала. Против агентства внезапно ополчаются политики, готовые порвать за вас кого угодно, им приходится отступить, а меня считают крестоносцем, который не умеет соразмерять свои силы. Вот тогда вы и сказали, что у меня в жилах течет не кровь, а моча гремучей змеи. Думаю, это был комплимент.
Отис начал раскачиваться в своем кресле, глядя на машины, где дети прижались к стеклу, чтобы посмотреть на него. Спустя некоторое время он сказал:
– А кто этот высокий, в двухдверной машине?
– Шериф из Миннесоты.