– Вы что? – вскрикнула Ирма. – Что вы такое говорите?!
– Правду. Никакому нормальному родителю не придет в голову что-то там компенсировать, если оба ребенка одинаково ценны для него. Для него «талантливый» не значит «лучший». Это значит «другой». Вас любили больше, ценили больше, гордились вами больше. Неужели вы этого не понимаете?
– Вы говорите ужасные вещи!
– А вы делаете! Расправляетесь со своей жизнью, причем весьма успешно. Скоро станете просто придатком к вашей сестре. От вас ничего не останется. До сих пор она висела на вас, как пиявка, но вы потихоньку меняетесь ролями.
– Что вы… как вы смеете?!
Илюшин потянулся, как будто этот разговор теперь не слишком интересовал его. Из чуткого собеседника он преобразился в высокомерного наставника.
– А знаете почему? – лениво спросил он. – Потому что вы трусливая женщина. Вы не способны бороться за то, что вам дорого. Вам проще было складывать лапки и служить сестре. Вы не замечаете, что она подчинила вашу жизнь своим желаниям? Конечно, замечаете. Но вы последовательно отказались от брака, в котором могли быть счастливы, от жизни в той стране, где могли быть счастливы, от мужчины, с которым могли быть счастливы… Кстати, это правильно, что вы не поехали к Стивену. Вы ведь своими руками положили его любовь на алтарь вины перед сестрой. Для вас это оказалось проще и удобнее.
– Заткнитесь!
Ирма вскочила. Ей хотелось ударить чем-нибудь этого мерзавца. Но под рукой не было ничего, кроме книг.
– Бросьте… – протянул Макар. – И сядьте. Разве я сказал что-то, чего вы не знали? Вы не умеете сражаться за то, что дорого для вас. Ничего страшного в этом нет. Многие не умеют. Только у них нет вашего таланта. А у вас есть, и он вам мстит.
– Да что вы знаете о моем таланте?!
– О таланте – ничего. Но я знаю одно: нельзя шаг за шагом отказываться от себя и надеяться, что данное вам свыше останется с вами. С кем ему оставаться, если вас становится все меньше и меньше? Семь месяцев назад вы написали Стивену последнее письмо. Шесть месяцев назад вы перестали рисовать. И с тех пор не создали ни одной картины, ни одного наброска. Может быть, пару посредственных эскизов.
Он помолчал и снисходительно добавил:
– И это правильно. Это все, чего вы стоите.
Ирма хватала воздух ртом.
– Ты… – выдохнула она, ненавидя этого бесстрастного наглеца с красивым лицом. – Ты…
И тут к ним постучали.
– Открыто, входите, – пригласил Макар.
Дверь приоткрылась, и в библиотеку вошла Анжелика. Без всякого стеснения, с уверенностью красивой женщины, которой везде рады, она улыбнулась Макару:
– Вы уже закончили? Мне нужна моя сестра.
– Что-то случилось? – вежливо удивился Илюшин.
– Да… Дома некоторые сложности. К сожалению, нам придется уехать. Ирма, машина ждет.
Широко расставленные глаза уставились на старшую сестру. Она никогда не могла противиться этому взгляду.
Но слова Макара разбудили в ней бешенство. Оно пряталось глубоко внутри, свитое в узел. Так глубоко, что Ирма и не подозревала о его существовании. Но сейчас оно подняло змеиную голову и зашипело.
Не было никаких сложностей дома. Она знала это так же точно, как то, что Анжелика специально отобрала ее свитер. Это была не глупая шутка, а расчет. По какой-то причине Анжелике очень не хотелось, чтобы ее сестре кто-то помог.
И, кажется, теперь Ирма знала почему. Брошенное Макаром слово «пиявка» что-то сдвинуло в ее голове. И вызванный им гнев хлынул в другое русло.
– Выйди, – осипшим от ярости голосом приказала Ирма.
– Что?
Анжелика не поняла. На ее губах играла полуулыбка.
Она пришла, чтобы увести сестру. Восстановить свою власть. Показать, кто здесь главный.
– Выйди немедленно! – Ирма повысила голос.
Теперь сестра расслышала. Ее улыбка растаяла.
– Ты с ума сошла? Макар, что с ней?
– Ты слышала меня, Анжелика? Я никуда с тобой не поеду.
Красивое лицо исказилось злобой. Губы сжались в узкую полоску.
– Поедешь! – взвизгнула Анжелика. – Или я расскажу родителям, где ты проводишь время!
Этого Ирма вынести не могла. Лицо ее побелело, губы задергались.
– Вон отсюда! – чужим, охрипшим голосом выговорила она. – Не смей… пугать… меня… родителями… Не смей, слышишь?! Ты!.. Ими!.. Всю жизнь!..
И вдруг закричала, словно в ней прорезался голос:
– Не хочу так больше! Не хочу!
Она в исступлении бросилась к Анжелике и вытолкала ее в коридор. Перепуганная до смерти этой вспышкой, младшая сестра даже не пыталась сопротивляться.
Ирма захлопнула дверь, повернула ключ и прижалась к ней спиной.
Илюшин смотрел на нее с любопытством.
– Какой ужас, – с насмешкой проговорил он. – Что вы наделали? Обидели маленькую сестренку.
Ирма выразилась со всей определенностью, где она видела сестренку вместе с ее обидой.
– Вы умеете ругаться? – удивился Макар. – Не ожидал.
Ирма сама не ожидала. Она только сейчас начала понимать, что сделала. У нее подогнулись ноги, и нахлынул ставший привычным страх.
А вслед за ним вдруг накатила волна невероятного облегчения. Такого сильного, словно ей сначала поставили смертельный диагноз, а потом объявили, что ошиблись. Уцепившись за ручку двери, она выпрямилась.
– Это вы… – потрясенно проговорила Ирма.
– Что – я?
– Вы меня разозлили. Вы это сделали нарочно!
Ирма посмотрела на свои руки. Она выгнала Анжелику!
И та испугалась. Ирма видела страх в ее глазах. Открытие, что ее можно бояться, подействовало на художницу как контрастный душ.
– А вам полезно было хорошенько разозлиться, – сказал Макар. – И вашей сестре это тоже на пользу. Ловите!
Он бросил ей ключ.
– На память о сегодняшнем разговоре. А теперь идите.
Ирма взялась за ручку двери. В голове все перемешалось, словно мысли взбили венчиком. Гнев схлынул, на его место пришло непривычное ощущение свободы.
– Что же мне теперь делать? – спросила она, обернувшись.
– Например, то, что вам хочется. Для разнообразия.
Библиотечные часы захрипели, откашлялись и пробили полночь. Навстречу Ирме из темноты шагнул Тарас Воловик.
Когда часы в коридоре отсчитали двенадцать ударов, Полина отложила книгу и встала. Ни спать, ни читать не получалось. Дом вел себя как ребенок, который притворяется, что уснул, но сам только и ждет той минуты, когда уйдут взрослые.
Она подошла к окну и открыла створки. До чего же темно… И ветер, снова бездомный, неприютный ветер. Он с силой ударил в створку, пытаясь закрыть ее. Свет одного из трех фонарей вздрогнул, заметался и погас. Оставшиеся два, словно испугавшись чего-то, притушили свои лампы.
Облака в небе рвались куда-то изо всех сил, бешено неслись, как сбежавшие из клеток звери. Между ними изредка подмигивал Полине хитрый желтый глаз луны.
Девушка поежилась и начала закрывать окно. Показалось ей или нет? Чья-то тень мелькнула под деревьями и исчезла.
Полина перегнулась через подоконник, вглядываясь в темноту. Стена, увитая жимолостью, шевелилась, как живая. По ее поверхности пробегали волны. Ветер рвал сплетенные ветки, словно пытаясь содрать с дома кожу. Трава внизу была усеяна опавшими белыми цветками. Они вспыхивали в мерцании луны, как светлячки.
Нет, никого. Полина закрыла окно, и ветер забился об стекла, точно птица. Страшно ухнул и зашумел лес.
Тихие шаги прошелестели по коридору.
«Это кто-то из гостей отправился к Макару», – успокоила себя Полина.
Что пытается выяснить Илюшин, играя роль Доктора? И куда он отправил Сергея Бабкина?
В эту минуту она остро пожалела, что сыщик покинул дом. Он большой, спокойный, непоколебимый, как скала. Ему не страшен этот своенравный ветер, притворяющийся то птицей, то зверем.
Шаги прозвучали отчетливо и затихли возле ее двери. Кто-то стоял снаружи.
Полина подождала стука. Наверное, это Ирма: пришла благодарить за свитер.
Но никто не стучался. Девушка встала, подкралась к двери и прислушалась.
За дверью кто-то был. Она слышала его тяжелое дыхание. Ей вспомнилось предупреждение водителя: «К Анжею приезжают разные люди. Будьте осмотрительнее».
Если верить Макару Илюшину, один из этих людей – сумасшедший.
И она знала, кто это. Тарас Воловик, похожий на бледную личинку. С маленькими буравящими глазками. С липкими руками, оставляющими следы на всем, к чему он прикасается.
Полина бесшумно отошла, открыла шкаф и нащупала в кармане пальто, которое сто лет не надевала, газовый баллончик. Сжимая его вспотевшей от страха ладонью, подошла к двери, отодвинула засов и быстро дернула ее на себя.
Никого.
Она выглянула в коридор. У лестницы стоял Давид Далиани в спортивном костюме. Он оглядел взъерошенную экономку в пижаме и поднял брови.
– Полина, у вас что-то случилось?
– Давид Романович, вы сейчас никого здесь не видели?
– Нет. А что?
– Мне показалось, кто-то стучался.
– Ветер, наверное. Сегодня сумасшедшие сквозняки гуляют по дому. Везде все падает, разбивается…
– Разбивается?
– На кухне, кажется, упал графин с водой. Мне показалось, у подоконника лужа и осколки.
Словно в подтверждение его слов где-то хлопнуло окно.
– А я перепутал время и пришел к Илюшину раньше срока, – поделился Давид. – Стучусь, а у него этот, как его… Тарас.
Он потер переносицу и вдруг спросил с надеждой:
– Как вы считаете, Макар может заменить Анжея? Я понимаю, он его ученик… Но все-таки… Мне как-то не по себе.
Полина вдруг поняла, что этот красивый человек буквально за день сник, постарел, утратил присущий ему лоск. «У Далиани сложности с сыном», – вспомнилось ей.
– Илюшин справится не хуже Доктора, – пообещала Полина, от всей души надеясь, что так и будет. – Вы даже не представляете, на что он способен!
– Правда? Ну что ж… Посмотрим. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи…
Когда стихло шарканье его шагов, Полина выскользнула наружу. Если в кухне и в самом деле что-то разбилось, нужно убрать стекло.