— И убийца, видимо, стоял в темноте, — сказала Кейт. — Лампочка отсутствует.
— Да, если бы лампочка перегорела, она скорее всего осталась бы на месте, — продолжил Андерсон. — Кто-то ее вывернул. Конечно, это могли сделать без злого умысла — та же миссис Клаттон или сам Дюпейн. Хотя, если лампочка перегорает, вы оставляете ее в патроне до тех пор, пока не принесете взамен новую. И еще ремень безопасности. Сам ремень сгорел, но пряжка вставлена. Он пристегнулся. С таким при суицидах я не сталкивался.
— Если он опасался, что в последний момент передумает, то мог специально пристегнуться, — предположила Кейт.
— Маловероятно. С головой, облитой бензином, и с зажженной спичкой в руке — разве у него был шанс передумать?
— В общем, картина, насколько мы можем судить в данный момент, такова, — начал Дэлглиш. — Убийца выворачивает лампочку и, оставшись в темном гараже, откручивает крышку канистры. Спички он или держит в руке, или наготове в кармане. Чтобы управиться сразу и с канистрой, и со спичками, он, возможно, решает, что крышку удобнее выбросить. Он точно не стал бы рисковать, кладя ее в карман. Убийца отдает себе отчет, что все произойдет очень быстро и ему надо успеть выбраться до того, как огонь разгорится сильно. Жертва — предположительно Невил Дюпейн — отпирает двери гаража. Он знает, где находится выключатель. Он или видит, или чувствует, что лампочка перегорела. Правда, свет ему не нужен, потому что до машины всего несколько шагов. Жертва садится в автомобиль и пристегивается. Что немного странно. Ему предстояло вывести машину и сразу опять вылезти, чтобы закрыть двери гаража. Хотя он мог пристегнуться машинально. Затем из темноты появляется злоумышленник. Я думаю, что это был кто-то, кого Дюпейн знал и поэтому не боялся. Он открывает дверь, чтобы поговорить, и его тут же обдают бензином. Спички у злоумышленника в руке, он чиркает одной из них, бросает ее в Дюпейна и поспешно выбирается наружу. Преступник предпочел не обегать вокруг машины: скорость в его ситуации решала все. Поэтому-то ему и удалось уйти невредимым. Убийца толкает дверцу машины, прикрыв ее и тем самым освободив себе проход. Не исключено, что мы найдем отпечатки, но вряд ли. Этот убийца — если он существовал — был в перчатках. Левая дверь гаража осталась полуоткрытой. Можно предположить, что убийца в спешке, хотел закрыть обе двери, но решил не терять времени. Ему было пора убираться.
— На вид двери тяжелые, — заметила Кейт. — Женщине могло оказаться не под силу закрыть их даже наполовину, если это надо сделать быстро.
— Миссис Клаттон была здесь одна, когда обнаружила пожар? — спросил Дэлглиш.
— Да, сэр. Она возвращалась с вечерних занятий. Я не знаю в точности, чем она здесь занимается. Насколько я понимаю, приглядывает за экспонатами, стирает с них пыль и тому подобное. Миссис Клаттон живет в коттедже к югу от музея, со стороны Хита. Оттуда она сразу позвонила пожарным, а потом Маркусу Дюпейну и его сестре, Кэролайн Дюпейн. Также она позвонила секретарше, работающей с посетителями, Мюрел Годбай, которая живет неподалеку и приехала первой. Следующей прибыла мисс Дюпейн, а после — ее брат. Мы держали их всех подальше от гаража. Дюпейны с нетерпением ждут встречи с вами, и они не намерены уезжать отсюда, пока не будет увезено тело их брата. Похоже, что это все-таки его тело.
— Есть что-либо указывающее на обратное?
— Нет. В кармане брюк мы обнаружили ключи. В багажнике найдена сумка, приготовленная для выходных. Ничего удостоверяющего личность не обнаружено. Есть, конечно, брюки. Колени не обгорели. Но я себе с трудом…
— Конечно, нет. Окончательное подтверждение даст вскрытие, хотя для сомнений серьезных оснований нет.
Из темноты за прожекторами выступили Пирс и Бентон-Смит. Пирс сообщил:
— На территории никого. Бесхозных средств передвижения не обнаружено. В садовом сарае находятся газонокосилка, велосипед и обычные садовые принадлежности. Канистры с бензином нет. Пять минут назад появлялись Дюпейны. Они начинают терять терпение.
«Их можно понять. В конце концов, Невил Дюпейн был их братом».
Вслух Дэлглиш сказал:
— Объясните им, что сначала мне надо повидаться с миссис Клаттон. Я приду к ним, как только смогу. Затем возвращайтесь с Бентоном-Смитом сюда и будьте на связи. Мы с Кейт идем в коттедж.
5
Едва пожарные приехали, офицер дал Талли совет подождать в коттедже — хотя это больше походило на приказ. Талли понимала: они хотят, чтобы у них не путались под ногами. Она и сама не горела желанием подходить к гаражу. Но усидеть в четырех стенах оказалось невозможно; вместо этого женщина наматывала круги позади дома, вдоль парковки, выбираясь время от времени на дорожку. Талли ходила взад и вперед и вслушивалась, не приехал ли кто.
Первой появилась Мюрел. Дорога у нее заняла больше времени, чем рассчитывала Талли. Когда Годбай припарковала «фиесту», обеспокоенная Талли вывалила на нее свою историю. Молча все выслушав, Мюрел твердо сказала:
— Ждать снаружи совершенно бессмысленно, Талли. Пожарным мы только мешаем. Мистер Маркус и мисс Кэролайн и так спешат изо всех сил. Подождем-ка лучше в коттедже.
— Именно это и сказал офицер, и все-таки мне было необходимо выйти наружу.
Мюрел внимательно поглядела на нее при свете фонарей.
— Я здесь. В коттедже нам будет лучше. Мистер Маркус и мисс Кэролайн поймут, где нас искать.
И они вместе вернулись в коттедж. Талли уселась в свое кресло, Мюрел — напротив. Они сидели молча, так как обе нуждались в тишине. Талли не представляла, сколько это продлилось. Наконец они услышали, что по садовой дорожке кто-то идет. Мюрел оказалась проворнее и первой очутилась у двери. Талли разобрала голоса, а вслед за тем вернулась Мюрел и с ней мистер Маркус. Талли разглядывала его несколько секунд и не верила собственным глазам. «Он превратился в старика!» — подумала она. Лицо Маркуса посерело, звездочки от лопнувших сосудов выступили на скулах, будто царапины. Над воротником — напряженный рот; Дюпейна словно бы разбил паралич. Когда он заговорил, Талли удивилась, сколь мало изменился его голос. Он отмахнулся от предложения сесть и, пока она повторяла свой рассказ, стоял совершенно неподвижно и молчал до самого конца. Желая хоть как-нибудь выразить сочувствие, Талли предложила ему кофе. Маркус отказался так резко, что она засомневалась, расслышал ли он.
— Насколько я понял, офицер из Нью-Скотленд-Ярда уже в пути. Буду ждать его в музее. Моя сестра уже там. Она навестит вас позже.
Уже стоя у двери, Маркус обернулся и спросил:
— Как вы, Талли?
— Спасибо, мистер Маркус, у меня все хорошо. — Тут ее голос дрогнул, и она сказала: — Я вам сочувствую! Я так вам сочувствую!
Он кивнул, хотел было что-то сказать, но затем просто вышел. Через несколько минут после его ухода зазвонил дверной колокольчик. Мюрел и на этот раз не замешкалась. Вернувшись, она сообщила: заходил офицер полиции, чтобы проверить, все ли у них в порядке, и сказать, что коммандер Дэлглиш придет, как только сможет.
Оставшись наедине с Мюрел, Талли опять села в кресло у камина. Обе входные двери были закрыты, и в холле осталась лишь еле заметная гарь. Сидя у огня, Талли почти поверила, будто снаружи все по-прежнему. Шторы, покрытые узором в виде зеленых листьев, отгораживали ее от ночи. Мюрел включила газ посильнее, и даже Кот, как ни удивительно, вернулся и растянулся на коврике. Талли понимала, что снаружи шумят мужские голоса, топчут сырую траву сапоги, сверкают прожекторы, но здесь, в глубине дома, было совершенно тихо. Она обнаружила, что благодарна Мюрел за присутствие, за властное спокойствие, за молчание, в котором сквозила не суровость, а почти дружеское чувство.
— Ни вы, ни я не ужинали, — сказала Мюрел, поднимаясь. — Нам нужно поесть. Вы сидите, я сама разберусь. У вас есть яйца?
— В холодильнике лежит новая упаковка. Только я не уверена, что они экологически чистые.
— Сойдут любые. Нет-нет, сидите. Думаю, я найду все необходимое.
Как странно чувствовать облегчение — в такой-то момент! — от того, что кухня убрана, что утром она повесила чистое полотенце, что яйца свежие. Ее охватила апатия, от усталости она ничего не могла делать. Лежа в кресле, она машинально, одними глазами исследовала комнату, отмечая каждый предмет, словно успокаивая себя: все по-прежнему, мир пока еще знакомое ей место. От легкого шума, доносившегося с кухни, становилось уютно, он доставлял почти осязаемое удовольствие. Талли закрыла глаза и стала слушать. Казалось, Мюрел ушла очень давно. Потом она появилась с подносом в руках, и гостиную наполнил запах омлета и поджаренного хлеба. Женщины сели к столу, друг напротив друга. Омлет был безупречным: нежным, теплым, слегка поперченным. На каждой тарелке лежало по веточке петрушки. Талли удивилась — откуда? — но потом вспомнила, что только позавчера поставила в кружку пучок зелени.
Мюрел заварила чай. Она сказала:
— Мне думается, к омлету чай подходит лучше, чем кофе. Однако я могу сделать и кофе, если вы предпочитаете.
— Спасибо, не надо, Мюрел! Очень вкусно. Вы так добры ко мне.
И вправду! Талли и не предполагала, насколько она голодна, пока не начала есть. Омлет и чай вернули ее к жизни. Ей стало уютно от мысли, что она — часть музея, а не просто экономка, дело которой чистить, следить и быть благодарной за коттедж. Она входит в группу посвященных, для которых Дюпейн стал частью общей жизни. Как же мало Талли о них знала! Могло ли ей прийти в голову, что компания Мюрел будет ей приятна?! Талли считала ее эффективным, спокойным работником, однако такая любезность ее удивила. Насколько она помнила, Мюрел, как только приехала, первым делом пожаловалась, что сарай, где стоит бензин, нужно запирать, что она не единожды говорила это Райану. Впрочем, тут же прекратив ворчать, Годбай полностью переключилась на рассказ Талли и на наведение порядка.
— Сегодня вечером вы, наверное, не захотите оставаться в одиночестве. У вас есть родственники или друзья, к которым вы могли бы поехать?