…забыть как можно больше. Принцесса ходит в город, ищет честных и добрых людей, предлагает даром отдать им все воспоминания, оставив себе только одно – самое сокровенное. Принцесса дарит все, что у нее есть: знания о древних пророчествах, об охоте, о пряже. С каждым куском памяти, который принцесса отдает, один волос на ее голове из седого становится черным. Наконец приходит день, когда в смоляной шапке ее волос остается лишь один серебристый.
Перед тем как лечь спать, Принцесса вырывает последний седой волос, обвивает его вокруг пальца и пишет записку завтрашней себе: заказать кулон-хранилище и положить туда собственное стремление помнить того, кого хочется помнить.
время отваливается клочьями,
освобождая пространство от общих безликих мест
Принцесса просыпается, но записать нечего: ей снилась пустота. Зеркало показывает девушку с тонкой бледной кожей, храброй зубастой улыбкой и ровными длинными волосами до пояса – все до последнего волоски окрашены единым цветом. Принцесса осматривает покои: на пустом письменном столе – массивный деревянный ящик в клетку, разложенный квадратом, на клетках аккуратно расставлены круглые черные и белые фишки.
Окошко башни показывает не по-утреннему обиженные тучи, из сердца которых падают крупные дождевые капли. Принцесса видит молнию, она похожа на перевернутое дерево с корнями в небесах и бегущими к земле ветками. Молния касается Драконьей скалы – направляет Принцессу туда, где можно найти будущее.
Драконья скала раскололась надвое, словно фисташковая скорлупа. Принцесса спускается в расщелину, чтобы испачкать ноги и платье в мокрой грязи и чтобы найти голубое яйцо – размером с человеческую голову – в лиловую крапинку – размером с человеческий глаз. Стоит Принцессе дотронуться до яйца, поверхность идет трещинами, из-под которых виднеется тонкая, хрупкая – совсем еще детская – чешуя. Принцесса принимается счастливо хохотать. Чем громче становится ее смех, тем пуще льет дождь.
✳
(Количество слов в минуту: неизвестно)
Когда для меня только наступает утро, в мире Али уже вовсю идет время постзавтрака: она сидит перед тарелкой с расковырянным скремблом. Иногда мне кажется, что для Али любое время – это время постзавтрака: обычно никто не успевает застать ее за едой.
По правде говоря, она с самого детства вставала раньше всех, чтобы быть как Деда, которому тоже никогда не спалось. Думаю, если попросить Алю составить рейтинг самых счастливых утренних часов, первые пришедшие в голову будут связаны именно с ним: вот эти двое идут за молоком и яйцами в ближайший ларек; вот Деда покупает Але жареный пирожок с ягодным повидлом (взяв с нее, конечно, клятву, что она ни за что не проговорится Бабушке или родителям) в круглосуточном магазине; вот Аля поставила локти на столешницу и приоткрыла рот: следит за тем, как Деда замешивает тесто, распределяет его по сковороде и переворачивает блин, подкидывая в воздух. Помню, однажды Аля попросила его налить жидкое тесто на сковороду, и тогда, конечно, все пошло не так: получился не блин, а полусырой-полугорелый ошметок. Аля ужасно расстроилась, а Деда сказал: «Первый блин комом», что в его случае никогда не было правдой.
Я думаю о том, что надо заморочиться и приготовить ей блинов, когда замечаю, что, несмотря на то что Аля без конца разминает яичницу вилкой, она не притронулась к еде.
Натюрморт «смотри, я как будто ела», – смеюсь я, доставая из холодильника открытую банку сгущенного молока.
Аля поворачивает ко мне голову: гипсовая скульптура пытается скинуть с себя оковы и выйти за границу сотворившего ее материала. Движение рассеянное, сложное, натянутое, подневольное, рассыпающееся.
– Привет. Эй. Где ты была?
В смысле? Спала.
– Нет, вчера тебя здесь не было.
Я всегда была здесь.
– Я искала тебя, звала тебя, звонила тебе, но
тебя
нигде
не было.
Куда ты уходила?
Аля, клянусь тебе.
Это у меня провалы в памяти или у нее – галлюцинаторное – добавочное время?
– Я думала, ты никогда меня не бросишь.
Я молчу. Что я еще должна сделать? Она меня не слышит.
– Ты даже сюда ввернула свое вонючее «всегда»: мы якобы ВСЕГДА есть друг у друга. Какой бред.
Аля, вот же я, здесь.
– Ты из жалости вернулась или из великой любви?
В диалоге на одно лицо мне места нет.
– Ну что ж поделать с тем, что ты меня не любишь. Ты меня – нет, я тебя – да, можем жить дальше и друг другу не мешать.
Голубая тарелка с узорчатыми лимонами летит вниз, желто-белая масса – вбок, Аля подлетает вверх и стремится к выходу. Я стою на месте. В дверном проеме (между гостиной и кухней – пустые петли) Аля оборачивается (вижу боковым зрением):
– Если бы ты могла уйти от меня и не возвращаться, не вспоминать, не крутить всякие «если бы» вокруг планеты, была бы ты сейчас здесь?
Поворачиваюсь к ней спиной и медленно сажусь за стол на место, с которого она только что вспорхнула. Принимаюсь черпать ложкой сгущенку, заедая вопрос, который не хотела слышать. Пялюсь в окно. Стеклянное отражение схватывает только силуэт.
– Вот тебе и ответ, – говорит она и уходит.
Omnia mutantur, nihil interit[5].
Маленькая дурочка.
Дом, который
Нам не дано бессмертной души, и мы никогда уже не воскреснем для новой жизни; мы как этот зеленый тростник: вырванный с корнем, он уже не зазеленеет вновь! У людей, напротив, есть бессмертная душа, которая живет вечно, даже и после того, как тело превращается в прах…
А что, если наделить душой того, у кого всегда было только тело?
раньше было так:
С приходом светящегося без электричества шара резкий каркающий шум наполнял светлеющий Дом. Большой волосатый человек выключал шум. В Доме становилось тихо. Большой волосатый человек прикасался отверстием для еды к спящему Сливочному человеку и издавал звук, похожий на всасывание вантуза в унитазе. (У Сливочного человека на крыше – говоря на человеческом, на голове – было на удивление много волос, а с человеческого корпуса – говоря на человеческом, тела – они куда-то терялись.) Сливочный человек открывал оконца-глаза и гладил Большого волосатого человека.
Сливочный человек уплетал помадку с цукатами и заливался звонкой высокой трелью. Большой волосатый человек подсушивал хлеб на сковороде и мазал тосты сливочным маслом. Дом пах нежной свежестью.
Сливочный человек цвел от удовольствия.
Большой волосатый человек цвел от удовольствия.
Дом цвел от удовольствия.
Вечером все повторялось, но наоборот.
затем было так:
Светящийся без электричества шар запаздывал, резкий каркающий шум наполнял темный Дом. Большой волосатый человек выключал шум и продолжал лежать. Когда резкий каркающий шум наполнял темный Дом во второй раз, Большой волосатый человек шел в ванную и наполнял ее выпуклым шуршащим шумом. Большой волосатый человек всасывал вантузом унитаз. В Доме становилось громко. Сливочный человек открывал глаза и закрывал ладонями лицо.
Сливочный человек жевал заветрившуюся помадку с цукатами. Большой волосатый человек мазал горелый хлеб сливочным маслом. Дом пах холодной свежестью.
Сливочный человек кололся от раздражения.
Большой волосатый человек кололся от раздражения.
Дом кололся от раздражения.
Вечером все повторялось, но наоборот.
после ЗАТЕМ было так:
Каждый второй день светящийся без электричества шар забывал включиться. Большой волосатый человек и Сливочный человек превращались в резкий каркающий шум и наполняли собой испуганный Дом. Большой волосатый человек бил кулаками стены и хлопал Сливочного человека по щекам. Сливочный человек шел в ванную и наполнял ее низким глухим стоном. Большой волосатый человек ронял на пол слова. В Доме становилось громко. Сливочный человек заталкивал слова вантузом в унитаз. Человеки менялись ролями, и теперь Сливочный человек страшно замахивался. В Доме становилось еще громче.
Сливочный человек брезгливо брал двумя пальцами гнилую помадку с цукатами. Большой волосатый человек выбрасывал плесневелый хлеб. Дом стоял грустный, немытый, с душком.
Сливочный человек закрывал ладонями мокрое лицо.
Большой волосатый человек закрывал ладонями мокрое лицо.
У Дома не было ни рук, ни лица. Дом мокнул и утопал в плесени.
Вечером Сливочный человек доставал цветочную воду и распылял запах свежести по Дому.
за ПОСЛЕ ЗАТЕМ было так:
На светящийся без электричества шар перестали обращать внимание. Резкий каркающий шум приходил и приходил, но его глушили. Дом стоял полый и тихий. Большой волосатый человек делал вид, что спит, в гостиной. Сливочный человек делал вид, что спит, в спальне. Большой волосатый человек ковырялся вантузом в унитазе. Сливочный человек терял волосы с головы и растил их на теле. Дом грустнел и ржавел. Дом протух от обиды.
Сливочный человек ничего не ел. Большой волосатый человек забывал о черством хлебе. Дом смердел от невысказанных слов.
Сливочный человек трескался от молчания.
Большой волосатый человек трескался от молчания.
Дом трескался от молчания.
Вечером все растворялось в трещинах.
в последнее время было так:
Светящийся без электричества шар вернулся; резкий каркающий шум вновь наполнял Дом. Большой волосатый человек выключал шум в гостиной. Сливочный человек выключал шум в спальне. Дом подставлял на поглаживание стены под свет из окон. Большой волосатый человек встречал Сливочного человека в коридорах и дружелюбно растягивал в стороны уголки отверстия для еды. На это Сливочный человек говорил добрые слова. Дом танцевал ча-ча-ча.